Утро выдалось ненастным. А после вчерашней ночи и выспаться толком не смогла. Всё в голове перепуталось, и мысли шальные бродили. Сначала о Ельке с Лелем, потом о Дивиславе. От последнего сила шла тёмная и густая, такую тронь — захмелеешь тут же, мир в иных красках увидишь. А сбегать — это не по-моему, волков бояться — в лес не ходить. Ну ладно. Тут, допустим, не волк, но явно не человек.
На рассвете попробовала поворожить, только яблочко зачарованное по блюдцу кататься отказывалось, а вода, набранная из окутанного чарами колодца, была прозрачной и спокойной. Не желала показывать ни прошлого, ни будущего.
Поняв, что толку не будет, я прибрала в доме и разобрала травы. Собранные вчера разложила в пучки и перевязала нитью, после чего подвесила сушиться. А те, что уже можно было снимать, ещё раз просмотрела и сложила в мешочки, а потом — в котомку с лекарскими приспособлениями. Это добро всегда нужно, мало ли к кому хворь прилипнет.
За окном собирался дождь. Пока ещё ни капельки с небес на землю не сорвалось, но тучи затянули небо так знатно, что оно стало серым-серым.
Я выглянула в окно и вздохнула. Наивно было надеяться, что останутся хоть какие-то признаки нахождения тут Дивислава. Ушёл красиво, все следы убрал. Ух, нелюдь! Впрочем, мне печалиться особо нечего. Есть тот, кто может дать дельный совет. Выйдя во двор, я ещё раз осмотрелась. Нет, всё как обычно.
Внутри кольнуло от лёгкого разочарования и жалости. М-да, Калина, чудесница из Полозовичей, а чего ты ещё ожидала? Что у порога тебе даров оставили?
И, тряхнув головой, быстро сбежала со ступенек. Обошла дом кругом — нет нигде того, кого ищу. Но ведь чую — тут он. И нет, не Дивислав, конечно. Но вот по манере нехорошо себя вести — словно его брат-близнец.
Я направилась к стоявшей за домом раскидистой яблоне. Остановилась и прислушалась. Вроде бы ничего, только шелест листвы на ветру. Но вот… щелк… клац… Ага, явно не ветви и не плоды. А просто кто-то нахально грызет сворованные с крыши фрукты, которые я порезала и выложила на солнышко сушиться. В специально отведённое место, разумеется.
Подняв голову, я прищурилась. Звуки тут же стихли.
— Вася-я-я, — вкрадчиво произнесла я. — Васяточка-а-а-а.
В ответ — тишина. Только смешок ветра, мол, нашла кого звать. А потом настороженное чавканье, словно и хотелось бы съесть побыстрее, да не дадут. Отсюда вся глубина печали и страдания. Недоеденное лакомство — это такая же боль, как суровая хозяйка, пристально следящая за фигурой и не дающая поесть вволю.
— Вася-я-я, — позвала я. — Я всё равно знаю, что ты там. Выходи, лапушка моя.
Несколько секунд длилась тишина. А потом сверху раздалось глубокомысленное:
— А что мне за это будет?
Я сложила руки на груди и честно пообещала:
— Могу сказать, чего тебе за это не будет.
— Мне надо подумать, — важно сообщили оттуда. — А то я ещё прошлый раз не позабыл.
— Да-а-а? — протянула я с нотками удивления, высматривая упрямого помощника. — И как? Всё отросло уже?
— Нет, — многозначительно донеслось сверху. — Но я заявляю, что… А-а-а-а!
Последнее было вызвано красным шаром, вспыхнувшим прямо возле ветки, на которой расположился нахальный Василий.
Прямо к моим ногам тут же бухнулась увесистая тушка в перьях. Тёмно-серых таких, с серебристым отливом. Крупные лапы с когтями торчали в разные стороны, крылья распластались по земле.
— Аи-и-и-и-й, горемычный я! — простонал он прямо в землю, отчего голос прозвучал глухо и неразборчиво.
Потом выразительно дрыгнул лапами, видимо, пытаясь показать всё бедствия своего положения.
— Помоги, дева красная, не оставь на погибель, тьфу! У тебя тут листья валяются, между прочим.
— Васенька, не придуривайся, — почти ласково сказала я. — Сегодня тут убиралась. А коль нашёл чего, так метёлку в клюв — и вперёд!
Огромный филин Василий, мой неизменный помощник, давший клятву роду матери помогать в делах чудесницких, только тяжко вздохнул и сел. Сейчас он маскировался под обычную птицу, поэтому и размеру был маленького, как обычная лесная совушка. Однако я прекрасно знала, что истинная форма у него далеко не такая безобидная, как сейчас.
Вася пару раз моргнул круглыми жёлтыми глазищами и попытался принять как можно более невинный вид:
— Чего надоть, хозяйка?
Я погрозила пальцем и хмыкнула:
— Ты говор свой окраинный оставь. Всё равно не поможет. И даже не думай, будто я не заметила, что ты все фрукты перетаскал.
Вася тут же страшно задумался, словно я спросила, что день завтрашний принесёт? Пророчить он, кстати, умеет весьма недурно, чем и пользуется, оглоед несчастный. А полозовчанки и счастливы бежать к «птичке вещей», дабы судьбинушку свою узнать. А птичка, зараза, только и рада этому.
— Мне это было необходимо, — как ни в чем не бывало ответил Вася. При этом даже ни капельки не смутился. — Организм надо поддерживать в форме.
Я только покачала головой:
— Уж и не знаю теперь, кто из вас ест больше: ты или Тишка с Мишкой?
Вася задумчиво посмотрел на небо, почесал затылок крылом и выдал:
— Это смотря с какой стороны посмотреть.
Я закатила глаза, понимая, что разговор бесполезен.
— Так, ладно. Ты мне вот что скажи: кто тут возле моего дома бродит, пока я в отлучке?
Вася уставился перед собой в одну точку, словно там было нечто важное. Однако я некоторое время терпеливо ждала, так как порой, чтобы перестроиться с шутливого настроения на серьёзное, моему филину необходимо время. Впрочем, «серьёзное» — понятие расплывчатое. Серьёзность Вася недолюбливал из личных соображений, всё время мотивируя это тем, что от серьёзности портится цвет лица. То бишь морды. На что получал от меня ответ: вашу морду, сударь, ничем не испортишь.
— Ну-у-у… — задумчиво протянул он. — Никого такого, отчего стоило бы бить тревогу, Калина. Хотя, если ещё разок заглянет и хранителя как следует не приветит, то и погонять будет правым делом.
Я насторожилась:
— Так-так, а кто ходит-то?
Не приветить хранителя — это, конечно, оплошность. Особенно такого, как Василий. И пусть заботиться он должен о духовном, но от материального никогда не откажется. Учитывая, что всеяден аки чудище заморское, угодить ему не так уж сложно. Главное, с пустыми руками не приходить. А тут…
— Такой, — многозначительно выдал Вася и взмахнул крыльями, судя по всему, пытаясь показать то ли рост, то ли вес, то ли размер харизмы ходившего, — добрый молодец. Только явно не наш, и холодом… — филин выразительно щёлкнул клювом, — могильным от него веет. Но чую, что зла делать никому не собирается, это ясно. Но вот с воспитанием, конечно, проблемы. На меня посмотрел как на пустое место, а потом и вовсе на дудочке заиграл.
— Дудочке? — приподняла я бровь, вспоминая Дивислава, наигрывавшего чудную мелодию вчера.
— Ага, — кивнул Василий. — На тоненькой такой, из кости вырезанной. И стоило ему только заиграть, как я понял: лишний раз лучше не нарываться.
Это мне совсем не понравилось. Что это такое он наигрывает на своей костяной дудочке, что среди бела дня лучше сторониться? Или Василий попросту меня за нос водит?
Решив, что проверить лишним не будет, я быстро шагнула к филину и ухватила его за шиворот. Василий резко завопил про покушение на честь его (что неправда) и тело юное (что совсем неправда) и попытался отбиваться. Правда, толком ничего не вышло, потому что хватка у меня крепкая, а желание разобраться в происходящем — ещё крепче.
— Ты меня за нос не води, — строго сказала ему. — Говори прямо.
Василий попытался изобразить жертву, но, в очередной раз поняв, что ничего не выйдет, только тяжко вздохнул:
— Пользуешься ты моей добротой, Калина. Вот как хочешь, так и пользуешься!
Я легонько встряхнула его. Всё же держать на весу такую тушку — то ещё испытание. Хотя я не жалуюсь, ведра с водой из колодца таскаю ежедневно, но всё же ведра ни в какое сравнение не идут с настоящим весом хранителя.
— Ай-ай-ай! Прекрати! Сынок это Кощеев!
От неожиданности я выронила Васю на траву. Тот ойкнул, ударившись пятой точкой, и недобро посмотрел на меня.
— Порча имущества, между прочим. В Берестах Къевских записано указом великого князя, что за порчу имущества полагается…
— Тычок под ребра и парочка воспитательных работ за непотребные разговоры. И вообще, моё имущество — что хочу, то и делаю!
— То есть я имущество?
— Конечно!
Вася насупился, но возражать не стал. Всё же знал, что я права. И уж коль одно сказал, то и далее надо договаривать. К тому же сынок Кощеев — это о-о-о… это ого-го-го! Как его в наши места-то занесло? И если так всё, то маскируется прекрасно. Я хоть и почуяла, что дело неладное, но вот определить не смогла. Эх, а могла бы подумать! В ворона же при мне обернулся! Да и ночью от него веяло таким… неживым. Вот делом надо было заниматься, а не заглядываться на очи прекрасные и лицо красивое.
— Короче, Кощеевич, он самый. На дом твоим косым взглядом не смотрел. Обошёл пару раз, наиграл мелодию чарующую, усмехнулся и растворился дымом черным. Я всё перепроверил: никакой гадости не навёл, только это…
Вася смущённо зашаркал лапой. Мне внезапно стало не по себе. Обычно мой нахальный хранитель не смущается. Что произошло?
— Только что? — осторожно уточнила я.
— Ну, это… — пробубнил Василий. — Заклятие любовное накинул.
Я потеряла дар речи. А потом… ночь, поцелуи, объятия. И на реке до этого. Сглотнула и сделала глубокий вдох. Так вот оно что! Ну, Коще-е-е-е-ей! Ну, явишься ты ещё разок, гость ненаглядный, приголублю ухватом так, что мало не покажется!
Вася на всякий случай начал отползать в сторону. Кажется, выражение моего лица его совсем не радовало. И не зря.
— А ты-ы-ы-ы, — прошипела я, — ты почему молчал?
Вася развел крыльями:
— Калинушка, сама подумай головой-то! Сначала вся эта толпа народу честного, потом девица в слезах, потом Забава с бельём и… Слушай, а у тебя уже возраст, хорошая моя, тебе замуж пора. Так почему бы не…
Я швырнула в него яблоком, но крылатый поганец сумел увернуться.
— Вот точно надо замуж! Будешь пилить тогда не только меня, но и мужа. А то я совсем скоро плохой стану. И тебя…
— Меня?! За Кощея?
— Ну, а что? Завидный жених, между прочим! И крепкий! Выдержит многое, и опять — одна польза в хозяйстве!
Ещё одно яблоко полетело в мерзкого филина и на этот раз достигло цели. Послышались брань и гневное щелканье клювом. После этого Василий гордо взмыл ввысь.
Я лишь молча проводила его взглядом. Да уж, скучно тут точно не будет. Осталось только выяснить, что делать дальше: спасать Леля или спасаться самой?
Васька, паразит, улетел так быстро, что я не успела задать главный вопрос. Однако расстраиваться всё равно не стоит, сама разберусь. Поведя плечами и с тоской посмотрев на серое небо, поняла, что хорошей погоды ждать не стоит. Поэтому, следовательно, и поворожить нормально не получится. Не любят чары вот такого вот. Им солнечный или лунный свет нужен, но никак не хмарь, серое небо и накрапывающий дождь. Я задумчиво постучала пальцами по стволу яблони. Если б с Лелем и впрямь какая беда приключилась, то почувствовала бы. Всё же не зря дружим много лет, а чудесница я не из последних. Уж другу-то сделала оберег что надо, чуть что не так — оповестило бы сразу. Но в то же время кто его знает… Ведь случиться могло всякое. А если не смерть или не тяжкая болезнь, то могу и не учуять. А ещё и Елька. Врала, ой врала, краса-девица. То ли кто надоумил историю рассказать, то ли сама просто умом не блещет, а Лель решил по-тихому уйти от невестушки. Хотя… не в его это характере. И хоть не
Услышав последнее, я насторожилась. Дудочка? Очень интересно. Прямо тут тебе паломничество бродячих сказитилей и музыкантов. Но вот по описанию немного странно. Вроде бы и похож на Дивислава и в то же время… не совсем он. Пусть тьмой и веет от него, только взгляд вовсе не голодный и не пустой. А ещё внутри кольнуло, стало несколько неприятно. Наговаривают! И тут мысленно дала себе подзатыльник. Это ещё что за мысли? Не знаю его совсем, а уж защищаю его. Ну и ну, дожили. — Представился Темнозаром, — тем временем продолжал Емельяныч, словно не видя моей задумчивости. — И вроде бы не со злом пришёл, только всё равно мы все переполошились. Не наш он, чужой. Темнозар? Вот так имечко. Явно не из Полозовичей. Да и вряд ли в землях наших кому в голову придёт так ребёночка назвать. Издалека пришёл. Только вот откуда? Хороший вопрос. — И чего же хотел? — осторожно уточнила я. Емельяныч поковырял носком лаптя пол. Глубоко задумался, потом тяжко вздохнул.
— Конечно! — не смутилась я, хоть сама знатно струхнула. Правда, задуматься об этом так и не удалось, потому что со двора вдруг донёсся женский вскрик. Не успели мы с Дивиславом и переглянуться, как в светелку вбежала пожилая светловолосая женщина в льняном платье с ухватом наперевес. Хотела было кинуться на нас, но, увидев меня, замерла у входа. — Калина… как же? Что тут происходит? Матушка Ельки, Алексина Волелюбовна, в отличие от дочки, женщина рассудительная и неглупая, но… немного порывистая. Это ж надо было за ухват сразу взяться. Впрочем, если она воров тут ожидала увидеть, то вполне логично, что она собиралась устроить им страшное. — Где Елька? Алексина Волелюбовна уже начала было сердиться. Всё же женщина, больше живущая сердцем, а не разумом, когда дело касается дочери… и хозяйства. Кстати, надо бы выведать, где она была, когда Елька рыдала у меня под дверью. — Это мне хочется спросить, где вы ходите! — холодно сказал
Дождь зарядил неслабый. Словно небо рыдало от горькой обиды. Гром грохотал вовсю, а ослепительные молнии сверкали так, что недолго и ослепнуть. Васька насторожено сидел у окна и поглядывал на расположившегося напротив меня гостя. Клятву Дивислава домовые приняли, да и Васька подвоха не учуял. Поэтому я, положившись на своих домочадцев, не стала больше чинить преград и пустила гостя со спокойной душой. Впрочем, моя сила тоже молчала — не чуяла от Дивислава ничего дурного. Поэтому решила, что хоть и не буду забывать про осторожность, но гостя уж привечу как полагается. Чаем ароматным с травами целебными и лепешками с домашним сыром. Конечно, молодцу оно надо чего и попитательнее, да только Тишка с Мишкой выметают всё в доме на такой скорости, что ни на кого больше не остается. Вот и верь потом в то, что домовые есть создания бестелесные и до материального им никакой охоты нет! Да, конечно! Верьте им больше! Останетесь тогда вообще без запасов продовольственных!
Удавгород — это, конечно, хорошо. Вполне себе приличное место, получившее название от сказочного красавца-основателя, который давным-давно заложил могущественный град, женился на человеческой девушке и дал начало всему оборотному роду. Не зря, ох не зря наши края многие величают Змеиным местом. Если вот в Полозовичах, по сути, только легенды остались да предания… ну и полозы, живущие в оврагах и у камней, то в Удавгороде есть те, кто умеет оборачиваться змеем и даже в человеческой форме имеет глаза холодные и янтарные, словно мёд, что разведён каплей яда. Удавгород находится за лесом, добираться до него дня два надо. Можно пойти и по короткому пути, но я бы не рискнула. Мало кто сейчас по дорогам лесным бродит. Хотя… Я покосилась на Дивислава. Возможно, ему без разницы, как идти. Всё же сын Кощеев, кто осмелиться перейти дорожку? Да никто! Это ж каким надо быть дурнем, чтобы перечить сыну того… — Что задумалась, Калинушка? — спросил Дивислав, сложив руки на груди и з
Ночь выдалась тихая и звёздная. Вопреки пасмурному серому дню, так щедро проливавшему на землю струи дождя. Правда, вот прохладнее стало намного. Но это не беда, можно пережить. Лето всё же на улице, не зима. А мне что снег, что зной. Знай только одевайся по погоде — и все дела. Зимой-то, конечно, есть определённые трудности, но я справляюсь. Всякая погодка в Полозовичах хороша. А кто ноет да плачет, тот сам себе злобный змей. Если находить кругом хорошее, то и живётся на свете легче. — Наглый он, наглый, — сказал Васька, стоило только Дивиславу выйти из дому. Наглый, конечно. Ночевать он, видите ли, останется. Может, тогда ещё и постельку мягко постелить да рядышком с собой уложить, чтобы кошмары не мучили? Однако, заметив выражение моего лица, он только рассмеялся: — Ай-ай-ай, Калинушка, какие мысли в голову тебе закрадываются! По глазам же вижу, что какое-то непотребство подумала. Нехорошо-о-о-о. А останусь я всё равно — слишком далеко идти назад, а потом
На ночь Дивислав всё же остался у меня. После произошедшего он был хмур и неразговорчив. На попытки расшевелить его почти не реагировал. Однако моей настырности позавидовала бы Забава в момент обворожения очередного кандидата в мужья. Пришлось усадить на лавку, тревожно и внимательно всматриваясь в лицо, взять за руку и старательно изображать обеспокоенную чудесницу. Впрочем, Дивислав изначально не особо проникся, будучи погружённым в собственные мысли. Поэтому пришлось усиленно потрясти его за руку и сесть поближе. — Дивиславушка, — промурлыкала я, разве что не поглаживая по плечику. — Не молчи, коль печаль такая, поделись со мной печалью… Если, конечно, это печаль. Он покосился на меня: — Слушай, ты всегда такая? Ну, уже хлеб. А то сидит весь в себе, страдает, как не знаю что. А так, вон, даже в глазах огоньки вспыхнули. Одновременно лукавые, удивлённые и страдальческие. — Ты всегда такая, да? — зачем-то уточнил он. — Ага, —
Месяц назад — У нас неприятности, — возвестил Дивислав с таким видом, словно эти они предназначались исключительно мне одному. Я оторвал взгляд от строк древнего свитка и задумчиво посмотрел на брата. Тот стоял возле двери с самым невинным видом и изо всех сил показывал, что обещанные неприятности — не его рук дело. — И что… за неприятности? — поинтересовался я, не торопясь покидать уютный ковёр, на котором не грех было не только сидеть и изучать знания предков, но и предаться плотским утехам, а также прекрасно выспаться. Младший тем временем заложил руки за спину и деловито разглядывал полки со смертоносными зельями. Мой вопрос, разумеется, слышал, но отвечать не спешил. Конечно-о-о-о, мы же Дивислав Кощеевич, младший сын и надежда всея Межанска, в отличие от старшего брата, отрекшегося от власти. Правда, будем откровенны, у меня мощи куда больше, да и возраст берёт своё. Поэтому Дивислав порой хоть и вёл себя как вздорный младший, но хамства или неу