Сказать, что я не ожидала такого поворота событий — ничего не сказать. Там, у моста, соображала весьма туго и не могла никак контролировать процесс. Чего только стоил огромный поток безумных чудесницких сил, прошедших через тело! Выглядевшие как призраки, древние воины на самом деле вместилища огромной энергии, спокойной дремавшей, пока Змеиному царю не пришло в голову её разбудить.
И всё вроде было даже не так плохо. Я понимала, что ритуал всё же непростой и малой кровью не отделаться, но тут Дивиславу взбрело в голову проявить благородство. А может, что-то другое — не знаю.
Сейчас, глядя на его порезанную ладонь, обагренную тёмной кровью, поняла, что произошло на самом деле. Поэтому молча перемотала руку супруга оторванным от нижней рубахи лоскутом ткани, затушила в зародыше устроить скандал на предмет: «Ну и, какого лешего?» и стала думать думу.
Потому что со светлого, пусть и полного стихийных сил берега реки мы переместились в мрачное, сырое и крайне неп
Спустившись с последней ступеньки, мы оказались на небольшой круглой площадке. Здесь было несколько проходов, затянутых льдом. Так же, как закрылась наша камера, стоило только её покинуть. Но ко мне, прямо в середину площадки, ступил… Лель. Знатно заросший, обзавёдшийся приличной бородой, в потрёпанной одежде, но целый и невредимый. Вмиг сгреб меня в охапку, не дав даже пискнуть. — Живая, здоровая! — радостно затараторил он, осматривая меня со всех сторон. — Боги одни знают, как я за тебя волновался, а сделать ничего не мог — Эй-эй, уважаемый, — нахмурился Дивислав и попытался вытянуть меня из крепких объятий друга. — Будьте аккуратнее, всё же чужую жену тискаете — не свою. От неожиданности Лель отпустил меня, а я закашлялась. Но стоило только посмотреть на недовольного Дивислава, то сразу стало понятно: ещё чуть-чуть, и Лелю несдобровать. — Я её с детства зна… — начал было тот, а потом посмотрел на меня: — Как жену? Что тут происходит?
Золото слепило глаза. Сияло ярко, не давало смотреть спокойно и прямо. Мне, привыкшему к полумраку змеиных покоев, это не слишком нравилось. Но Доля крепко держала меня за руку и вела за собой. Позади, весьма мерзко посмеиваясь, брела Недоля. Вот, честное слово, сколь хороша одна сестра, столь же печальна вторая! — Он нас ждет, — бросила через плечо Доля, останавливаясь у дверей из золотистого дерева. Коснулась длинными пальцами ручки в виде головы медведя, тут же раздался звериный рык, а потом — металлический звон. — Свои-свои, — Недоля искривила в ухмылке тонкие губы, — впускай уж. Дверь бесшумно отворилась. Я только успел заметить, как полыхнули рубиновым светом медвежьи глаза. Мы вошли. Эхе-хе, а кузница Богатыря-Солнца — это вам не человеческие и не змеиные. В могучих руках огромный молот как игрушка детская, на ярмарке купленная. Пламя полыхает жарко, мигом пот начинает течь по лбу, а одежда липнет к телу. Искры вспыхивают такие, что вми
…Дорога и впрямь оказалась мерзкой до ужаса. Бывали участки, где приходилось буквально протискивать между стенами. Хорошо хоть на голову ничего не падало, и никаких признаков погони и близко не было. Но всё равно через некоторое время я была зла, изрядно ободрана и готова вызвериться на кого-то из ближних. Ближние, надо отдать должное, вели себя очень спокойно и терпеливо, памятуя о том, что я совсем недавно вышла замуж (а это, между прочим, стресс для молодой девушки, которая туда совсем не собиралась). По пути удалось немного детальнее узнать историю Горыныча. Оказалось, что его неразумная сестрёнка связалась с Ткачихой, поверила, что древняя тварь за помощь подарит ей часть своего могущества. Ткачиха уж не помнила, сколько ей лет, знала, что рождена была в одно из солнечных затмений, когда Богатырь-Солнце не присматривал за младшей серебряной сестрёнкой. И после заключения в горе долго не могла выбраться наружу — хранители хорошо делали своё дело и не пускали её н
Спустя девять месяцев — Не в восторге, вот честно, — искренне сказала я, удерживая любопытную Деяну на руках. Вот ребёнку всего ничего, а всё уже надо! Чую, едва она станет на ножки — бедный Кощеев терем. Ручонки ещё к интересующим предметам не тянет, но взгляд весьма осознанный. А глаза — серые-серые, все в папочку, прохвоста окаянного. — Что? Всё плохо, да? — занервничала Забава, ухватила шкатулку с драгоценностями и затрясла над кроватью. Броши, ожерелья, кольца и серьги разноцветьем рассыпались по покрывалу. — У-а-у! — радостно сообщила Деяна, всем видом намекая, что увиденное ей очень нравится. — Это только для взрослых, — сурово сказала я. Дочь тяжко вздохнула. Нет, точно мне скоро несдобровать. Дитятко с кощеевской кровью соображает куда лучше просто людских. Растёт не по дням, а по часам — не выдумка. Теперь я знаю это точно. Раньше всё не верила, думала, что сказки сказывают непоседливые мамаши, которые ждут не дождутся, когда
— Может, лучше поцелуешь, красавица? — хрипло спросил он, опаляя кожу дыханием. Так близко, так самоуверенно. Чуть потянись — и можно коснуться губ. И… Я с удовольствием залепила ему пощёчину. Получилось так звонко и смачно, что аж сама порадовалась. Он отпрянул, в глазах сверкнули лиловые молнии. А глаза-то ничего-о-о. Светло-серые, будто небо осенью, но не грозовое, а просто затянутое тучами, за которыми прячется солнце. Да и сам весь хорош, будто с картинки сошёл. Статный, плечистый, ладный. И неважно, что одет в простые штаны и льняную рубаху, расшитую черными узорами. Кстати, странно. Кто вышивал-то? Одним черным цветом нехорошо ведь. Но красиво смотрится, в тон его волосам, как вороново крыло, что спускаются за спину. Черты лица у него красивые, резкие. Прям хищный зверь, а не человек. На такого бы смотреть и смотреть. Только пахнет от него полынью и морозом ранней зимы. Да и повадки… далеки от прекрасных. — И поцелую, — хмыкнула
Дверь открылась сама, пропуская нас в прохладные сени. Тут же окутало запахом дерева, целебных трав и ягод. Тихонько скрипнули половицы под ногами, приветствуя меня нечеловеческим голосом: — Здравствуй, хозяюшка милая. С возвращением. Я прошла в горницу, поманила за собой Ельку. Та уже почти успокоилась, правда, из светлых глаз так и не ушли страх и беспокойство. — Садись за стол, — велела я. — И рассказывай. А сама достала бутыль с настоем на травах и налила в глиняную чашку. Всё же Елька — девица впечатлительная. Чего увидела — и сразу в крик. Поэтому, дабы сама успокоилась и больше рыдать не вздумала, пусть вот травок попьёт. Всё одно польза для организма, это я как лекарка говорю. Поставила перед Елькой, которая явно немного робела в чудом доме, чашку. — Пей. Она поколебалась минутку, но всё же выпила отвар. Сделала глубокий вдох. А потом так тихо-тихо сказала: — Леля змей унёс. Я приподняла бровь и села нап
Ночь выдалась тихая и жаркая. Я уснула почти сразу, едва голова коснулась подушки. Только шикнула на болтунов-домовых, которым только дай языками почесать. А то, что хозяйка за день по хозяйству накрутилась и набегалась, так это их не волнует. Правда, не буду скрывать: Тишка и Мишка — ребята понятливые. Если я говорю, что хочу спать, то ворчат совсем недолго и отправляются сторожить дом от всякой напасти, которая любит у нас гулять по ночам. Ведь жилище чудесницы — лакомый кусочек. Сила тут чародейская, земля волшебная, яблоня — и та принесена из садов тайного благодетеля, только не знает об этом никто из полозовчан. А я знаю. И Тишка с Мишкой знают. Как и Васька. Но о нём, паразите, лучше без надобности не вспоминать, а то явится, даже если не звали. Такой уж характер, неугомонный да непоседливый. Все звуки внезапно смолкли: ни шелеста листвы, ни шепота ветерка, ни щелчков и шуршанья ночных зверьков. И сама не могу пошевелиться, будто всё тело сковало. Только не жел
Утро выдалось ненастным. А после вчерашней ночи и выспаться толком не смогла. Всё в голове перепуталось, и мысли шальные бродили. Сначала о Ельке с Лелем, потом о Дивиславе. От последнего сила шла тёмная и густая, такую тронь — захмелеешь тут же, мир в иных красках увидишь. А сбегать — это не по-моему, волков бояться — в лес не ходить. Ну ладно. Тут, допустим, не волк, но явно не человек. На рассвете попробовала поворожить, только яблочко зачарованное по блюдцу кататься отказывалось, а вода, набранная из окутанного чарами колодца, была прозрачной и спокойной. Не желала показывать ни прошлого, ни будущего. Поняв, что толку не будет, я прибрала в доме и разобрала травы. Собранные вчера разложила в пучки и перевязала нитью, после чего подвесила сушиться. А те, что уже можно было снимать, ещё раз просмотрела и сложила в мешочки, а потом — в котомку с лекарскими приспособлениями. Это добро всегда нужно, мало ли к кому хворь прилипнет. За окном собирался дождь. Пок
Спустя девять месяцев — Не в восторге, вот честно, — искренне сказала я, удерживая любопытную Деяну на руках. Вот ребёнку всего ничего, а всё уже надо! Чую, едва она станет на ножки — бедный Кощеев терем. Ручонки ещё к интересующим предметам не тянет, но взгляд весьма осознанный. А глаза — серые-серые, все в папочку, прохвоста окаянного. — Что? Всё плохо, да? — занервничала Забава, ухватила шкатулку с драгоценностями и затрясла над кроватью. Броши, ожерелья, кольца и серьги разноцветьем рассыпались по покрывалу. — У-а-у! — радостно сообщила Деяна, всем видом намекая, что увиденное ей очень нравится. — Это только для взрослых, — сурово сказала я. Дочь тяжко вздохнула. Нет, точно мне скоро несдобровать. Дитятко с кощеевской кровью соображает куда лучше просто людских. Растёт не по дням, а по часам — не выдумка. Теперь я знаю это точно. Раньше всё не верила, думала, что сказки сказывают непоседливые мамаши, которые ждут не дождутся, когда
…Дорога и впрямь оказалась мерзкой до ужаса. Бывали участки, где приходилось буквально протискивать между стенами. Хорошо хоть на голову ничего не падало, и никаких признаков погони и близко не было. Но всё равно через некоторое время я была зла, изрядно ободрана и готова вызвериться на кого-то из ближних. Ближние, надо отдать должное, вели себя очень спокойно и терпеливо, памятуя о том, что я совсем недавно вышла замуж (а это, между прочим, стресс для молодой девушки, которая туда совсем не собиралась). По пути удалось немного детальнее узнать историю Горыныча. Оказалось, что его неразумная сестрёнка связалась с Ткачихой, поверила, что древняя тварь за помощь подарит ей часть своего могущества. Ткачиха уж не помнила, сколько ей лет, знала, что рождена была в одно из солнечных затмений, когда Богатырь-Солнце не присматривал за младшей серебряной сестрёнкой. И после заключения в горе долго не могла выбраться наружу — хранители хорошо делали своё дело и не пускали её н
Золото слепило глаза. Сияло ярко, не давало смотреть спокойно и прямо. Мне, привыкшему к полумраку змеиных покоев, это не слишком нравилось. Но Доля крепко держала меня за руку и вела за собой. Позади, весьма мерзко посмеиваясь, брела Недоля. Вот, честное слово, сколь хороша одна сестра, столь же печальна вторая! — Он нас ждет, — бросила через плечо Доля, останавливаясь у дверей из золотистого дерева. Коснулась длинными пальцами ручки в виде головы медведя, тут же раздался звериный рык, а потом — металлический звон. — Свои-свои, — Недоля искривила в ухмылке тонкие губы, — впускай уж. Дверь бесшумно отворилась. Я только успел заметить, как полыхнули рубиновым светом медвежьи глаза. Мы вошли. Эхе-хе, а кузница Богатыря-Солнца — это вам не человеческие и не змеиные. В могучих руках огромный молот как игрушка детская, на ярмарке купленная. Пламя полыхает жарко, мигом пот начинает течь по лбу, а одежда липнет к телу. Искры вспыхивают такие, что вми
Спустившись с последней ступеньки, мы оказались на небольшой круглой площадке. Здесь было несколько проходов, затянутых льдом. Так же, как закрылась наша камера, стоило только её покинуть. Но ко мне, прямо в середину площадки, ступил… Лель. Знатно заросший, обзавёдшийся приличной бородой, в потрёпанной одежде, но целый и невредимый. Вмиг сгреб меня в охапку, не дав даже пискнуть. — Живая, здоровая! — радостно затараторил он, осматривая меня со всех сторон. — Боги одни знают, как я за тебя волновался, а сделать ничего не мог — Эй-эй, уважаемый, — нахмурился Дивислав и попытался вытянуть меня из крепких объятий друга. — Будьте аккуратнее, всё же чужую жену тискаете — не свою. От неожиданности Лель отпустил меня, а я закашлялась. Но стоило только посмотреть на недовольного Дивислава, то сразу стало понятно: ещё чуть-чуть, и Лелю несдобровать. — Я её с детства зна… — начал было тот, а потом посмотрел на меня: — Как жену? Что тут происходит?
Сказать, что я не ожидала такого поворота событий — ничего не сказать. Там, у моста, соображала весьма туго и не могла никак контролировать процесс. Чего только стоил огромный поток безумных чудесницких сил, прошедших через тело! Выглядевшие как призраки, древние воины на самом деле вместилища огромной энергии, спокойной дремавшей, пока Змеиному царю не пришло в голову её разбудить. И всё вроде было даже не так плохо. Я понимала, что ритуал всё же непростой и малой кровью не отделаться, но тут Дивиславу взбрело в голову проявить благородство. А может, что-то другое — не знаю. Сейчас, глядя на его порезанную ладонь, обагренную тёмной кровью, поняла, что произошло на самом деле. Поэтому молча перемотала руку супруга оторванным от нижней рубахи лоскутом ткани, затушила в зародыше устроить скандал на предмет: «Ну и, какого лешего?» и стала думать думу. Потому что со светлого, пусть и полного стихийных сил берега реки мы переместились в мрачное, сырое и крайне неп
Хвост мой чешуйчатый, боги пресветлые и роскошное тело Доли! Вы тут ещё поцелуйтесь! Честное слово, чтобы я ещё раз позвал кого-то из молодожёнов. А ведь до этого казались вполне приличными людьми. Калина вела себя примерно, Дивислав вроде бы тоже. Никаких жарких чувств я не наблюдал. И тут вам здрасте. Видимо, правду говорят, что кощеев брачный ритуал до добра не доводит. И она уже на него чуть иначе смотрит, и он как-то не так. Только сейчас было не до этого. Земля под ногами подрагивала, звала тысячей голосов. Калинов мост, пропитанный кровью девушек и парней, людей и змеелюдов… Каждый из них пытался вложить нечто своё, помочь хоть как-то сплести невидимое глазу простых смертных заклятие, которое сможет войти в мост и удержать его в Межанске. Я не сказал всей правды. Калина не была спасительницей мира. Единственной, неповторимой, всемогущей и так далее, и тому подобное… Терпеть не могу этих глупостей. Тут даже богатыри и всякие гады ползучие — в смысле, мои бесценные подд
Утро выдалось чудесным. Дивислав ещё спал. Я села на постели. Осмотрелась. Да уж, весьма уютная спаленка. И кровать знатная, дубовая. И постельное бельё мягкое, и одеяло славно греет. А супруг рядом спит так сладко, что впору склониться и расцеловать — до того хорош сейчас. До этого всё он мне отчего-то старше казался. А сейчас… Я невесомо провела по его щеке кончиками пальцев. Дивислав сделал глубокий вдох. На губах появилась еле заметная улыбка. Потянулась было к нему, но резко замерла. Так, что за наваждение? Вспомнилось, как вчера вела себя, и стало даже немного неловко. Что это на меня нашло? Не Калина-чудесница, а влюблённая девчонка. Ох, беда-беда. Щеки даже запылали, пришлось приложить к ним ладони. Так, что-то вчера совсем растаяла. Кому рассказать — засмеют. Справедливости ради стоило сказать, что никому об этом докладывать я не собиралась. Попыталась тихонько уползти с кровати, но меня поймали за руку. — Куда собралась, жена
И тут же сама удивилась. Ничего себе. Неужто всё же умудрилась влюбиться в него? Прислушалась к себе. Хм, вроде бы никаких волнений душевных, сердечных и прочих. Странно. А вот когда на него так Забава восхищённо смотрит, то почему-то внутри словно коготками котёночка царапает. Нет, может, реально эта… как её… любовь? Вот кто рассказывает про мотыльков да бабочек, а у меня — котята? Погрузившись в собственные мысли, даже не сразу поняла, что Дивислав ласково попросил Забаву удалиться. Помог вышвырнуть Ваську в окно (не очень ласково) и сел возле меня. — Калина. — А? — У тебя не припрятан кинжал в рукаве? — подозрительно уточнил он. Вдруг напряжение ушло. Если жених задумывается о таких вещах, значит, с ним можно говорить. И не кидается ни с поцелуями, ни с объятиями. Сидит рядом тихо так, задумчиво. Кажется, и взял бы за руку, но что-то останавливает. А может, сейчас не до этого. Мысли и впрямь были странные. Но слышала, что перед свад
Я мрачно посмотрела на своё отражение в зеркале. М-да уж. Рано или поздно все девушки делают это. — Не верю, — раздался из-за спины голос Василия. — Больше страсти, больше чувств. Ты будто собралась на похороны той вредной родственницы Микулы Радяниновича, а не на собственную свадьбу. Ну кто так делает? — Ты не прав, — не отводя взгляда от зеркала, сказала я, — конкретно на этих похоронах я б не особо страдала. — Какая ты вредная, — отметил он, чем-то увлечённо чавкая. — Платье заботливая свекровь подарила, головной убор внимательный тесть подарил. Змеиный царь подарков надарил, ожерелий всяких там, колец, браслетов, серег — ларец целый! Жених глаз не сводит, собака его ластится… Вот про собаку особенно актуально. Здоровенная образина, состоящая из одних костей, в прямом смысле. Явно из умрунского селения. Да ещё и вместо глаз сияет мертвенно-зелёный огонь. И как бы Костяш — да, так зверя называл Дивислав — ни старался выглядеть миролюбиво, всё равно