— Конечно! — не смутилась я, хоть сама знатно струхнула.
Правда, задуматься об этом так и не удалось, потому что со двора вдруг донёсся женский вскрик. Не успели мы с Дивиславом и переглянуться, как в светелку вбежала пожилая светловолосая женщина в льняном платье с ухватом наперевес.
Хотела было кинуться на нас, но, увидев меня, замерла у входа.
— Калина… как же? Что тут происходит?
Матушка Ельки, Алексина Волелюбовна, в отличие от дочки, женщина рассудительная и неглупая, но… немного порывистая. Это ж надо было за ухват сразу взяться. Впрочем, если она воров тут ожидала увидеть, то вполне логично, что она собиралась устроить им страшное.
— Где Елька?
Алексина Волелюбовна уже начала было сердиться. Всё же женщина, больше живущая сердцем, а не разумом, когда дело касается дочери… и хозяйства. Кстати, надо бы выведать, где она была, когда Елька рыдала у меня под дверью.
— Это мне хочется спросить, где вы ходите! — холодно сказала я, заставляя её опешить. — Хорошо, что я с товарищем шла мимо, заметили, что у вас дверь распахнута. А Ельки и близко нет! Зовём — никак не дозовёмся!
Дивислав кивнул с самым серьёзным видом. Молодец, поддерживает моё представление. Главное, чтобы Алексина Волелюбовна не заинтересовалась, что это у меня за товарищ такой. А то не меньше Ельки поговорить любит. А я тут одна-одинёшенька, многим жития это спокойного не даёт. Всё замуж пытаются пристроить. И как ни поясняешь, что спешка тут ни к чему, от судьбы всё равно не уйду, — до дуба-дерева просто. Поэтому поздно сообразила, что сказала лишнего.
Впрочем, слава богам, Алексина Волелюбовна думала о дочери:
— Как нет? — искренне изумилась она. — Дома же оставалась. Я нарочно наказала ей нас с отцом дождаться. В лавке помощь нужна, новый товар понавезли. Вдвоём не управимся.
Я несколько секунд поколебалась, говорить ли правду. По идее, надо бы. Да только ведь потом не успокоятся. Народ переполошится, паниковать вздумает. А не сказать, так всё равно плохо будет.
— Я шел немного впереди, — неожиданно подал голос Дивислав. — И видел, как из вашего дома вылетело нечто странное, похоже на густой черный дым. Калина подоспела попозже.
И тоном-то каким сказал! Аж нехорошо сделалось. Судя по всему, у Алексины Волелюбовны реакция была аналогичная, потому что она только охнула, а в глазах промелькнул страх.
Дальнейший разговор много времени не занял. По сути, наказав ей выпить успокаивающего отвара и наложив заклятие спокойствия, сообщила, что поеду в город, искать ворожку, к которой намедни ходила Елька. Дивислав попытался было аккуратно выведать, не известно ли Волелюбовне ещё что-то о дочкиных походах, но та лишь покачала головой. Ай да Елька! Значит, проворачивала всё действо тайно от матушки! Точно дурёха.
Под конец беседы Дивислав осторожно взял меня под локоток и вывел из дому. Задумавшись, я даже не сразу сообразила, что мы идём практически под руку. Но когда попыталась высвободиться, то ничего не получилось — держал он на удивление крепко.
— Не сейчас, Калинушка, — прошептал, считай, одними губами. — Люди смотрят.
Допустим, про «люди» — это он, конечно, хватил, но вот Алексина Волелюбовна и впрямь смотрела нам вслед. И по-доброму или не очень, сказать я не могла.
— Улыбайся, — шепнул он. — Сделай хотя бы вид, что говоришь со мной о чем-то приятном.
— А не много ли ты себе позволяешь? — стараясь сохранять дружелюбие, прошипела я.
— Хотелось бы больше, — признался Дивислав.
При этом в интонации не было ни ожидаемой насмешки, ни ехидства. Он был искренен. И что самое интересное, даже немного смутился. Не то чтобы там покраснел или опустил взгляд, но посмотрел с таким непроницаемым лицом, что и впрямь стало ясно — ему немного не по себе.
Хм, вот уж чудно так чудно.
— И куда же мы идём? — спросила я, когда мы свернули с главной дорожки.
— Домой, — усмехнулся он. И, увидев моё немое возмущение, добавил: — К тебе.
— А я тебя разве приглашала? — почти ласково уточнила, невольно отметив, что путь он знает прекрасно.
Дивислав только притворно вздохнул:
— Нет, конечно. Всё самому приходится. Не напросишься — не погостишь. Но вот поговорить о наших делах и впрямь стоит без лишних ушей.
Про уши он всё-таки загнул. Тишка, Мишка, Васенька… Народу полный дом. Правда, при надобности могут прикинуться ветошью и по возможности не издавать лишних звуков.
— О наших — это о каких? — тут же поинтересовалась я.
Ибо колкости колкостями, а забывать о работе не стоит. Главное, чтобы опять не начал сказки рассказывать, про замужество и прочую чушь.
— О Горыныче, — внезапно спокойно сказал Дивислав, и я позабыла как дышать.
Ничего себе… Неужто его появление тут как-то связано с похищением Леля? Боги, если и впрямь поможет, то… Что? А, ладно, потом разберусь.
— А Горыныч что? — невинно уточнила я.
Дивислав только загадочно посмотрел на меня. Дальнейший путь до дома прошёл в молчании, как я ни пыталась его разговорить. И только возле калитки он вдруг остановился, шумно выдохнул и сказал:
— Не мог он этого сделать. Не крал он твоего друга.
Я аж остановилась и недоумённо посмотрела на Дивислава. Правду говорит али шутить изволит? Хм, вроде бы и впрямь серьёзен. Странно, очень странно. Змей Горыныч — вполне себе родственник Змеиного царя. Не то чтобы враг полозовчанам, да только в друзьях особо никогда не был. Возможно, Елька и вовсе неправду сказала? Не было никакого змея.
От таких мыслей и вовсе стало не по себе. Что ж это за такая жизнь пошла, что каждое слово под сомненье надо ставить?
— Откуда знаешь? — строго спросила я Дивислава.
Тот же задумчиво смотрел на крышу моего дома, чуть прищурившись, будто пытался оглядеть защитный контур. Неужто видит? Вряд ли, его моя матушка творила, а она была чудесницей далеко не из последних. Правда, Дивислав полон тайн и загадок. Может, умеет что такое, о чём и я не подозреваю.
— В доме расскажу, — спокойно повторил он. — Не стоит чужим слышать то, что для их ушей не предназначено.
Интересно, зачем ему так необходимо попасть в моё жилище? Ладно, пусть будет по-твоему, месяц ясный. Посмотрим, чего удумал.
— Идём тогда, — улыбнулась я и поманила за собой.
Дверь передо мной распахнулась сама. Юркнуть внутрь — дело секунды. Дивислав, кажется, что-то хотел сказать, но тут же раздался его удивлённый возглас. Но я не обернулась, только прищурилась, глядя на нахально рассевшегося прямо на любимой дорожечке Ваську. Васька лопал ложкой мёд прямо из горшка и вид имел неприлично счастливый. Кто не ест мёд? Филин не ест мёд? Ха! Это если нормальный филин! А если хранитель, которого в птичьем теле сотворили, то он может и всё съесть! Вас в том числе. Правда, потом сильно раскается. Но не факт, что вам станет легче.
Заметив меня, Василий спешно спрятал горшок за спину и попытался принять вид как можно более невинный. Дважды моргнул желтыми глазищами и щелкнул клювом.
— Что, Калинушка, пришла уже? — разве что соловьиной трелью не запел, хотя трель вышла так себе. — А я вот решил подождать тебя тут. Сама понимаешь, дождик вот-вот закапает, так я лучше тут. А то потом залечу мокрый, следов наделаю.
— Ты их и так уже наделал, — проворчала я.
— Хозяюшка, что с этим-то? — подал голос Тишка.
Я повернулась и хмыкнула. Двое дюжих молодцев преградили дорогу Дивиславу. Он только вопросительно приподнял бровь и посмотрел на меня. При этом по выражению лица было понятно, что оценил такую встречу. Ну, так… что ж ты думал, голубь сизый, незнакомого мужчину и так просто одинокая дева домой поведёт?
Мишка посмотрел на меня, сдул непокорный каштановый локон, серые глаза озорно блеснули.
— Так чего велишь, Калинушка?
— Не нравится он мне, — категорично заявил его близнец Тишка. — Я бы не пущал. Тьмой и холодом от него веет, а ещё сыростью земли, будто провёл там не один год. Хозяюшка, ты где такого отыскала?
Я сложила руки на груди, неотрывно глядя прямо в глаза Дивислава.
— Ну, отвечай, гость дорогой, — произнесла ровно и спокойно. — Рассказывай, с какими намерениями в дом к девице-чудеснице одинокой пожаловал, добрыми али злыми? Или, может, затеял чего, раз мои домовые тебя на пороге прямо остановили?
Дивислав осмотрел обоих молодцев, плечистых и ладных, на лицо приятных, с улыбками, как у самого Богатыря-Солнце. Вздумай Тишка с Мишкой по улице в человеческом обличье разгуливать, так все полозовчанки были бы их.
Поэтому Кощеев сын присвистнул и тихо спросил:
— Одинокой? С такими-то домовыми?
Васька за моей спиной издал непередаваемый звук, однако я тут же завела за спину одну руку и погрозила нахалу кулаком. Мало того, что продукт переводит, так ещё и хихикает. Мужская солидарность у него, понимаешь, проснулась. Ничего-ничего, так же быстро и уснёт, когда без ужина останется.
— Язык у тебя ядовитый, наверно, от ума невеликого, — заметил Мишка. — Калинушка, можно его стукнуть?
— И мне? — тут же оживился Тишка.
Дивислав откровенно забавлялся, но соревноваться в острословии с близнецами не спешил. Только смотрел на меня с чуточку кривой улыбкой. Мол, а ты, душа-красавица, чего хочешь? Выпроводишь или выслушаешь?
— Клятву дай, что не причинишь мне вреда, Дивислав, — сказала я, не замечая его улыбки (а хороша, ох, как хороша ж!). — И всем, кто здесь живёт, тоже.
— Вот это я одобряю, — важно сообщил за спиной Василий, подозрительно чем-то чавкая. — Вот очень пра… пра… ням-ням-ням… о чем это я?
«Убью», — решила я.
Дивислав только грациозно пожал плечами. Мол, ты бы ещё сплясать танец заставила.
— Хорошо, как хочешь, Калина-чудесница. Клянусь добрым намерением своим, что ни в мыслях, ни в делах не причиню зла ни тебе, ни домочадцам твоим.
— Родом клянись, — строго вдруг сказал Вася.
И ни намека на былую шутливость и несерьёзность в его тоне не было. Только приказ, которого никто не может ослушаться.
Тишка и Мишка кивнули.
— Родом, — сказал один.
— Да, родом, — подтвердил второй.
В глазах Дивислава словно сверкнула молния, в хате вдруг стало невероятно холодно. Я поняла, что не могу отвести взора, а сердце пропустило удар.
— Клянусь, — хрипло сказал он, — родом своим Ко…
На улице грянул гром, последнее слово утонуло в грохоте. За окном хлынул страшный ливень, а в распахнутое окно ворвался леденящий ветер.
Дождь зарядил неслабый. Словно небо рыдало от горькой обиды. Гром грохотал вовсю, а ослепительные молнии сверкали так, что недолго и ослепнуть. Васька насторожено сидел у окна и поглядывал на расположившегося напротив меня гостя. Клятву Дивислава домовые приняли, да и Васька подвоха не учуял. Поэтому я, положившись на своих домочадцев, не стала больше чинить преград и пустила гостя со спокойной душой. Впрочем, моя сила тоже молчала — не чуяла от Дивислава ничего дурного. Поэтому решила, что хоть и не буду забывать про осторожность, но гостя уж привечу как полагается. Чаем ароматным с травами целебными и лепешками с домашним сыром. Конечно, молодцу оно надо чего и попитательнее, да только Тишка с Мишкой выметают всё в доме на такой скорости, что ни на кого больше не остается. Вот и верь потом в то, что домовые есть создания бестелесные и до материального им никакой охоты нет! Да, конечно! Верьте им больше! Останетесь тогда вообще без запасов продовольственных!
Удавгород — это, конечно, хорошо. Вполне себе приличное место, получившее название от сказочного красавца-основателя, который давным-давно заложил могущественный град, женился на человеческой девушке и дал начало всему оборотному роду. Не зря, ох не зря наши края многие величают Змеиным местом. Если вот в Полозовичах, по сути, только легенды остались да предания… ну и полозы, живущие в оврагах и у камней, то в Удавгороде есть те, кто умеет оборачиваться змеем и даже в человеческой форме имеет глаза холодные и янтарные, словно мёд, что разведён каплей яда. Удавгород находится за лесом, добираться до него дня два надо. Можно пойти и по короткому пути, но я бы не рискнула. Мало кто сейчас по дорогам лесным бродит. Хотя… Я покосилась на Дивислава. Возможно, ему без разницы, как идти. Всё же сын Кощеев, кто осмелиться перейти дорожку? Да никто! Это ж каким надо быть дурнем, чтобы перечить сыну того… — Что задумалась, Калинушка? — спросил Дивислав, сложив руки на груди и з
Ночь выдалась тихая и звёздная. Вопреки пасмурному серому дню, так щедро проливавшему на землю струи дождя. Правда, вот прохладнее стало намного. Но это не беда, можно пережить. Лето всё же на улице, не зима. А мне что снег, что зной. Знай только одевайся по погоде — и все дела. Зимой-то, конечно, есть определённые трудности, но я справляюсь. Всякая погодка в Полозовичах хороша. А кто ноет да плачет, тот сам себе злобный змей. Если находить кругом хорошее, то и живётся на свете легче. — Наглый он, наглый, — сказал Васька, стоило только Дивиславу выйти из дому. Наглый, конечно. Ночевать он, видите ли, останется. Может, тогда ещё и постельку мягко постелить да рядышком с собой уложить, чтобы кошмары не мучили? Однако, заметив выражение моего лица, он только рассмеялся: — Ай-ай-ай, Калинушка, какие мысли в голову тебе закрадываются! По глазам же вижу, что какое-то непотребство подумала. Нехорошо-о-о-о. А останусь я всё равно — слишком далеко идти назад, а потом
На ночь Дивислав всё же остался у меня. После произошедшего он был хмур и неразговорчив. На попытки расшевелить его почти не реагировал. Однако моей настырности позавидовала бы Забава в момент обворожения очередного кандидата в мужья. Пришлось усадить на лавку, тревожно и внимательно всматриваясь в лицо, взять за руку и старательно изображать обеспокоенную чудесницу. Впрочем, Дивислав изначально не особо проникся, будучи погружённым в собственные мысли. Поэтому пришлось усиленно потрясти его за руку и сесть поближе. — Дивиславушка, — промурлыкала я, разве что не поглаживая по плечику. — Не молчи, коль печаль такая, поделись со мной печалью… Если, конечно, это печаль. Он покосился на меня: — Слушай, ты всегда такая? Ну, уже хлеб. А то сидит весь в себе, страдает, как не знаю что. А так, вон, даже в глазах огоньки вспыхнули. Одновременно лукавые, удивлённые и страдальческие. — Ты всегда такая, да? — зачем-то уточнил он. — Ага, —
Месяц назад — У нас неприятности, — возвестил Дивислав с таким видом, словно эти они предназначались исключительно мне одному. Я оторвал взгляд от строк древнего свитка и задумчиво посмотрел на брата. Тот стоял возле двери с самым невинным видом и изо всех сил показывал, что обещанные неприятности — не его рук дело. — И что… за неприятности? — поинтересовался я, не торопясь покидать уютный ковёр, на котором не грех было не только сидеть и изучать знания предков, но и предаться плотским утехам, а также прекрасно выспаться. Младший тем временем заложил руки за спину и деловито разглядывал полки со смертоносными зельями. Мой вопрос, разумеется, слышал, но отвечать не спешил. Конечно-о-о-о, мы же Дивислав Кощеевич, младший сын и надежда всея Межанска, в отличие от старшего брата, отрекшегося от власти. Правда, будем откровенны, у меня мощи куда больше, да и возраст берёт своё. Поэтому Дивислав порой хоть и вёл себя как вздорный младший, но хамства или неу
Матушка поприветствовала гостью и посторонилась, давая возможность, пройти. В помещении словно пронеслась молния, и появился запах болота и земли. Один тяжёлый шаг, потом второй, третий… Я поднял глаза и взглянул на гостью. Пришла. Ну, теперь будет весело. Дивислав явно разделял моё мнение, однако имел вид ещё более далекий от радостного. Если меня присутствие Лишки немножко раздражало и забавляло, то вот для него это могло вылиться настоящим испытанием. Ведь с каждым разом мы всё приближаемся к тому моменту, когда наступит роковое пророчество и Дивиславу назовут его суженую. Конечно, с одной стороны, можно спросить: зачем так мучиться и выслушивать Лихо? Да ещё и принимать слова на веру. Но вот… Всё не так просто. Во-первых, в землях людей бродят не совсем верные истории про Лихо Одноглазое. Среди них есть и такая: один глаз у него видит настоящее, а другой — будущее. Только вот хорошее изрекать у неё никак не получалось (всё же наследственно
Голова сильно кружилась. Во рту стоял неприятный кислый привкус, будто съел пуд лимонов. Да уж, что-то однозначно не везёт мне. То от работы оторвут, то Лишка придёт, то откат получу. Провидица, кстати, слава матушке, ушла восвояси. Пыталась задержаться, расспросить, что я видел. Однако очень быстро поняла, что в окружении недобро настроенных Кощеев лучше не задерживаться. Поэтому даже не просила проводить. Улизнула так быстро, что я и приложить каким мелким проклятием не сумел. А жаль. Что-то сплошное расстройство, а не день. К тому же лежать на постели и восстанавливать потерянные силы в плане моего дня не было. Тем не менее, собственное здоровье резко сказало: «Ой, ква» и прикинулось неспособным даже на чтение рукописей на древнем языке. Буквицы нахально плыли перед глазами, а магические ключи отказывались подходить к нужным проклятиям. В общем, кругом беда. — На, пей. — Матушка всунула мне в руки чашу с отваром. — Быстро на ноги поставит.
Умрунская деревня находится на окраине Межанска. И под землей. Чтобы до неё добраться, стоило прилично спуститься, преодолеть границу между срединным миром на меже и миром умерших. Как Кощееву наследнику, мне вход открыт всегда, стоило только пожелать. Обычным людям там, конечно, делать нечего. Да и попросту не увидят ничего: ни просторных ходов, ни причудливых растений, ни каменных стен, от которых идет слабое золотистое свечение, ни пурпурных озёр, из которых не стоит пить. Ранее умруны были людьми. Но, перешагнув границу жизни, по каким-то причинам остались в деревеньке надолго. Кому оставаться, а кому истлевать и снова на землю возвращаться, решает Матушка Природа. Ей умруны что-то вроде слуг. Своеобразные, конечно, к их виду первоначально привыкнуть надо, но это ничего. Потом благородный синеватый оттенок кожи уже даже и не смущает. Под землёй умруны слушают. Да, именно слушают. Кто о чем говорит, какие вести разносятся по земле и под землёй. Сюда стекаю
Спустя девять месяцев — Не в восторге, вот честно, — искренне сказала я, удерживая любопытную Деяну на руках. Вот ребёнку всего ничего, а всё уже надо! Чую, едва она станет на ножки — бедный Кощеев терем. Ручонки ещё к интересующим предметам не тянет, но взгляд весьма осознанный. А глаза — серые-серые, все в папочку, прохвоста окаянного. — Что? Всё плохо, да? — занервничала Забава, ухватила шкатулку с драгоценностями и затрясла над кроватью. Броши, ожерелья, кольца и серьги разноцветьем рассыпались по покрывалу. — У-а-у! — радостно сообщила Деяна, всем видом намекая, что увиденное ей очень нравится. — Это только для взрослых, — сурово сказала я. Дочь тяжко вздохнула. Нет, точно мне скоро несдобровать. Дитятко с кощеевской кровью соображает куда лучше просто людских. Растёт не по дням, а по часам — не выдумка. Теперь я знаю это точно. Раньше всё не верила, думала, что сказки сказывают непоседливые мамаши, которые ждут не дождутся, когда
…Дорога и впрямь оказалась мерзкой до ужаса. Бывали участки, где приходилось буквально протискивать между стенами. Хорошо хоть на голову ничего не падало, и никаких признаков погони и близко не было. Но всё равно через некоторое время я была зла, изрядно ободрана и готова вызвериться на кого-то из ближних. Ближние, надо отдать должное, вели себя очень спокойно и терпеливо, памятуя о том, что я совсем недавно вышла замуж (а это, между прочим, стресс для молодой девушки, которая туда совсем не собиралась). По пути удалось немного детальнее узнать историю Горыныча. Оказалось, что его неразумная сестрёнка связалась с Ткачихой, поверила, что древняя тварь за помощь подарит ей часть своего могущества. Ткачиха уж не помнила, сколько ей лет, знала, что рождена была в одно из солнечных затмений, когда Богатырь-Солнце не присматривал за младшей серебряной сестрёнкой. И после заключения в горе долго не могла выбраться наружу — хранители хорошо делали своё дело и не пускали её н
Золото слепило глаза. Сияло ярко, не давало смотреть спокойно и прямо. Мне, привыкшему к полумраку змеиных покоев, это не слишком нравилось. Но Доля крепко держала меня за руку и вела за собой. Позади, весьма мерзко посмеиваясь, брела Недоля. Вот, честное слово, сколь хороша одна сестра, столь же печальна вторая! — Он нас ждет, — бросила через плечо Доля, останавливаясь у дверей из золотистого дерева. Коснулась длинными пальцами ручки в виде головы медведя, тут же раздался звериный рык, а потом — металлический звон. — Свои-свои, — Недоля искривила в ухмылке тонкие губы, — впускай уж. Дверь бесшумно отворилась. Я только успел заметить, как полыхнули рубиновым светом медвежьи глаза. Мы вошли. Эхе-хе, а кузница Богатыря-Солнца — это вам не человеческие и не змеиные. В могучих руках огромный молот как игрушка детская, на ярмарке купленная. Пламя полыхает жарко, мигом пот начинает течь по лбу, а одежда липнет к телу. Искры вспыхивают такие, что вми
Спустившись с последней ступеньки, мы оказались на небольшой круглой площадке. Здесь было несколько проходов, затянутых льдом. Так же, как закрылась наша камера, стоило только её покинуть. Но ко мне, прямо в середину площадки, ступил… Лель. Знатно заросший, обзавёдшийся приличной бородой, в потрёпанной одежде, но целый и невредимый. Вмиг сгреб меня в охапку, не дав даже пискнуть. — Живая, здоровая! — радостно затараторил он, осматривая меня со всех сторон. — Боги одни знают, как я за тебя волновался, а сделать ничего не мог — Эй-эй, уважаемый, — нахмурился Дивислав и попытался вытянуть меня из крепких объятий друга. — Будьте аккуратнее, всё же чужую жену тискаете — не свою. От неожиданности Лель отпустил меня, а я закашлялась. Но стоило только посмотреть на недовольного Дивислава, то сразу стало понятно: ещё чуть-чуть, и Лелю несдобровать. — Я её с детства зна… — начал было тот, а потом посмотрел на меня: — Как жену? Что тут происходит?
Сказать, что я не ожидала такого поворота событий — ничего не сказать. Там, у моста, соображала весьма туго и не могла никак контролировать процесс. Чего только стоил огромный поток безумных чудесницких сил, прошедших через тело! Выглядевшие как призраки, древние воины на самом деле вместилища огромной энергии, спокойной дремавшей, пока Змеиному царю не пришло в голову её разбудить. И всё вроде было даже не так плохо. Я понимала, что ритуал всё же непростой и малой кровью не отделаться, но тут Дивиславу взбрело в голову проявить благородство. А может, что-то другое — не знаю. Сейчас, глядя на его порезанную ладонь, обагренную тёмной кровью, поняла, что произошло на самом деле. Поэтому молча перемотала руку супруга оторванным от нижней рубахи лоскутом ткани, затушила в зародыше устроить скандал на предмет: «Ну и, какого лешего?» и стала думать думу. Потому что со светлого, пусть и полного стихийных сил берега реки мы переместились в мрачное, сырое и крайне неп
Хвост мой чешуйчатый, боги пресветлые и роскошное тело Доли! Вы тут ещё поцелуйтесь! Честное слово, чтобы я ещё раз позвал кого-то из молодожёнов. А ведь до этого казались вполне приличными людьми. Калина вела себя примерно, Дивислав вроде бы тоже. Никаких жарких чувств я не наблюдал. И тут вам здрасте. Видимо, правду говорят, что кощеев брачный ритуал до добра не доводит. И она уже на него чуть иначе смотрит, и он как-то не так. Только сейчас было не до этого. Земля под ногами подрагивала, звала тысячей голосов. Калинов мост, пропитанный кровью девушек и парней, людей и змеелюдов… Каждый из них пытался вложить нечто своё, помочь хоть как-то сплести невидимое глазу простых смертных заклятие, которое сможет войти в мост и удержать его в Межанске. Я не сказал всей правды. Калина не была спасительницей мира. Единственной, неповторимой, всемогущей и так далее, и тому подобное… Терпеть не могу этих глупостей. Тут даже богатыри и всякие гады ползучие — в смысле, мои бесценные подд
Утро выдалось чудесным. Дивислав ещё спал. Я села на постели. Осмотрелась. Да уж, весьма уютная спаленка. И кровать знатная, дубовая. И постельное бельё мягкое, и одеяло славно греет. А супруг рядом спит так сладко, что впору склониться и расцеловать — до того хорош сейчас. До этого всё он мне отчего-то старше казался. А сейчас… Я невесомо провела по его щеке кончиками пальцев. Дивислав сделал глубокий вдох. На губах появилась еле заметная улыбка. Потянулась было к нему, но резко замерла. Так, что за наваждение? Вспомнилось, как вчера вела себя, и стало даже немного неловко. Что это на меня нашло? Не Калина-чудесница, а влюблённая девчонка. Ох, беда-беда. Щеки даже запылали, пришлось приложить к ним ладони. Так, что-то вчера совсем растаяла. Кому рассказать — засмеют. Справедливости ради стоило сказать, что никому об этом докладывать я не собиралась. Попыталась тихонько уползти с кровати, но меня поймали за руку. — Куда собралась, жена
И тут же сама удивилась. Ничего себе. Неужто всё же умудрилась влюбиться в него? Прислушалась к себе. Хм, вроде бы никаких волнений душевных, сердечных и прочих. Странно. А вот когда на него так Забава восхищённо смотрит, то почему-то внутри словно коготками котёночка царапает. Нет, может, реально эта… как её… любовь? Вот кто рассказывает про мотыльков да бабочек, а у меня — котята? Погрузившись в собственные мысли, даже не сразу поняла, что Дивислав ласково попросил Забаву удалиться. Помог вышвырнуть Ваську в окно (не очень ласково) и сел возле меня. — Калина. — А? — У тебя не припрятан кинжал в рукаве? — подозрительно уточнил он. Вдруг напряжение ушло. Если жених задумывается о таких вещах, значит, с ним можно говорить. И не кидается ни с поцелуями, ни с объятиями. Сидит рядом тихо так, задумчиво. Кажется, и взял бы за руку, но что-то останавливает. А может, сейчас не до этого. Мысли и впрямь были странные. Но слышала, что перед свад
Я мрачно посмотрела на своё отражение в зеркале. М-да уж. Рано или поздно все девушки делают это. — Не верю, — раздался из-за спины голос Василия. — Больше страсти, больше чувств. Ты будто собралась на похороны той вредной родственницы Микулы Радяниновича, а не на собственную свадьбу. Ну кто так делает? — Ты не прав, — не отводя взгляда от зеркала, сказала я, — конкретно на этих похоронах я б не особо страдала. — Какая ты вредная, — отметил он, чем-то увлечённо чавкая. — Платье заботливая свекровь подарила, головной убор внимательный тесть подарил. Змеиный царь подарков надарил, ожерелий всяких там, колец, браслетов, серег — ларец целый! Жених глаз не сводит, собака его ластится… Вот про собаку особенно актуально. Здоровенная образина, состоящая из одних костей, в прямом смысле. Явно из умрунского селения. Да ещё и вместо глаз сияет мертвенно-зелёный огонь. И как бы Костяш — да, так зверя называл Дивислав — ни старался выглядеть миролюбиво, всё равно