– Так, так, так, собрались! – захлопала в ладоши Римма Евгеньевна. – Что это такое?! Не снежинки, а лошади на пуантах! Первая, третья, шестая, вы парить должны, а не раскорякой о сцену шлёпаться!
Чайковский смолк, девчонки потупились. Из-за кулис повеяло сквозняком. Я застыла с посохом в руке на заднем плане и выдохнула с облегчением. Меня не назвали – я пятая снежинка справа.
Римма Евгеньевна, сама совершенно не выспавшаяся, но с неизменной осанкой королевы продолжала раздавать властные пинки, прохаживаясь между нами:
– Дамы, если Бурмейстер1 в либретто напишет с того света, что в царстве Деда Мороза пошёл ледяной град, я вам обязательно сообщу. А пока у вас нет задачи проломить подмостки! Парим! Зрителя не должны касаться ваши сложности!
Я старательно расширила веки, притворяясь, что мне ни капли не хочется спать. После десяти с лишним часов перелёта из тропически влажного Хайкоу до морозной Москвы, а потом ещё двух – в Ростов одной ночи отдыха было недостаточно. Даже несмотря на долгую разминку перед репетицией, меня по-прежнему манила мысль о кровати и подушках, а тело как-то само выдавало заученные движения. Раньше я бы никогда не подумала, что танцевать можно вот так... Однако после конвейера Снегурочек и Щелкунчиков на гастролях исполнение дошло до автоматизма.
Это не хорошо, – мысленно поморщилась я. – А как же искусство, творчество, красота? Нет, никак нельзя! Надо просыпаться!
Сквозняк вновь пощекотал спину. Я почувствовала, что нос слегка заложило. Из-за акклиматизации? Только этого не хватало! Я распрямила плечи, приподняла подбородок и улыбнулась не кому-то, а себе самой. Мама давно научила: «Всё у тебя внутри. Позитивный настрой творит чудеса. И даже простуду может побороть».
Оказалось вовремя – взгляд ассистента хореографа упал на меня, и Римма Евгеньевна благосклонно кивнула.
Сразу нос отложило, я обрадовалась. Мне никак нельзя быть на плохом счету. И дело не в том, что я плохо танцую – танцую я хорошо, к тому же у меня длинные руки и ноги – практически идеальные пропорции для балерины, а также подобающая внешность: выразительные глаза, высокие скулы, маленький нос и чувственный рот, прекрасная выворотность ног, гибкость, высота прыжка и подъём стопы. Но всё дело в росте. Когда меня принимали в десять лет в балетную академию, никто не знал, что мой рост вот-вот остановится. И в этом моя беда.
Если бы мне пришлось строить карьеру в советские времена, всё было бы ничего, а теперь моих почти ста шестидесяти сантиметров хватает только на то, чтобы маленьких лебедей танцевать и массовку в Щелкунчике. Папа возмущается, говорит, что таких, как я, поднимать легче. Но я не солистка, а кордебалет выглядит крайне негармонично, когда одна танцовщица слишком отличается от остальных. Поэтому путь мне один – в примы, и я сделаю ради этого всё что угодно!
– Элла, что с глазами? Открой их, наконец, мы уже не в Китае! – сказала Римма Евгеньевна и прошла мимо моей соседки справа.
Элка рядом на пол головы меня выше подкатила глаза к потолку, и вдруг в динамиках раздался голос главного:
– Всех танцовщиц, задействованных в «Снегурочке», прошу собраться на сцене для объявления.
Это разбудило девчонок лучше, чем окрики Риммы Евгеньевны, похожие на шлепки стэком. Прислушиваясь к чёткому шагу главного, все мигом посбрасывали тёплые гетры и штаны, оставшись в боди и пачках. Подтянулись остальные из-за кулис. Тоже в боевой форме и выправке.
Через несколько секунд Дорохов легко взбежал из зрительного зала на сцену. Высокий, красивый, статный, он когда-то танцевал первые партии в Мариинке, но сейчас ему сорок и его удел – хореография.
Работу в ростовском театре наш главный получил незадолго до моего прихода и теперь постоянно устраивает эксперименты, ворошит затаённые чувства артистов, как угли в костре, разжигая конкуренцию и пытаясь создать нечто из ряда вон. Наверняка Дорохов не прочь вернуться в Санкт-Петербург, как и я. Хотя и этот театр, говорят, совсем не плох. Мне не с чем сравнивать – после академии это моё первое место работы, однако я понимаю главного, мне тоже не особенно комфортно в чужом городе, слишком провинциальном и крикливом после гордой северной столицы на Неве.
Были и плюсы в рвении Дорохова: мы уже два раза за полгода летали за рубеж на гастроли. Однако перестановки в труппе, вливания молодой крови, увольнения и перетасовка солистов создавали в театре обстановку опасную и напряжённую. Я не присоединялась к возмущениям девчонок в гримерках, ведь как известно, кризис таит в себе возможности.
Взволнованно и возбуждённо вместе со всеми я следила взглядом за главным. А тот, водя по воздуху точёным аристократическим носом и чеканя подмостки идеальным шагом, осматривал нас, как помещик крепостных актрис. Ничуть не экс-принц, а характерный красавец-злодей. У меня мурашки пробежали по голой спине. Что же он задумал на этот раз?!
– Коллектив, – как водится, безлично начал он, наконец, остановившись у края сцены – шажок назад и упадёт в оркестровую яму. – Сегодня я получил известие – наша прекрасная Арина Воеводина, исполняющая главную роль Снегурочки в балете, собралась в декрет. Ей, конечно, далеко ещё до исполнения роли Матрёшки, но мы должны подготовиться заранее.
Весь кордебалет затаил дыхание, а Дорохов продолжил:
– У нас, безусловно, есть дубль на замену Воеводиной, но я хочу видеть совершенно новую Снегурочку! Ту, которая сможет не только показать красивые па, но и сыграть. По-настоящему сыграть, как тает холодное сердце девушки! Тем более что в марте мы повезём Снегурочку не куда-нибудь, а в Лондон! И потому... – он сделал паузу, во время которой было слышно, как трепещут два десятка сердец на сцене. – Потому я объявляю конкурс и буду с особым тщанием смотреть, кто из вас как работает. А ровно через месяц я выберу новую приму. Всё ясно? Готовьтесь, desmoiselles2!
Сердце моё забилось учащённо: Боже мой, вот он – мой шанс! Внутри всё загорелось, и я внезапно встретилась глазами с Дороховым. Вытянула макушку к потолку и улыбнулась, в ответ сверкнули чёрные глаза, достойные злого гения Ротбардта из Лебединого озера. Я бы не отвела взгляд, но теперь подобно юной Снегурочке скромно опустила ресницы – я должна сыграть эту роль, пора вживаться!
1Первый постановщик балета «Снегурочка»
2Барышни (франц.)
После третьей картины, во время которой Снегурочка не послушала нас, снежинок, Деда Мороза и свою мать Весну, уговаривающих её не познавать опасные человеческие чувства, я не убежала в гримёрку, как обычно, а осталась за кулисами. Моё сердце билось учащённо после танца, тонкие белые чулки облегали разгорячённые ноги, и хотелось пить, но я прильнула к одной из стоек и стала наблюдать, как танцует наша прима.Оркестр зазвучал приглушённо, на сцену опустилась синяя сеть, имитирующая сумерки Виолончели, гобои, флейты передавали зарождающееся смятение в сердце снежной девушки. В моём тоже чувствовалось нечто похожее – словно ожидание нового, неизведанного – чувство трепетное, нетерпеливое, жадное, но опасливое, испещрённое по краям острыми льдинками возможных препятствий.Погрузившись полностью в наблюдение, я старалась не пропустить и шт
О, судя по звуку от дороги, сюда ещё машины едут! Остановлю! – решила я и бросилась к краю высокого берега. Наклонилась, пытаясь хоть что-то разглядеть в темноте за перьями сухих камышей. Человек активно выбирался из воды сам. Плюхал, плескал, дышал громко, как конь, берущий барьер. Я выдохнула с облегчением, потому что я ни капли не герой и лезть в холодную воду – только не это, упаси Боже! Сердце сжалось. Я достала из кармана мобильный.За спиной послышался визг тормозов. Я выпрямилась и снова оторопела: три громадных чёрных внедорожника остановились рядом. Из них высыпали на жухлую траву возле меня мужчины зашкаливающей крутизны в куртках и пиджаках. Пахнуло даже не «Ментами», а Голливудом, телохранителями и преступным миро
ТерминаторМы работали над этим проектом месяц. Затем выпасали объект ещё неделю, точно вычисляя время и место, когда тот окажется без охраны. Однако телохранители «Кролика Роджера», как в проекте обозвали одного из сбежавших лидеров сопредельного государства, были бдительны. Знал, что на него у слишком многих имелся зуб, и был осторожен. До глупости этой ночью, когда решил снять стресс подальше от супруги и лишних глаз.Полагаю, мой босс Зубр приплатил любовнице, но это осталось вне моей зоны информирования. Зубр особенно не делится методами и не парится вопросами тимбилдинга. У каждого в команде есть свои задачи и границы понимания происходящего. Это естественно, мы не агенты ФСБ, ЦРУ, СБУ или других служб. Мы – наёмники, которым в данный момент платят якобы из того же сопредельного государства за то, чтобы выкрасть
ТерминаторГолова гудела, как пустой казан из-под узбекского плова, по которому жахнули молотком. Я схватился за черепушку рукой, на ладони осталось липкое пятно. Всмотрелся ошарашенно в вымазанные пальцы.Кровь?! Эта муха разбила мне голову в кровь?!Она. Мне. Дожили...В расплывающийся фокус перед глазами попал проём открытой двери и коридор. Следы мелких лапок в кроссовках на бетонной пыли. Сбежала!Я был в отключке? Сколько? И чего я сижу?Оттолкнувшись руками от стены, я вскочил и тут же
ЖеняТакого отчаяния, как сейчас, под этим проклятым кустом я не испытывала даже когда меня хотели отчислить из Академии за слишком правдивые посты в Инстаграме. И не ощущала одновременно таких сильных чувств: ненависти, страха, холода и вины, сбившихся в один плотный клубок.Я ударила человека! Я чуть не убила его!Но это была война и отвратительная неизбежность — единственный путь к свободе или конец всему! Кровь на виске, жуткие потоки, вместе с неестественными тенями, похожими на грим злодея, подчёркивающий ужасное лицо передо мной, были тому подтверждением.– Пойдём со мной, – сказало чудовище до мерзости дружелюбно, и снова вибрации его голоса, низкого и густого, обманчиво приятного перекатились в
ЖеняЯ прислушивалась к тому, как он умывается, и всплески воды под его ладонями превращались в моей голове во вступительные трели из второй сцены первого акта «Щелкунчика». Нарастающие от pianissimo1 всё громче и громче курлыканья флейт, перекликающихся со скрипками, повторялись на режиме повтора, а снежная буря из мыслей угасала, уступая место логике. Я снова и снова продумывала его слова: «Тебя убьют и меня тоже», и по спине ползли мурашки уже не из-за мужчины, стоящего за открытой дверью, а из-за неизвестных людей, которым я помешала. Под музыку Чайковского они представлялись мне гротескными, наплывающими на мой мир тенями, способными поглотить меня, как маленькое пятно света на сцене, и растворить полностью – так, что не останется ни меня, ни с
Терминатор– Ты долго. Ёпта, тебя что, кошки драли? – осмотрел меня с прищуром Зубр, едва я показался на пороге гостиной.Подумалось, что «убежище» для Жени было практически аналогом этого дачного особняка, стоявшего на отшибе, разве что более обжитого и расположенного на противоположном крае города. Но стандарт соблюден: вокруг ни души, высокий забор, оборудованный подвал, вымершие соседи и чёрные скелеты акаций по дороге. Темень и вой ветра.– И носорог пнул, судя по башке? – с усмешкой добавил Дрон, правая рука шефа, коренастый, не слишком высокий, злой.Стильный пиджак смотрелся на нём, как расшитая попона на диком кабане. Жёсткая темная щетина вепря
ТерминаторМеня сложно просчитать, ибо по натуре я ходячий парадокс – люблю риск и осторожность. Да, они как бы на противоположных чашах весов, но в этом моя суть. Поэтому я распихал по карманам внутренний сумбур и ажиотаж. Заехал в частную клинику, где полированный хирург поставил мне нормальные скобы на голову, интеллигентно поиздевавшись. Навестил МакДональдс, наблюдая за возможным «хвостом». Как назло серых Калин расплодилось, будто кроликов весной и нельзя было исключать, что Миха, будучи опытным оперативником, уже пересел на другую тачку.Поэтому я, как записной параноик, проехал в «шанхай», расположенный на спуске к Дону. Покружил по извилистым переулкам, где новёхонькие высотки соседствовали с хибарами, помнящими Соньку Золотую Ручку, где в ржавчину кованых ворот въелись разговоры шпаны, а в каждом
ЖеняЯ прошла мимо знаменитого маркета на Ковент-Гарден, украшенного корзинами, фонтанирующими буйством ампельных цветов – красочных мазков на фоне галереи разных оттенков шоколадного. Белое, воздушное и одновременно основательное здание высилось над площадью, как много сотен лет назад, и не возникало сомнений – это театр! Сколько раз я проходила этой дорогой и по-прежнему замирало сердце, а в голове мелькали сравнения с Большим и Михайловским. Прекрасному никогда не перестаешь удивляться! В красоте вокруг, в её деталях, рукотворных или природных, грандиозных и мельчайших, поражающих взгляд и еле зримых таится волшебство радости. И вкус к жизни!Британская Королевская опера была создана, чтобы вызывать восхищение. А чувство причастия к тому, творится в её стенах неизменно будило во мне священный трепет. Его подхватывал ветер
ТерминаторМне повезло: пуля задела по касательной. Правда, снова пришлось попасть в лапы того же хирурга, потому что «свежесклеенное» ребро на такие перегрузки рассчитано не было даже с титановым остеосинтезом. Дрону повезло меньше, но и он жить будет. Моя пуля попала ему в селезёнку, зашили. Как мне рассказали, я потерял сознание в ту секунду, когда прибыл наряд. Благо, что в моём кармане завалялось удостоверение сотрудника ФСБ. Будто бы и врач на скорой был тот же. Может, врут, но я вообще-то везучий. Хорошо, что не задело почку, потому что Петюне я её действительно задолжал: он оперативно сообщил бате о том, что тут происходит, и генерал Горячев инициировал собственное расследование и сам прилетел в Ростов, к тому же не один, а со следственной группой. Возможно поэтому припаять мне ничего не успели...Дрон в отличие от З
ТерминаторБабушки рано встают. Бабушки выходят за молоком, которое по старинке от эксклюзивной коровы привозит седой мужик на старой Ладе. Это бывает не в каждом дворе и не каждый день, но сегодня мне повезло. Во дворе девятиэтажного дома у пруда стояла очередь с трёхлитровыми банками перед открытым багажником. Там на подносе были расставлены пластиковые стаканы со сметаной, вздыхал под марлей домашний творог, а из канистры текло рекой по банкам молоко, пахнущее сеном.Я восхитился вслух запахом, признался в любви к молоку и тут же узнал, отчего вырос такой большой. Три минуты небритых улыбок и вопросов невзначай. Слово за слово, и я узнал, что во втором подъезде на седьмом этаже у лифта живёт некая Валентина Павловна, и она сдаёт комнату настоящей балерине. Что Валентина Павловна ленится и спит долго, потому и в очереди за молоком её
ТерминаторКом в горле. Боль, смешанная с пустотой. В стеклянных глазах давно ничего не было, но я должен был убедиться. Коснулся шеи. Липкий холод вместо живого тепла и биения пульса.– Прости, Максимыч, – одними губами проговорил я.Дышать стало трудно. Прежде чем сожаления и угрызения совести разыграли свою громкую партию, мой мозг выдал сигнал тревоги. Я обернулся. Никого.Первый урок Зорина: надо осмотреть место преступления раньше других. Думай и действуй. Расслабляться нельзя. Осознанно поступив на воинскую службу, ты должен быть воином до конца. И везде.Я сглотнул, перебарывая эмоции, и констатировал: Зорин умер не сейчас. Болью резануло душу. Я сказал себе: позже, мне ну
ТерминаторЯ ехал по ночному проспекту и снова думал до скрипа в мозгу. Признание Дорохова было у меня записано в только что купленном телефоне. Что мы имеем?Генерал Линской потребовал, чтобы Дорохов дал срочное интервью с опровержением похищения Кролика Роджера, наговором на Женю и блогера. Генерал практически выдал текст, контакт, кому звонить на телевидении, в обмен на хлопоты о должности для Дорохова в Большом театре или Михайловском и обещании забыть какую-то «провинность».Обычная сделка, которая показывает, что генералу было важно замять скандал с похищением политика любыми средствами. А Зорин говорил о распоряжении «слить» Кролика Роджера сверху. Генерал Линской, его прямой непосредственный начальник. Куда уж выше...
ТерминаторВесь день я проспал под уколами, но на следующий Зорин озадачил меня отчётом, будто аудиозаписи ему было мало. Ненавижу бумажную возню! В работе под прикрытием имелись свои плюсы – этой ерундой не приходилось заниматься. Но коли я раскрылся, мне и потеть. На вопрос Зорину, задержан ли я, с кивком в сторону широкоплечих братцев у дверей, полковник сослался на мою безопасность, чем насмешил и заставил ещё больше напрячься. Когда всё настолько «затирают», хорошего не жди.Между процедурами и отчётами я выяснил у хирурга, что теперь на самом деле частично превратился в Терминатора, поскольку мои рёбра скреплены титаном – мол, передовая технология остеосинтеза, которая позволяет быстро восстанавливаться. Я пошутил, что предпочёл бы стать жидкокристаллическим киборгом, тот практичнее — из лужицы сразу
ЖеняНет, мы не поехали в аэропорт, а хотелось. В мутной, нездоровой реальности с запахом валерьянки и вина я что-то ела, может быть, даже торт. Папа говорил, Валентина Павловна тоже. Утешали? Возмущались? Я не слышала.В моей голове гремел оркестр – финальное адажио из «Щелкунчика». Скрипки, басы, виолончели, арфы, торжественные разрешения аккордов, как саундтрек к кадрам из памяти. Вот я падаю на конкурсе в Москве и подворачиваю ногу. А в следующем году там же получаю третье место. Мой первый день в театре, я выскочила не на своём месте в ряду в кордебалете, а потом таращилась, глядя, как Элка с Ирой уминают гамбургер прямо за кулисами в балетных пачках. Выпускной в Академии, когда Ане Трошиной стало плохо, над ней суетилась наша врач, а я думала
ЖеняМы не успели. В холле театра никого не было, съёмочная группа уже уехала. Теперь охранники смотрели на меня совсем не так, как вчера, и во взглядах гардеробщиц умиление сменилось ошарашенным недоумением.О да, а ещё я младенцев ем по ночам! – хотелось крикнуть им.Под папино «Дочурка, а может, не надо? Вот и уедем, давай уедем...» я прошагала, сжав кулаки, к служебному входу.Кабинет Дорохова. Дверь из дуба или сосны? Натуральное дерево. Ещё недели не прошло, как я стояла перед ней и дрожала, жалкая, неуверенная, мечтающая о светлом будущем. Прима? Ха-ха-ха!Теперь мечтать было не о чем, и терять тоже! Ва-банк, чёрт побери, не знаю зачем и крыть мне нечем, но не могу ин
ЖеняЯ повернулась к проёму. Что-то громыхнуло с громким хлопком, и за кулисами посыпались ящики, отлетая от металлических конструкций. Девушки, ожидающие своей очереди для выступления, бросились врассыпную с визгом. Тот, кого я краем глаза приняла за Серёжу, чертыхнулся и принялся собирать сбитые им элементы, подготовленные для сегодняшней оперетты. Это был внушительного роста немолодой рабочий сцены, – видела его множество раз, но не знаю, как зовут. Вечно угрюмый и вызывающий у меня желание обойти седьмой стороной мужчина с глуповатым лицом. Как я могла его перепутать с Серёжей?!Дорохов рявкнул в микрофон, требуя прекратить бардак. Рабочий выглянул и забубнил:– Щас я, щас, наладим всё. Промашка вышла, бывает. Чего так ругаться-то? Не специально же!