Рэндольф
Зал бесновался. Волны человеческого негодования захлестывали трибуны. Неотесанные вилланы из соседних деревень, бородатые мастеровые, чисто одетые горожане – все вскакивали в едином порыве, чтобы потрясти кулаками и проорать что-то нецензурное. И даже одинокий баронет, единолично занявший всю ложу для аристократии своей сиятельной персоной, матерился сквозь зубы, наблюдая, как Рэндольф Смертельная Тень теснит опытного бойца Арены.
Поединок длился уже десять минут. Фламберг ветерана почти в три раза превосходил по длине короткие клинки его противника, да и обращался со своим оружием Скотти Кровавый Пес умел весьма ловко. Тем не менее прыткий новичок раз за разом умудрялся уклоняться от атак. Волнистое лезвие ни разу не коснулось даже его доспеха, в то время, как на бедре Скотти красовалась неглубокая, но длинная царапина. Кровь пропитала штанину и никак не желала униматься. Песок вокруг покрывали темные пятна.
Пахло потом, брагой и кровью.
Слухи о новом приобретении Чарльза Бруизера поползли по Братсмуту еще неделю назад. Возможно, не последнюю роль в их распространении сыграл невзрачный человечек с обезьяньим личиком, который отлично знал кому и что нужно шепнуть, чтобы привлечь внимание любителей кровавых зрелищ.
Шептались, что новый боец благородных кровей и чуть ли не герцогский отпрыск в изгнании, оттого и скрывает постоянно лицо под капюшоном или маской. Слухи о несравненной ловкости и воинских умениях новичка вызывали у бывалых завсегдатаев Арены лишь скептическую усмешку. Известный своей любовью к шумихе Бруизер прочно приобрел среди знатоков боев репутацию пустозвона и неудачника. Однако своего Чарли и человечек с обезъяньим личиком все же добились. Бой собрал полный зал и немалое количество ставок.
На темную лошадку ставили только совсем рисковые или отчаявшиеся. Оттого и бесновались на трибунах игроки, вскакивали, сопровождая всякий удачный удар Скотти слаженным ревом сотни луженых глоток, оттого и матерились, глядя, как вчерашний чемпион медленно сдает под натиском прыткого новичка.
Рэндольф отбил удар и покосился на песочные часы под входом в арену. Почти весь песок просыпался из верхней колбы.
«Не затягивай слишком сильно», – вспомнил он слова Чарльза Бруизера. – «Пятнадцать минут – больше не надо. Народ начнет утомляться».
Пожалуй, пора.
Он не стал уклоняться от очередного удара. Вскинул оружие, пропустил меч противника меж скрещенных клинков и дернул в сторону, заставляя рукоять вывернуться из рук.
Не давая противнику опомниться, Рэндольф ударил, метя в стык меж полосками кожи доспеха. Туда, где прятался наполненный кровью бычий пузырь. И скользнул чуть в сторону, уходя от плеснувших в лицо красных струй.
На лице гладиатора отразилось изумление и детская обида, однако, роль свою Скотти помнил хорошо, поэтому не сделал попыток поднять фламберг. Добросовестно зажал руками живот и рухнул на колени.
От слаженного вопля сотни глоток заболели уши. Рэндольф поморщился, вложил клинки в ножны и поправил черную полумаску – неизбежное, но неприятное зло. Кожа под ней потела и чесалась. К тому же маска отчасти перекрывала обзор, лишая бокового зрения.
Фэйри выждал, пока в продолжение спектакля на арену выскочили медики с носилками, чтобы унести поверженного бойца и торжественное славословие в свою честь.
Первый бой. Осталось еще два, а потом можно будет получить деньги и заняться тем, что действительно важно.
* * *
Девица, должно быть, полагала, что подкралась неслышно. Но Рэндольф различил ее осторожные шаги еще когда она поднималась по лестнице.
– Здравствуй, Смертельная Тень, – голос грудной с еле слышным придыханием. Волнующий.
Она вошла в раздевалку кошачьей походкой. Аккуратно прикрыла за собой дверь, бросила взгляд из-под длиннющих ресниц. От вздоха чуть приподнялась пышная грудь под тонким батистом, поманив соблазнительной ложбинкой, на полных чувственных губах расцвела улыбка. Озорная улыбка красивой, уверенной в себе женщины.
Опровергая слухи о стыдливости человеческих дев, она рассматривала его, совершенно не смущаясь того факта, что Рэндольф обнажен и сидит в бочке с теплой водой.
– Это мужская раздевалка, – Рэндольф нахмурился, пытаясь понять, как лучше поступить. Не начнет ли она визжать, если он сейчас вылезет?
– Я знаю, – она подошла ближе, покачивая бедрами.
При всей развязности поведения девушку нельзя было назвать вульгарной. Слишком юным, свежим и хорошеньким было личико. Платиновые локоны обрамлявшие округлые щечки делали ее похожей на дорогую фарфоровую куколку.
Она медленно повернулась к нему спиной, разглядывая лежащие на лавке клинки.
– Бой… это было впечатляюще, – все тем же чарующим низким голосом сказала девица.
Рэндольф молчал, наблюдая, как тонкие пальчики приспускают батист, как ткань скользит по жемчужно-белой коже, открывая взгляду красивые покатые плечи, волнующую ложбинку меж лопатками. На левом плече девушки была вытатуирована золотая хризантема.
– Я люблю смотреть бои. Не ради крови, как другие. Мне нравится наблюдать за сильными мужчинами, – короткий, но выразительный взгляд поверх обнаженного плеча.
– Лучше подождать за дверью, – хмуро сказал Рэндольф. – Я скоро закончу, и мы сможем поговорить.
Он не до конца понимал, зачем она здесь. И это тревожило.
Незнакомка рассмеялась, повела плечами, и платье легло на пол, открывая взгляду ее всю – стройные ноги, округлые ягодицы, тонкую талию.
Девушка снова завела за спину руки, чуть прогнулась в пояснице, выпятив попку. Медленно вынула заколки из прически, позволяя светлым локонам укрыть спину.
И лишь тогда повернулась.
В жесте, которым она прикрыла грудь, не было и намека на стыдливость, только желание поддразнить. Медленно, красуясь, она подошла к бочке, коснулась пальчиком воды:
– Теплая, – улыбка на губах стала чуть более откровенной, приглашающей.
Вывернув голову, Рэндольф следил, как незнакомка обходит вокруг бочки. Взгляд приковала скользившая вдоль края импровизированной ванной рука девушки – красивая кисть с длинными пальцами, ухоженные полированные ноготки.
– Я знаю, что нужно мужчине после победы, – шепнула незнакомка и коснулась плеча Рэндольфа.
Это прикосновение словно разрушило напряженное ожидание и неуверенность, в котором пребывал фэйри. Он перехватил ее запястье, аккуратно отвел руку в сторону и посмотрел в лицо в упор.
– Не надо. Оденьтесь, леди.
Нежные губы дрогнули:
– Ты уверен?
– Мне бы не хотелось выгонять вас в таком виде, – равнодушно сказал Рэндольф. – Но я сделаю это, если вы не оденетесь.
Девушка была красива, но ее появление и поведение выглядели подозрительно. И он не хотел ее.
Он вообще не хотел никаких женщин, кроме одной.
Она скривилась в презрительной усмешке:
– Ты что – предпочитаешь мальчиков?
Фэйри встал. Одним движением перемахнул через край бочки, и, заломив девице руку, потащил ее обратно к брошенному платью.
– Две минуты.
Незнакомка бросила на него еще один быстрый взгляд и, словно убедившись в чем-то, начала поспешно одеваться. Натянув платье, подняла руками волосы, открыв взгляду длинную шею:
– Не поможешь?
Рэндольф молча застегнул крючки. В мыслях как будто поселился и не умолкал тревожный звоночек, намекая, что он что-то упустил.
Девица расправила подол. С осанкой и достоинством королевы проследовала к выходу. Обернулась, чтобы смерить его презрительным взглядом. Все тем же волнующим голоском выдала ядовитую тираду, обозвав фэйри разом кастратом и мужеложцем. И, наконец, ушла.
Он поморщился и потянулся к полотенцу. Что это было? Чего она добивалась?
Нет, в жизни Рэндольфа были женщины, которые сами предлагали секс. Такие, как его первая женщина – ершистая воительница с повадками мальчишки-сорванца. Колючая снаружи и ранимая внутри. Они были вместе несколько лет. Фэйри так и не понял на что она тогда обиделась, почему ушла, швырнув на прощание сотню гневных слов.
Они все уходили. Сначала чего-то требовали, а потом уходили. Рэндольф сожалел, но не знал, как дать им то, чего они хотели.
А вот Элисон ни о чем не просила, хотя ей он бы отдал что угодно.
Просто ушла.
Но эта незнакомка с татуировкой… Ни одна женщина не предлагала ему себя так бесстыдно, так… профессионально.
Да, профессионально.
Он замер, поймав, наконец, ускользавшую мысль.
Хризантема на плече. Традиции публичных домов Дал Риады одинаковы в Рондомионе и Братсмуте. Куртизанки высшего класса получали метку в виде благородного цветка вместе с новым именем.
Жрицы любви обученные этикету, музыке, танцам, искусствам поддерживать светскую беседу и доставлять наслаждение мужчине. По слухам, среди них было немало полукровок. Даже родовитые фэйри порой не брезговали срывать цветы наслаждений в этом саду.
Открытие заставило задуматься. Чего хотела от Рэндольфа золотая хризантема?
ЭлисонМне нравилось даже просто брать в руки флейту, которую фэйри упорно именовали неблагозвучным словом “чейнадх”. Каждое прикосновение к ее темному полированному телу было радостью, каждый взгляд напоминал о Рэндольфе. Моем Рэндольфе.Не знаю, можно ли было сказать, что я играла на ней? Или она на мне? В наших взаимных прикосновениях было что-то интимное, музыка, которую они рождали, полнилась образами, иные из которых получались настолько яркими, что я могла видеть их во всех подробностях, стоило прикрыть глаза. Чаще всего, это были случайные картины из мира фэйри, но иногда и мои собственные воспоминания. Не те, что покоились на дне черных дыр. Обычные, безопасные. Зимняя охота. Бал в Гринберри Манор. Первый поцелуй с заезжим офицером – нелепый и смешной…Иногда рассказ флейты подступал к запретному, но я научилась ловить первые признаки этого опасного соседства и уводить музыку в сторону, подальше от запаха жженых
Я с отвращением разглядываю отростки лианы, торчащие в стыках медных пластин.– Налюбовалась? – в его голосе нет злости, только усталость. – Теперь уходи!Капля крови срывается с ладони и падает на пол. Элвин снова опускается в кресло, берет нож. В голос ругаясь, обрезает отросток у основания и швыряет в стоящий рядом таз к трем другим. Окровавленные, вяло подрагивающие, они похожи на отрубленные пальцы.– Что это?! – от ужаса у меня получается говорить только шепотом.– Подарочек из Роузхиллс. Не бойся, не заразно. Но смотрится мерзко, ага.К горлу подкатывает тошнота. Я закрываю рот ладонью и с ужасом слежу, как он отрезает следующий отросток.– Блевать – в тазик, – сквозь зубы говорит Элвин. – А лучше за дверью.В другой ситуации я бы ужасно разозлилась на него за такие слова.– Больно?– А ты как думаешь, радость моя? – с тихим стуком в таз
Я заглядываю в его глаза, и внутри что-то обрывается. Это как балансировать на краю бездны, как ждать чего-то желанного и жуткого в полушаге от точки невозврата.Память разворачивает веер с сотней картин из нашего общего прошлого. Слишком отрывистые и короткие, они проносятся так быстро, что я не успеваю их осмыслить.Близость Элвина странно действует на меня. Чувствую себя слабой, но в этом ощущении нет привычного и ненавистного бессилия. Я вдруг понимаю: любит он меня или не любит, а управлять им не получится. И не надо, наверное. Может, и к лучшему, что он сильнее? Может, мне не стоит его бояться?И словно извне кто-то вкрадчивым шепотом вкладывает в голову мысль, как ядовитую колючку.– Ты ведь не меня на самом деле любишь, а ее! Ту Франческу!Его брови взлетают вверх в гримасе преувеличенного удивления:– Да здравствует раздвоение личности?!– Я просто похожа. То же лицо и тело…– Тот же вред
КьяраГосподин поставил ногу в стремя, окинул на прощание Кьяру внимательным взглядом, оставившим неприятное ощущение, что темный маг отлично осведомлен, что именно она задумала.– Вернусь к обеду, моя верная Кьяра. Меню на ваше усмотрение.– Хорошо, Мастер.Она постояла на крыльце, вслушиваясь в цокот копыт по брусчатке.Уехал.Вряд ли вернется раньше вечера, разговор с воровским бароном – дело небыстрое. Это если маг еще сумеет добиться, чтобы его заказ приняли, а его самого – выслушали.Впрочем, Кьяра достаточно узнала своего господина, чтобы быть уверенной – этот добьется.Жаль рыжую Элисон. Где бы она ни пряталась, ей не удастся скрыться, если горбун сумеет найти общий язык с воровским дном.Жаль, но всем не поможешь.Кьяра неслышно спустилась в подвал. Замерла у двери в дальнюю камеру, унимая мелкую нервную дрожь.Неужели она действительно сделает это?
РэндольфТрибуны и навес содрогнулись от слаженного вопля сотен глоток. Фэйри зажал «рану» в боку и упал. Дисциплинированно, как учили.Чарли поморщился. Вот ведь – дубина ушастая. Нет бы покачнуться сначала, сделать шаг назад, поиграть. Никакого чувства момента. Тьфу.На лице победителя вместе с торжеством отображалось недоумение, словно он сам не мог понять, как сумел взять вверх, но тупить или изображать цацу, как любил делать длинноухий, тот не стал. Вскинул меч и прокричал что-то ликующее. Зал ответил. Возмущенно орали проигравшие, от них летели оскорбления и упреки. Восхищенно – рискнувшие поставить, вопреки всем победам новичка, на неплохого, но в целом-то заурядного бойца.Вторых было меньше раз в пять, если не в семь. Чарли довольно прищурился, мысленно подсчитывая прибыль.Носилки с «пострадавшим» уже унесли, на арену высыпали работники, чтобы засыпать пятна крови свежим песочком, а зри
ЮнонаОн раздевал ее медленно, лаская дыханием и покрывая поцелуями каждый дюйм освобожденного от одежды тела. Поставил ногу себе на плечо и медленно скатал чулок, прижался губами к ямке под коленкой, поднялся выше, чуть царапнув плохо выбритой щекой нежную кожу с внутренней стороны бедра. Юнона выгнулась, запустила пальцы в его волосы и застонала, отдаваясь умелым прикосновениям его языка и своим фантазиям.Она почти не лгала, когда отвечала на ласки. Лишь представляла на месте Отто другого... Других. Своих любовников – всех, сколько их ни было за последние годы. Изменяла Отто прямо здесь, будучи с ним.Это был миг ее горького торжества. Тайная месть.Отто так старался загладить вину… Порой ей даже становилось его жаль, и она упивалась этой жалостью, смешанной с легким презрением не меньше, чем мыслями о мести.Если бы он только был чуть более безумным.Она вскрикнула, подалась навстречу его пальцам и услышала
ЭлисонБеда пришла неожиданно. Мы третий день как прибыли в город Иль-де-Шьян, успели дать только одно представление и планировали задержаться до конца недели. На ночь глядя, Паола осознала, что шкодливый мальчишка, живущий в ее душе, требует праздника, и отправилась на поиски сомнительных удовольствий. Вернулась под утро, в женском теле, непривычно мрачная, отказалась от завтрака и, вместо того, чтобы завалиться дрыхнуть, пошла говорить с Ринглусом.Палатка – не лучшее убежище для тайных разговоров. Тонкая ткань не хранит секретов. Особенно если один из собеседников кричит на весь лагерь.– Я сказал – нет! Ты идиот, но ты взрослый идиот! – никогда раньше я не слышала, чтобы Ринглус повышал голос.Ответ Паолы был неразборчив.– Нет, именно идиот. А впрочем, не важно. Пусть будет идиотка. Мы и так постоянно вытаскиваем твою задницу из неприятностей, которые ты на нее собираешь. Ты слишком любишь нарыват
Барон отпустил Паоло, наградив на прощание еще одним пинком. Словно из-под земли возник большой ящик, с успехом заменивший стол, и два поменьше, вместо стульев. Фернанд извлек стаканчик и кости, бандит придирчиво оглядел их и, хмыкнув, признал годными.Я следила, как они выкладывают принадлежности для игры, как стряхивают с ящика несуществующие пылинки, и не могла до конца поверить, что моя жизнь и свобода сейчас станут заложниками слепого случая. И если сейчас Фернанд проиграет, мне некого будет винить в происшедшем, кроме самой себя.Пошли первые броски. Я не знала правил и могла только догадываться о смысле происходящего по реакции моих товарищей, а они, как назло, нацепили ровные, бесстрастные лица, словно Фернанд играл на пару рваных башмаков.На костях мелькали сердца, кинжалы, монеты, змеи, розы и черепа.– Ах ты, сука, – не сдержался воровской барон, и мое сердце заколотилось часто-часто. Неужели мы выиграли?– Чистое везе
ФранческаВещь, когда-то бывшая ошейником, лежит перед нами на столе. Вид у нее откровенно жалкий – кожа измусолена и пожевана, хуже, чем штора в гостиной. Серебряный оклад вокруг маленького камушка по центру почернел, а по самому камню теперь змеится трещина, разделяя его наискось.Элвин, прикрыв глаза, водит руками над артефактом, пытаясь оценить его состояние. Я сижу рядом и стараюсь даже дышать неслышно, чтобы не помешать ему.Если он… если мы… если это еще возможно восстановить артефакт…Боги, пожалуйста, сделайте, чтобы это было возможным!Потому что если не получится, то я…За этим «если не получится» была злорадная улыбка вечности. Время, которое собирает с людей свою дань. Старость, которая придет за мной, чтобы разлучить нас.Навсегда.Почему, ну почему я была такой идиоткой?! Почему попросила снять ошейник? Почему не спрятала потом его как следует?
ВанессаЭтот человек прибыл в Гринберри Манор после обеда. Спешился, отдал поводья конюху, отдал дворецкому визитку и проследовал в гостиную.– Ждите здесь, – важно объявил дворецкий. – Я извещу миледи.Ожидание затянулось, но гость не выказывал признаков беспокойства. Он неторопливо обошел комнату, осматривая изящную обитую сафьяном мебель, буфет с резной дверцей, шелковые обои. Порой на его молодом и довольно привлекательном лице мелькала одобрительная улыбка. Остановился у клавикорда, откинул крышку и наиграл двумя пальцами первые аккорды популярного романса.Увлеченный инструментом, он не видел, как в дверях замерла женщина. Болезненно худощавая, со следами былой красоты на лице, которые угадывались даже под слоем белил и румян. Несколько легкомысленное платье, куда более уместное на юной кокетке, чем почтенной вдове, спорило с заметной сединой в рыжих волосах.Прежде чем войти в гостиную женщина бросила корот
РэндольфПо безмятежной лазури небес проплывали легкие, кучерявые облака. День выдался не по-февральски теплым, и в воздухе уже вовсю ощущалась близость весны.– Отрадный денек, – усмехнулся в бороду старик Хэтч. – Ишь, как все осело.Запряженная в телегу мосластая лошаденка, лениво брела по занесенной снегом тропе. Добравшись до тенистого распадка между двумя холмами, куда не проникали солнечные лучи, она замедлила шаг, а после и вовсе встала, демонстрируя всем своим видом немощь перед силами природы.– Треклятый снег, – ругнулся Ник Картер и снова спрыгнул с телеги, чтобы очистить обода. – Кончай прохлаждаться, бездельник, и помоги мне. Иначе, видит Тефида, нам вовек не добраться до Фалькон нест. Или ты хочешь заночевать в окрестных лесах?Хэтч засмеялся тонким, скрипучим голосом:– Куда торопиться, старина? Можно подумать, монашки ждут тебя после того, как на прошлой неделе у них
Звук снизу заставляет меня слететь по лестнице. Я почти вбегаю в холл, уже не заботясь, чтобы демонстрировать показное равнодушие.– Почему тебя так долго не было?!– Дела, – буркает он, едва удостоив меня взглядом, и поднимается наверх, тяжело опираясь о стену рукой.Я смотрю ему вслед, задыхаясь от возмущения. Я так его ждала, а он… он…Первый порыв – устроить скандал, потребовать внимания, надуться. Но тут внутри меня словно вспыхивает ярко-красная надпись «Нельзя!». И где-то в глубине сознания появляется другая Фран – более спокойная, взрослая. Появляется, чтобы вполголоса заметить, что у Элвина тоже есть желания и потребности. Что он выглядит вымотанным до последней степени. Что мужественно терпел все последние недели мои капризы. Что, кажется, с ним сегодня случилось что-то в той части его жизни, о которой он так мало рассказывает. И что неплохо бы поддержать его, или хотя бы не быть такой зако
В надежде сбросить погоню, я трижды переносила нас между мирами. Преследователь не отставал. Несколько раз над головой свистели стрелы. Одна вонзилась в ель над моей головой и разлетелась ледяными брызгами.Мы перелетели холм. Внизу от основного тракта отходила узкая тропинка. Фэйри, не колеблясь, направил коня по ней. Обернувшись, я увидела черные силуэты преследователей и своры гончих в призрачном свете огромной, зависшей над холмом луны. Впереди, вырвавшись на два корпуса, скакал всадник-великан. Он запрокинул голову, увенчанную раскидистой кроной оленьих рогов, и протрубил в рог.Тропка была занесена снегом, и мы сразу потеряли скорость. Свистели ветки, норовя хлестнуть по глазам. Я пригибалась, стискивала немеющими пальцами край седла. Свет луны почти не проходил сквозь нависшие кроны. Правь лошадью я, все закончилось бы плачевно, но Рэндольф видел в темноте лишь немногим хуже, чем днем.Конь под нами хрипел, клочья пены стекали по морде, сиплые выдохи подс
– Я помню ее, – Стормур скривился и брезгливо, носком ноги, перевернул тело на спину тело Кьяры. – Воровка.– И какие же счеты у воровки к регенту Хансинорского двора? – поинтересовался я с обманчивой мягкостью.– Не твое дело.– Еще как мое. Из слов Блудсворда я понял, что ему даром не сдалась эта вендетта. И будь любезен, раз уж я спас твою никчемную жизнь, поделись соображениями: с какой стати служанке так ненавидеть тебя?Стормур выдержал мой взгляд в упор. На высокомерном лице не дрогнул ни единый мускул.– Я был в своем праве, Страж. Она и ее подельник собирались меня обокрасть.– О, вот, значит, как? Обокрасть? И что же ты сделал?Я бросил еще один взгляд тело Кьяры. Спускавшиеся по плечу женщины шрамы здорово напоминали следы от волчьих клыков.Регент пожал плечами:– Я был излишне милосерден. Натравил на них псов. Вор прикончил двух собак, тогда я прика
Говорят, к встрече с Хаосом невозможно подготовиться. Как невозможно предсказать во что инферно превратит живую плоть. Это у магии есть пределы, Хаос же не ведает границ. В Братстве не принято говорить об этом, но прикосновение инферно – самый жуткий тайный кошмар любого Стража.Я ждал боли. Ужаса, смертного холода, полной утраты себя…Ничего не было. Гудящий черный смерч сжался, охватил вскинутую руку. Вой стал выше, пронзительнее, протез кольнуло холодом, перчатка съежилась и истлела, словно ее разъело кислотой. Расширенными глазами я следил за тем, как черная воронка сжимается, втягиваясь в ладонь. Давно утраченная кисть пульсировала, посылая то ощущения невыносимого жара, то нестерпимого холода, то резкой и мучительной боли. То, что было и не было мною – паскудная лиана, проклятый подарочек из долины Роузхиллс, сейчас жило своей жизнью. И оно поглощало инферно. Жадно, как страдающий от жажды пьяница поглощал бы дармовый эль.Спазм боли све
Она не ответила, но попятилась, не отводя от меня взгляда. Искалеченная рука нырнула к поясу. Метательный нож замер в воздухе на том же месте, где только что была игла.– Неправильный ответ, – я взялся за рукоять, одобрительно покивал, отдавая должное балансировке и качеству стали, и бросил на стол, рядом с иглой. – Давай лучше признаем, что первая попытка вышла откровенно неудачной, и попробуем еще раз.Кьяра отступила еще на шаг и наткнулась на стену. Взгляд служанки отчаянно перебегал с предмета на предмет, смуглое лицо побледнело и стало серым.– Знаешь, я никогда не пытал женщин. Я в принципе не очень люблю пытать. Но делаю это неплохо.– Чего ты хочешь? – ее голос дрожал.– Все того же. Информация о твоем хозяине в обмен на мое покровительство. Улыбаешься? Зря. Я не «регентский холуй», как ты изящно изволила выразиться. И мое слово немало значит среди фэйри.Не знаю, почему мне так
В чувство меня привела резкая боль в левой руке. Я стиснул зубы, сдерживая стон, и попробовал открыть глаза. Не получилось. Я почти не чувствовал собственного тела, за исключением давно отрубленной руки, которая болела так, словно снова отросла и сейчас ее кто-то медленно поджаривал на огне.Но эта боль была благословением, она будила, не давала потеряться в беспамятстве. Я напрягся и снова попытался приподнять веки. Проклятье, это было все равно что толкать четырехсотфунтовый камень. Простейшее действие удалось только с третьей попытки.Первым, что я увидел, было лицо хромоногой служанки. Гримаса ненависти уже сплозла с него. Сейчас она рассматривала меня, чуть наклонив голову набок. Потом протянула руку к моей шее и извлекла тонкую черную иглу.– Опять не рассчитала дозу, – равнодушно сообщила она. – Ты должен быть без сознания. Но паралич – тоже хорошо.Я скорее догадался, чем почувствовал, как женщина взяла меня за руку. В поле