Элвин
У гостевых покоев на третьем этаже я остановился, вслушиваясь в происходящее за дверью. Франческа была внутри. И даже что-то напевала.
У нее был несильный, но приятный голос. В самый раз для светских музыкальных вечеров. Я любил слушать, как она поет, поглаживая струны арфы или опуская пальцы на черно-белые клавиши клавикорда. Созданный мастером-фэйри специально для сеньориты инструмент звучал божественно – нежный почти скрипичный дискант, глубокие и звучные басы.
Сейчас клавикорд пылился в гостиной под чехлом. Его не снимали уже несколько месяцев. И вряд ли скоро в башне раздастся мягкое звучание его струн.
Проклятье! Всякий раз, когда я возвращался домой, у меня было ощущение, что под ногами хрустят осколки прежней жизни.
Поначалу я надеялся завоевать Франческу снова, избежав прежних ошибок. Но в нее как будто демон вселился, честное слово. Презрение, отвращение, скандалы, провокации и совершенно детские выходки, которыми она выстреливала в меня, не выдержал бы и святой. Разумная взрослая женщина разом превратилась в бунтующего ребенка.
И главное: я ни гриска не понимал, чего именно она добивается. Я ведь не препятствовал ей ни в каких желаниях, кроме самых самоубийственных!
В некотором роде работа по охране сиятельной задницы лорда-бури стала спасением. Я уходил в нее, как иные уходят в алкогольное забвение. Сливал накопившуюся злость и бессилие, поливая ядом Стормура и его припевал, но это не приносило желанного облегчения. Только горькое злорадство.
Я дважды нарвался на дуэль, и лишь прямой категорический запрет княгини избавил меня от необходимости демонстрировать всему Северному двору свою слабость.
После второго случая княгиня пожелала поговорить со мной наедине.
– Держи себя в руках, Элвин, – сдвинутые брови показывали, что ее высочество изволят гневаться. – Ты можешь покончить с собой, если тебе надоело жить. Но не раньше, чем выполнишь обязательства по защите жизни моего брата.
– Покончить с собой?! Что за дикое предположение? И в мыслях не было.
Она тяжело вздохнула:
– У тебя много врагов. Сейчас их сдерживает только страх перед твоей силой. Но дуэль раскроет карты. Мой брат будет первым, но не единственным, кто захочет взять реванш.
– Ясно, – протянул я после долгой паузы. – И давно ты знаешь?
– Давно.
Я не стал спрашивать от кого. Скорее всего, Альпин проболтался. Или сама догадалась. Она всегда была умницей.
– Тогда какого гриска ты заставила меня работать телохранителем?! Сама знаешь, пользы от меня сейчас…
– Пророчество, – напомнила княгиня. – Не все и не всегда решает сила.
– Уверена, что верно поняла его? Насколько я знаю, Вала обожает загадки и метафоры.
– Уверена, – Иса коварно улыбнулась. – Подумай: что станет с твоей девочкой? Она тоже многим успела перейти дорогу. Я не буду защищать ее, если ты позволишь убить себя и тем самым поставишь под угрозу жизнь моего брата.
Она знала, чем меня зацепить. Я скрипнул зубами, признавая правоту княгини. Конечно, Августа или Джанис возьмут Франческу под свое покровительство, но для этого им надо сначала добраться до Рондомиона.
Из всех Стражей в городе сейчас только Риэн.
– Хочешь, чтобы я утешил молодую вдову? – восторженно переспросил этот поганец, когда я сразу после разговора с княгиней пришел к нему с просьбой позаботиться о Франческе, если со мной вдруг что-то случится.
Мое длинное и заковыристое объяснение, что именно я сделаю с утешителем, братец выслушал с явным уважением.
– Ну ты силен, – восхитился он, когда я иссяк.
– Брал уроки у Фергуса. Так что насчет обещания?
– Конечно. Когда я отказывался защитить хорошенькую, молоденькую… ай, Элвин, прекрати! Это не смешно!
– А по мне так забавно, – ухмыльнулся я, наблюдая, как он барахтается, пытаясь подняться на паркете, покрывшемся тонкой коркой льда. – Но раз ты просишь…
Лед превратился в воду и пришла пора Риэна делиться своими познаниями в лексиконе выпивох и наемников.
На шум в коридор заглянул кто-то из фэйри, узрел мою физиономию, побледнел и ретировался.
Да я просто душа компании, не так ли?
– Слушай, а твоя сеньорита точно захочет иметь со мной дело? – спросил Риэн, успевший встать и щелчком пальцев высушить костюм. Вторым щелчком братец убрал убрал лужу посреди коридора. – Она же меня не помнит, правильно?
– Она тебя видела, когда проснулась.
– Но ты почти сразу меня выставил. Даже не представил.
Я вздохнул:
– Ладно, сегодня вечером.
Надо постучаться. Попросить Франческу спуститься, познакомить с Риэном, ожидавшим в гостиной, но я медлил, прислушиваясь к словам известной баллады:
Я хороша, а жизнь моя уныла:
Мне муж не мил, его любовь постыла.
Не слишком ли судьба ко мне сурова?
Отличный выбор песни, не так ли? Возможно ли более наглядное объяснение, где она видела меня со всей моей заботой?!
Она пела, а я слушал. Деревянный косяк трещал и крошился под нажимом металлических пальцев. Ноющая боль в левой руке, ставшая моей вечной спутницей в последние дни, вдруг разом улеглась. Я вообще ничего не чувствовал и не слышал, кроме голоса за дверью:
Наскучил муж! Ну как любить такого?
Я хороша, а жизнь моя уныла:
Мне муж не мил, его любовь постыла.
Сколь мерзок он, не передаст и слово.
Вот так-то.
Не сегодня, так завтра она уйдет. Не зря же потребовала снять ошейник.
Десять лет вместе… Много и ничтожно мало.
Это были счастливые годы. Не все и не всегда было гладко – у меня скверный характер, да и сеньорита не сахар. Но мы вместе учились не превращать семейную жизнь в поле боя.
Помню, первое время после печального знакомства с кинжалом Марко, еще до того, как я обзавелся протезом, все время порывался что-нибудь сделать отрубленной рукой. Открыть дверь, или перелистнуть страницу в книге.
Вот и сейчас так же. Я постоянно вспоминал наши общие шутки, ловил себя на желании рассказать что-то Франческе и унимал порывы купить ей какую-нибудь мелочь.
Все равно не примет. Подарки она швыряла мне в лицо с таким видом, будто я предложил ей переспать за деньги.
Мне не хватало Франчески по ночам и не хватало днем. Ее голоса, улыбок, искреннего интереса, ненавязчивой заботы. Ее ласк, поцелуев, стонов, нашей любимой игры в маленькую ханжу, когда она сопротивлялась, чтобы сдаться.
К хорошему быстро привыкаешь. И начинаешь воспринимать, как должное, к сожалению.
Она уйдет. И я мог бы остановить ее. Снова надеть ошейник, запереть, заставить.
Но я помнил уроки прошлого.
Десять лет назад я отпустил Франческу, а она простила и осталась со мной. Я бы не простил на ее месте. Ошейник в первую очередь.
Судьба жестокий кредитор и всегда берет свое с процентами. Пришло время платить. «Я жить без тебя не могу» – просто красивая фраза. Жить нельзя без воды или воздуха. Без пищи тоже сложновато. Но без другого человека прожить можно всегда. Боль проходит, заживает брешь, оставленная в душе и можно делать новые глупости. Снова влюбляться, привязываться, делить с кем-то мгновения в тщетных попытках заполнить пустоту иллюзиями.
Наверное, вырвать сеньориту из мыслей и памяти будет сложнее и больнее, чем избавится от паскудного вьюнка. Но время лечит все. Однажды мне станет все равно и это будет не онемение первого шока, а просто равнодушие подобное тому, с каким я сейчас смотрю на Ису.
Я хороша, а жизнь моя уныла:
Мне муж не мил, его любовь постыла.
И от него не надо мне иного,
Как только бы взяла его могила .
Я с трудом разжал пальцы. Равнодушно отметил про себя, что надо бы заменить косяк. Пять ровных вмятин на полированном дереве слишком бросались в глаза.
Дожидаться последних строчек песни я не стал. И так отлично помнил, что дальше шло откровение про милого дружка, с которым втайне от обрыднувшего благоверного кувыркается лирическая героиня.
Франческа осеклась после первого же стука. Не было звука шагов. Она распахнула дверь сразу же, словно ждала прямо под ней.
– Ты?! – показалось, в ее голосе прозвучала совершенно неуместная при лицезрении «постылого мужа» радость.
– Я, сеньорита Рино. Пришел донимать вас своей невыносимой персоной. Пойдемте в гостиную.
– Это еще зачем?! – она вздернула подбородок и посмотрела на меня с вызовом, который я не принял.
– Хочу вас кое с кем познакомить.
При виде сеньориты у братца на физиономии нарисовалась такая масляная улыбочка, что мне захотелось выгнать его из дома пинками.– Ах, леди, я счастлив, снова быть представленным вам. И вдвойне счастлив, что вы забыли все мои комплименты, и теперь я смогу повторить их, будто в первый раз…– Знаешь, дружище, – перебил я его самым проникновенным голосом, на какой был способен. – Общение с тобой заставляет меня цитировать великих. Вот и сейчас, ну как не вспомнить бессмертное «заверни жерло» от Фергуса?!Уверен, Риэн внял бы призыву и заткнулся, он всегда неплохо понимал слова, особенно такие, которые таили в себе намек на мордобой. Но вмешалась Франческа:– Нет, нет! Продолжайте, сеньор, – сказала она, улыбаясь улыбкой сытой кошки. – Я с удовольствием еще раз услышу все, что позабыла.– Риэн пришел по делу, так что обойдемся без политесов.Братец развел руками, как бы показывая,
Он поднимает руку, чтобы коснуться моей щеки. Я отшатываюсь и фыркаю:– О, не трудитесь, сеньор. Мне ничего не нужно от вас.– Не хочешь дать мне шанс?– Нет! И никакая сила не заставит меня простить или взглянуть на вас иначе.Наградой за мои слова становится знакомая ухмылка:– Очень по-квартериански, леди. Думаю, ваш духовный отец мог бы вами гордиться.Я не успеваю рассказать ему, что квартерианство не для таких наглых безбожников. Потому что слышу за спиной неуместный в стенах дома звук, похожий на блеянье.Слишком много всего случилось за эти дни. Я совсем выкинула из головы козу. Просто не до того было. Тем более что я больше ее не встречала. И вполне готова была поверить, что вредное животное мне просто привиделось или приснилось.А вот и не приснилось!Она стоит в дверях. И меланхолично жует кусок ткани, в котором я узнаю свой любимый шелковый шарф.– Хейдрун?! – изумля
Он мрачнеет и покорно разжимает пальцы.– Что вы искали, сеньорита Рино?Я отвожу взгляд:– Неважно. Мы охотились на козу.– Что? Ах да! Точно, коза. Как думаешь, где она может быть?– На кухне. Или в подвале.Единственные помещения, которые мы не осмотрели.– Там же брауни… А, ладно, пошли.Мы идем вниз, все так же переговариваясь, но что-то изменилось. И я не знаю, как вернуть утраченную легкость.На кухне темно и тихо. Огонь в очаге уже погас. Свет отражается в начищенных до блеска котлах и сковородках.В подвале, где живут смешные малыши-брауни я еще не была ни разу.Или была, но не помню?Лестница вниз крутая и узенькая, можно спускаться только поодиночке. Каменный свод в дюйме над макушкой невольно заставляет втягивать голову в плечи.Скрипучая хлипкая дверца. Даже мне, чтобы войти в нее приходится пригнуться.Здесь нет светильников, как в оста
– Брауни пьют молоко? – задумчиво говорит маг. – Хоть Августу вызывай посмотреть на такое чудо.– Почему бы им не пить молоко? Они тоже живые лю… – я осекаюсь. Слово «люди» как-то совсем не подходит этим существам. – Просто живые.– В том-то и дело, что нет, сеньорита.– Мертвые?! – я недоверчиво разглядываю на Тасситейл, которая стоит в изголовьи кровати и застенчиво теребит кисточку на хвосте.– Нет, конечно. Но и не живые.– В сказках брауни любят молоко.– Меньше доверяй сказкам. Брауни питаются магией.Я вспоминаю, что маг уже говорил недавно о чем-то подобном. Когда только привез меня в свою башню.– А как ты их кормишь?Картина, которую тут же подсунуло неуемное воображение, настолько забавна, что я фыркаю. Длинная очередь из брауни и Элвин, с торжественным лицом раздающий им «магию», похожую на куски синег
РэндольфЗал бесновался. Волны человеческого негодования захлестывали трибуны. Неотесанные вилланы из соседних деревень, бородатые мастеровые, чисто одетые горожане – все вскакивали в едином порыве, чтобы потрясти кулаками и проорать что-то нецензурное. И даже одинокий баронет, единолично занявший всю ложу для аристократии своей сиятельной персоной, матерился сквозь зубы, наблюдая, как Рэндольф Смертельная Тень теснит опытного бойца Арены.Поединок длился уже десять минут. Фламберг ветерана почти в три раза превосходил по длине короткие клинки его противника, да и обращался со своим оружием Скотти Кровавый Пес умел весьма ловко. Тем не менее прыткий новичок раз за разом умудрялся уклоняться от атак. Волнистое лезвие ни разу не коснулось даже его доспеха, в то время, как на бедре Скотти красовалась неглубокая, но длинная царапина. Кровь пропитала штанину и никак не желала униматься. Песок вокруг покрывали темные пятна.Пахло потом, брагой и
ЭлисонМне нравилось даже просто брать в руки флейту, которую фэйри упорно именовали неблагозвучным словом “чейнадх”. Каждое прикосновение к ее темному полированному телу было радостью, каждый взгляд напоминал о Рэндольфе. Моем Рэндольфе.Не знаю, можно ли было сказать, что я играла на ней? Или она на мне? В наших взаимных прикосновениях было что-то интимное, музыка, которую они рождали, полнилась образами, иные из которых получались настолько яркими, что я могла видеть их во всех подробностях, стоило прикрыть глаза. Чаще всего, это были случайные картины из мира фэйри, но иногда и мои собственные воспоминания. Не те, что покоились на дне черных дыр. Обычные, безопасные. Зимняя охота. Бал в Гринберри Манор. Первый поцелуй с заезжим офицером – нелепый и смешной…Иногда рассказ флейты подступал к запретному, но я научилась ловить первые признаки этого опасного соседства и уводить музыку в сторону, подальше от запаха жженых
Я с отвращением разглядываю отростки лианы, торчащие в стыках медных пластин.– Налюбовалась? – в его голосе нет злости, только усталость. – Теперь уходи!Капля крови срывается с ладони и падает на пол. Элвин снова опускается в кресло, берет нож. В голос ругаясь, обрезает отросток у основания и швыряет в стоящий рядом таз к трем другим. Окровавленные, вяло подрагивающие, они похожи на отрубленные пальцы.– Что это?! – от ужаса у меня получается говорить только шепотом.– Подарочек из Роузхиллс. Не бойся, не заразно. Но смотрится мерзко, ага.К горлу подкатывает тошнота. Я закрываю рот ладонью и с ужасом слежу, как он отрезает следующий отросток.– Блевать – в тазик, – сквозь зубы говорит Элвин. – А лучше за дверью.В другой ситуации я бы ужасно разозлилась на него за такие слова.– Больно?– А ты как думаешь, радость моя? – с тихим стуком в таз
Я заглядываю в его глаза, и внутри что-то обрывается. Это как балансировать на краю бездны, как ждать чего-то желанного и жуткого в полушаге от точки невозврата.Память разворачивает веер с сотней картин из нашего общего прошлого. Слишком отрывистые и короткие, они проносятся так быстро, что я не успеваю их осмыслить.Близость Элвина странно действует на меня. Чувствую себя слабой, но в этом ощущении нет привычного и ненавистного бессилия. Я вдруг понимаю: любит он меня или не любит, а управлять им не получится. И не надо, наверное. Может, и к лучшему, что он сильнее? Может, мне не стоит его бояться?И словно извне кто-то вкрадчивым шепотом вкладывает в голову мысль, как ядовитую колючку.– Ты ведь не меня на самом деле любишь, а ее! Ту Франческу!Его брови взлетают вверх в гримасе преувеличенного удивления:– Да здравствует раздвоение личности?!– Я просто похожа. То же лицо и тело…– Тот же вред