Шли мы недолго. Обогнули порт и выбрались на заброшенный пустырь. В центре его горел костер, стояло несколько палаток и три крытые телеги. Чуть поодаль над охапками сена дремали коротконогие мохнатые лошадки.
Я механически переставляла ноги, следуя за своими спутниками. Если у них были злые намерения, бегство только ухудшит положение. Если же они и правда друзья, как сказала женщина, то вдвойне глупо бежать от предложенной помощи.
У огня, помешивая еду в котелке, сидела девушка с оливковой кожей и тонкими чертами лица, кутаясь в подбитый мехом плащ. При виде нас она взвилась:
– Тиль, что так долго?! А кто это с вами?
– Зови Ринглуса, Фэй. У нас прибавление.
– А-а-а…
Меня ожгло коротким любопытным взглядом, и непоседа-Фэй ускакала. Тильда подвела меня к огню, усадила:
– Вот так. Ты голодная?
– Не знаю, – сосущее чувство голода куда-то делось, словно сейчас, когда еда, наконец, стала доступной, ему надоело меня терзать. – Наверное, да, – я еще помолчала и призналась. – Я не ела два дня.
– Понимаю. Такое бывает поначалу. Жить не хочется. Но здесь не так мерзко, как может показаться, поверь. И не все люди ужасны, встречаются такие, с которыми вполне можно иметь дело.
– Отстань от нее, Тиль, – сказал мужчина. – Дай прийти в себя.
Женщина фыркнула:
– Не учи меня кидать нож, Зигфрид, – и снова повернувшись в мою сторону. – Как твое имя, девочка?
– Элисон.
Я намеренно не стала называть фамилию. Ужасное подозрение, что эти двое ошиблись, приняв меня за кого-то совсем другого, почти переросло в уверенность. Что они сделают, когда поймут свою ошибку?
– Из какого ты клана, Элисон?
Я замерла, протянув руки к костру, в тщетной попытке изобразить, что слишком замерзла, чтобы отвечать на вопросы. Лгать не хотелось, я отвратительный лжец и всегда попадаюсь. Лучше уж молчать, оттягивая неизбежное.
Стоило все же сбежать по дороге.
– Ну, где наше прибавление, и почему у костра сидит человеческая девочка? – нарушил тишину нарочито бодрый голос.
– Ты ошибся, Ринглус, – откликнулась Тильда. – Я тоже сперва приняла ее за человечку. Но у нее есть чейнадх. И ты бы слышал, как она пела людям о холмах!
Пела? Я заморгала, уставившись на нее в немом недоумении.
– Ошибся, говоришь. Хммм… давай посмотрим, – ко мне подошел миниатюрный человечек. Уж на что я маленькая, а он мне еле до плеча дотягивал. Но в остальном, кроме роста, тот, кого женщина назвала Ринглусом, ничем не напоминал карлика. Он был гармонично сложен, лицо его с правильными чертами несло несомненную печать интеллекта. Широкий лоб с большими залысинами, крючковатый нос, в короткой ухоженной бороде примерно поровну соли и перца. Темные глаза иронично щурились, рассматривая меня. Он взял меня за подбородок, заставил повернуть голову и коротко рассмеялся:
– Нет, Тиль. Это ты ошиблась. Типичная человечка.
Женщина тоже склонилась надо мной. Она больше не улыбалась.
– Откуда у тебя чейнадх, девочка? – жестко спросила она.
– Что?
Она вырвала из моих рук сумку и, не обращая внимания на мои протестующие крики, начала в ней рыться.
– Вот! – в ее руках была флейта.
– Отдай, – попытка отобрать инструмент не увенчалась успехом. Хотелось плакать от бессилия. Пусть бы бандиты забрали всю выручку, но флейта… Флейта Рэндольфа, все, что осталось на память о моем воине.
– Откуда это у тебя? – настойчиво повторила Тильда.
– Это подарок!
– Лжешь, – она отвесила мне пощечину. – Никто не подарит чейнадх. Тем более человечке. Чья она?
– Это подарок, – упрямо повторила я. – От моего друга. Отдай!
– Она играла на ней, Тиль, – напомнил великан Зигфрид.
– Играла? – брови Ринглуса скакнули вверх. – Как интересно. Отдай ей чейнадх, Тиль. Сыграй нам, девочка!
Я прижала флейту к груди. Больше всего хотелось сорваться с ней в обнимку и бежать, но я понимала, какой глупостью это будет. Поэтому медленно собрала инструмент. Погладила, прижала к губам. Показалось, флейта откликнулась, как живая, подставляя под пальцы полированный бок.
Звуки поднялись ввысь над костром, унося меня туда, где чистая радость весенней пляски у костра в Белтайн мешалась со сладкой горечью верескового меда. Флейта пела сама, я лишь дарила ей дыхание и тепло пальцев.
Окончив фразу, я прервалась и уставилась вопросительно на своих мучителей. Флейта звала, просила продолжить, но я не могла позволить себе уйти целиком в музыку, слишком боялась за нас двоих.
– Да, она действительно играла, – кивнул Ринглус. Он был задумчив и больше не щурился. – Ты сможешь так сыграть на чужом чейнадхе, Тиль?
– Нет, – покачала головой женщина.
– Вы ведь фэйри? – наконец, дошло до меня. Не знаю, почему я не понимала этого раньше. То ли не ожидала встретить фэйри, свободно гуляющих по человеческому миру, то ли чуждость Изнанки подрастерялась, пообтерлась с них. – А что вы здесь делаете?
– Хороший вопрос, юная леди. Но раз уж вы у нас в гостях, будет вежливо, если вы первая расскажете о себе.
Я набычилась:
– Откуда я знаю, что вам можно доверять? Мой друг говорил, что ничейный человек – добыча для фэйри.
– Он так говорил, да? Ты слышала, Тиль? Какая интересная мысль…
– У тебя нет выхода, – вмешался Зигфрид. – Кроме одного: быть честной. Кто подарил тебе чейнадх и учил играть на нем?
– Мой… – я решила называть вещи своими именами. – Мой любовник. Он фэйри. Я не скажу вам его имя и клан, пока не буду уверена, что вы друзья.
Это не было совсем уж ложью. Я не крала флейту Рэндольфа, она попала ко мне случайно. И что совсем уж странно – непонятно откуда, но я твердо знала, что в этой случайности была закономерность. Флейта стала моей потому, что воин хотел этого, и никак иначе.
Они обменялись понимающими взглядами.
– Я думаю, это все объясняет, – резюмировал Ринглус. – Любовь – такое дело. А где сейчас твой фэйри, девочка?
– Не знаю, – против воли я всхлипнула. Насколько легче было бы, будь Рэндольф рядом. Как я соскучилась по его молчанию! – Нам пришлось расстаться.
Они снова понимающе переглянулись. Это неприятно, когда все вокруг все понимают, а ты одна сидишь, как полная дура.
– Прости нас за нелюбезный прием, дитя, – мягко сказал Ринглус. – Жизнь среди людей учит не доверять им. Мы должны были убедиться. Будь нашим гостем. Ты голодна? Мы накормим тебя. Если нужен отдых, можешь поспать. Никто не будет гнать тебя и не причинит вреда.
Все как-то сразу стали ужасно заботливыми со мной. Тильда протянула миску, до краев наполненную ароматным варевом из овощей и мяса. Заснувший было голод вдруг проснулся и вцепился в меня когтями, аж желудок свело. Обжигая язык, почти не чувствуя вкуса, я глотала похлебку и остановилась, только когда ложка заскребла по дну.
Остальные фэйри уже разбрелись, и у костра сидел один Зигфрид. Не вступая в разговоры, он наполнил снова мою миску. В этот раз я ела медленнее, помня о приличиях.
После сытной еды начало безудержно клонить в сон. Слишком много всего навалилось в последние дни. Я боролась, как могла, но сон оказался сильнее. Так и заснула у костра, прижимая к груди чехол с флейтой.
Проснулась я резко, точно по сигналу вскочила и тут же впечаталась в стенку. Села, потирая лоб. Пока я спала, кто-то перенес меня внутрь одного из фургончиков и заботливо укрыл одеялом.Здесь было душно, но тепло. Рядом мелькали всполохи огня от переносной печки. Я неловко завозилась впотьмах, пытаясь понять, как выбраться отсюда.– Элисон? – окликнул меня голос Тильды. – Ты не спишь? Иди сюда.– Не сплю, – наконец, удалось выпутаться из одеяла. Я зачем-то на четвереньках проползла до середины вагончика, где светились малиновым жаром угли в маленькой жаровне.– Как раз вовремя проснулась. Скоро завтрак. А потом надо будет решать, что нам делать дальше.– А какие есть варианты? – я сразу поняла, что она имеет в виду “что нам делать дальше с тобой” и насторожилась.– Ты можешь уйти. Или можешь остаться с нами. Но в последнем случае ты должна приносить пользу. Мы не в том положен
Рэндольф (настоящее)Сон ушел резко и безвозвратно, как всегда. Другие воины всегда завидовали его искусству просыпаться мгновенно.Сквозь затянутое бычьим пузырем окошко смотрело темно-синее небо. Зимние ночи долги, рассвет начнется лишь через пару часов.Рэндольф сел на тюфяке, выдохнул облачко пара. Каморка, место в которой трактирщик сдал ему за четверть пенни, находилась в летней пристройке, куда не доходило тепло от печки. Трактирщик предлагал переносную жаровню всего за пару пенни, но Рэндольф отказался. У него осталось слишком мало смешных кругляшек, которые так много значили в человеческом мире.Будь с ним Элисон, он бы снял нормальную комнату. Теплую. С чистыми простынями.Но Элисон ушла…Он закрыл глаза, пережидая приступ тоски. Странное ощущение. Оно заставляло вспомнить, бой с мантикорой. И как уже после сражения мастер-лекарь, матерясь, орудовал скальпелем, чтобы вырезать засевшие в теле ядовитые игл
Чарли– Добрый вечер.Чарли дернулся от неожиданности, расплескав пиво на себя и сидящего рядом Винсента. Секунду назад лавка напротив пустовала, а сейчас там расположился неизвестный тип.Обматерив незнакомца, а за компанию и охрану, которая сидит и чешет яйца, пока к хозяину подкрадываются всякие, Чарли поставил на стол мокрую кружку и внимательно осмотрел незваного гостя, готовясь бежать или нападать, в зависимости от ситуации.Гость прятал лицо под низко надвинутым капюшоном и кутался в теплый плащ, что в жарко натопленном и душном зале трактира смотрелось вдвойне подозрительно.Эта подозрительность, как и прозвучавшее ранее приветствие неожиданно успокоили. Убийцы стараются не выделяться, и здороваться убийца уж точно не станет. Его приветствием, будет удар ножа.Тем временем охранники поспешили загладить свою оплошность, и, обойдя стол, взяли незнакомца в клещи.– Мистер Бруизер не любит, когда к
РэндольфГромилы-охранники нависали рядом, загораживая Рэндольфа и его собеседника от любопытных взглядов. От них несло потом и чесночной колбасой. Из кружки, которую подавальщик поставил перед его носом, шел кислый дух перебродивших дрожжей. Фэйри поморщился и отодвинул непрошеное угощение.Он нормально относился к принятию эликсиров или наркотиков, если того требовало дело. Но странной человеческой привычки без причины травить себя слабыми растворами яда понять не мог.– Мне не нравится убивать людей, которые мне ничего не сделали, – сказал он, рассматривая человека, только что предложившего ему работу. – Я не убийца.Строго говоря, это не было совсем правдой. Рэндольфу не раз приходилось убивать по приказу князя. Просто он не любил это делать. Истреблять чудовищ ему нравилось куда больше.– Кто говорит об убийствах? – улыбка у человека, назвавшегося Чарльзом Бруизером, была неестественно широкой. Сл
Рэндольф– Драть твою мать! – все, что сумел сказать Чарли после того, как длинноухий за полминуты обезоружил двух его лучших бойцов.Фэйри вложил клинки в ножны и повернулся. Его лицо оставалось таким же бесстрастным, каким было в трактире, когда он побрезговал угощением Чарли. Ни азарта, ни гордости от победы.Не тщеславен. Совсем плохо. За прошедший час Чарли так и не понял, чем вообще можно зацепить длинноухого. У него словно не было слабых мест, любые обещания, похвалы и завуалированные дерзости фэйри встречал одинаково равнодушно.– Это отлично, парень. Могешь, не отнять. Но пойми: зрителю нужно зрелище. Чтобы неясно было, кто победит. Чтобы покричать, понервничать за свои денежки. Да и крови немного пустить в конце не помешает.О том, что лившаяся в боях кровь покупалась на соседней скотобойне и принадлежала овцам, он рассказывать не стал. Всему свое время.– Ну давай! Затяни, поддайся. Покажи
ЭлисонОни были гистрионами*. Маленькая труппа из фэйри и монгрелов. Отщепенцы, преступники, изгнанники Изнанки, вынужденные скитаться по человеческому миру и веселить простолюдинов, чтобы выжить. Команда дядюшки Ринглуса.Кроме Тильды, Зигфрида и Фэй, которых я уже видела, в труппе была молчаливая смуглянка Паола – высокая и гибкая, с прекрасными бархатными глазами. На вид – обычный человек, даже Фэй с ее красными волосами выглядела более странной.Шестой комедиант – Фернанд, выступал под звучным псевдонимом Мефисто Великолепный. Темноволосый, лощеный, слегка показушно-зловещий. Белая кожа, ярко-алые губы, бородка клинышком. Никогда не встречала мужчину, который был бы так увлечен своей внешностью. Он проводил у зеркала больше времени, чем Китти, одевался с тщанием, достойным потомственного лорда, а духов, притираний, помады, мушек и пудры у него было больше, чем у всех остальных гистрионов, вместе взятых.Тильда была м
Фэй не предпринимала больше попыток сблизиться, но и не показывала, что обижена на мой отказ. Я очень скоро поняла, что подобное предложение с ее стороны не было чем-то особенным. Непоседливая полукровка обожала все, связанное с постельными утехами и постоянно искала случая разнообразить свои вечерние приключения:– Поаккуратнее с ней, – предупредила Тильда на следующий день. – Не увлекайся. Фэй любит всех и никого.Я похлопала глазами от ее прямоты и решила не делать вид, что не понимаю о чем речь:– Я этим не интересуюсь.– Зря. Она великолепна в том, что умеет.Я покраснела и решила не уточнять, опирается ли Тильда на собственный опыт. И так понятно было.– Зачем ограничиваться кем-то одним, – рассуждала вечером Фэй, укладываясь спать. – Жизнь так коротка, и в ней так много красивых людей. Вот, например, ты, Элисон. Нет, нет, не бойся. Я больше не буду приставать, пока сама не попросишь. Зна
ЮнонаЧто-то в недрах замка чуть слышно щелкнуло. Юнона продвинула шпильку чуть дальше, надавила сильнее.И сломала.Ругнувшись вполголоса, вынула обломок, швырнула к десятку других и со вздохом признала, что врезной альбский замок – из тех, что куда чаще ставят на сейфы, чем не на двери гостевых покоев, оказался ей не по зубам.«Магия развращает» – зазвучал в ушах голос Мартина. – «Мы привыкаем к ней и становимся беспомощны».Юнона мысленно согласилась с первым Стражем.Она выпрямилась, еще раз пленной тигрицей обошла свою темницу. Две комнаты обставленные с почти вызывающей роскошью, на грани безвкусицы – у Отто всегда было плохо с чувством меры. Мебель из красного дерева, резная, в позолоте и аляпистых розочках. Пышный ворс ковра, в котором ноги утопают почти по щиколотку, багряные тканые обои с золоченым узором на стенах.И очень прочные вцементированые в стены решет
ФранческаВещь, когда-то бывшая ошейником, лежит перед нами на столе. Вид у нее откровенно жалкий – кожа измусолена и пожевана, хуже, чем штора в гостиной. Серебряный оклад вокруг маленького камушка по центру почернел, а по самому камню теперь змеится трещина, разделяя его наискось.Элвин, прикрыв глаза, водит руками над артефактом, пытаясь оценить его состояние. Я сижу рядом и стараюсь даже дышать неслышно, чтобы не помешать ему.Если он… если мы… если это еще возможно восстановить артефакт…Боги, пожалуйста, сделайте, чтобы это было возможным!Потому что если не получится, то я…За этим «если не получится» была злорадная улыбка вечности. Время, которое собирает с людей свою дань. Старость, которая придет за мной, чтобы разлучить нас.Навсегда.Почему, ну почему я была такой идиоткой?! Почему попросила снять ошейник? Почему не спрятала потом его как следует?
ВанессаЭтот человек прибыл в Гринберри Манор после обеда. Спешился, отдал поводья конюху, отдал дворецкому визитку и проследовал в гостиную.– Ждите здесь, – важно объявил дворецкий. – Я извещу миледи.Ожидание затянулось, но гость не выказывал признаков беспокойства. Он неторопливо обошел комнату, осматривая изящную обитую сафьяном мебель, буфет с резной дверцей, шелковые обои. Порой на его молодом и довольно привлекательном лице мелькала одобрительная улыбка. Остановился у клавикорда, откинул крышку и наиграл двумя пальцами первые аккорды популярного романса.Увлеченный инструментом, он не видел, как в дверях замерла женщина. Болезненно худощавая, со следами былой красоты на лице, которые угадывались даже под слоем белил и румян. Несколько легкомысленное платье, куда более уместное на юной кокетке, чем почтенной вдове, спорило с заметной сединой в рыжих волосах.Прежде чем войти в гостиную женщина бросила корот
РэндольфПо безмятежной лазури небес проплывали легкие, кучерявые облака. День выдался не по-февральски теплым, и в воздухе уже вовсю ощущалась близость весны.– Отрадный денек, – усмехнулся в бороду старик Хэтч. – Ишь, как все осело.Запряженная в телегу мосластая лошаденка, лениво брела по занесенной снегом тропе. Добравшись до тенистого распадка между двумя холмами, куда не проникали солнечные лучи, она замедлила шаг, а после и вовсе встала, демонстрируя всем своим видом немощь перед силами природы.– Треклятый снег, – ругнулся Ник Картер и снова спрыгнул с телеги, чтобы очистить обода. – Кончай прохлаждаться, бездельник, и помоги мне. Иначе, видит Тефида, нам вовек не добраться до Фалькон нест. Или ты хочешь заночевать в окрестных лесах?Хэтч засмеялся тонким, скрипучим голосом:– Куда торопиться, старина? Можно подумать, монашки ждут тебя после того, как на прошлой неделе у них
Звук снизу заставляет меня слететь по лестнице. Я почти вбегаю в холл, уже не заботясь, чтобы демонстрировать показное равнодушие.– Почему тебя так долго не было?!– Дела, – буркает он, едва удостоив меня взглядом, и поднимается наверх, тяжело опираясь о стену рукой.Я смотрю ему вслед, задыхаясь от возмущения. Я так его ждала, а он… он…Первый порыв – устроить скандал, потребовать внимания, надуться. Но тут внутри меня словно вспыхивает ярко-красная надпись «Нельзя!». И где-то в глубине сознания появляется другая Фран – более спокойная, взрослая. Появляется, чтобы вполголоса заметить, что у Элвина тоже есть желания и потребности. Что он выглядит вымотанным до последней степени. Что мужественно терпел все последние недели мои капризы. Что, кажется, с ним сегодня случилось что-то в той части его жизни, о которой он так мало рассказывает. И что неплохо бы поддержать его, или хотя бы не быть такой зако
В надежде сбросить погоню, я трижды переносила нас между мирами. Преследователь не отставал. Несколько раз над головой свистели стрелы. Одна вонзилась в ель над моей головой и разлетелась ледяными брызгами.Мы перелетели холм. Внизу от основного тракта отходила узкая тропинка. Фэйри, не колеблясь, направил коня по ней. Обернувшись, я увидела черные силуэты преследователей и своры гончих в призрачном свете огромной, зависшей над холмом луны. Впереди, вырвавшись на два корпуса, скакал всадник-великан. Он запрокинул голову, увенчанную раскидистой кроной оленьих рогов, и протрубил в рог.Тропка была занесена снегом, и мы сразу потеряли скорость. Свистели ветки, норовя хлестнуть по глазам. Я пригибалась, стискивала немеющими пальцами край седла. Свет луны почти не проходил сквозь нависшие кроны. Правь лошадью я, все закончилось бы плачевно, но Рэндольф видел в темноте лишь немногим хуже, чем днем.Конь под нами хрипел, клочья пены стекали по морде, сиплые выдохи подс
– Я помню ее, – Стормур скривился и брезгливо, носком ноги, перевернул тело на спину тело Кьяры. – Воровка.– И какие же счеты у воровки к регенту Хансинорского двора? – поинтересовался я с обманчивой мягкостью.– Не твое дело.– Еще как мое. Из слов Блудсворда я понял, что ему даром не сдалась эта вендетта. И будь любезен, раз уж я спас твою никчемную жизнь, поделись соображениями: с какой стати служанке так ненавидеть тебя?Стормур выдержал мой взгляд в упор. На высокомерном лице не дрогнул ни единый мускул.– Я был в своем праве, Страж. Она и ее подельник собирались меня обокрасть.– О, вот, значит, как? Обокрасть? И что же ты сделал?Я бросил еще один взгляд тело Кьяры. Спускавшиеся по плечу женщины шрамы здорово напоминали следы от волчьих клыков.Регент пожал плечами:– Я был излишне милосерден. Натравил на них псов. Вор прикончил двух собак, тогда я прика
Говорят, к встрече с Хаосом невозможно подготовиться. Как невозможно предсказать во что инферно превратит живую плоть. Это у магии есть пределы, Хаос же не ведает границ. В Братстве не принято говорить об этом, но прикосновение инферно – самый жуткий тайный кошмар любого Стража.Я ждал боли. Ужаса, смертного холода, полной утраты себя…Ничего не было. Гудящий черный смерч сжался, охватил вскинутую руку. Вой стал выше, пронзительнее, протез кольнуло холодом, перчатка съежилась и истлела, словно ее разъело кислотой. Расширенными глазами я следил за тем, как черная воронка сжимается, втягиваясь в ладонь. Давно утраченная кисть пульсировала, посылая то ощущения невыносимого жара, то нестерпимого холода, то резкой и мучительной боли. То, что было и не было мною – паскудная лиана, проклятый подарочек из долины Роузхиллс, сейчас жило своей жизнью. И оно поглощало инферно. Жадно, как страдающий от жажды пьяница поглощал бы дармовый эль.Спазм боли све
Она не ответила, но попятилась, не отводя от меня взгляда. Искалеченная рука нырнула к поясу. Метательный нож замер в воздухе на том же месте, где только что была игла.– Неправильный ответ, – я взялся за рукоять, одобрительно покивал, отдавая должное балансировке и качеству стали, и бросил на стол, рядом с иглой. – Давай лучше признаем, что первая попытка вышла откровенно неудачной, и попробуем еще раз.Кьяра отступила еще на шаг и наткнулась на стену. Взгляд служанки отчаянно перебегал с предмета на предмет, смуглое лицо побледнело и стало серым.– Знаешь, я никогда не пытал женщин. Я в принципе не очень люблю пытать. Но делаю это неплохо.– Чего ты хочешь? – ее голос дрожал.– Все того же. Информация о твоем хозяине в обмен на мое покровительство. Улыбаешься? Зря. Я не «регентский холуй», как ты изящно изволила выразиться. И мое слово немало значит среди фэйри.Не знаю, почему мне так
В чувство меня привела резкая боль в левой руке. Я стиснул зубы, сдерживая стон, и попробовал открыть глаза. Не получилось. Я почти не чувствовал собственного тела, за исключением давно отрубленной руки, которая болела так, словно снова отросла и сейчас ее кто-то медленно поджаривал на огне.Но эта боль была благословением, она будила, не давала потеряться в беспамятстве. Я напрягся и снова попытался приподнять веки. Проклятье, это было все равно что толкать четырехсотфунтовый камень. Простейшее действие удалось только с третьей попытки.Первым, что я увидел, было лицо хромоногой служанки. Гримаса ненависти уже сплозла с него. Сейчас она рассматривала меня, чуть наклонив голову набок. Потом протянула руку к моей шее и извлекла тонкую черную иглу.– Опять не рассчитала дозу, – равнодушно сообщила она. – Ты должен быть без сознания. Но паралич – тоже хорошо.Я скорее догадался, чем почувствовал, как женщина взяла меня за руку. В поле