Настоящая любовь — это слепая преданность, безответная покорность, самоунижение, это когда веришь, не задавая вопросов, наперекор себе и всему свету.
(с) Чарльз Диккенс. Большие надежды
– Дарив, скажи мне уже, что вы нашли?
– Я все проверил. Ничего особенного. Остальные камеры показывают все то же самое. Один к одному.
Он старается не смотреть вниз, на прикрытую мягкой пеленкой головку малыша, который усердно сосет мою грудь. Да, я кормила своего мальчика сама, хотя мне и пытались навязать каких-то кормилиц из Монголии. Мне хватит и моего молока. Мой сын будет пить только его и ничье молоко больше.
– Не может быть! Я же показывала тебе несоответствие по времени.
Наклонилась вперед к ноутбуку и включила одну из записей.
– Вот смотри, везде запись обнуляется в двенадцать ночи, верно?
– Верно.
– Смотри, вот здесь машина Хана проехала по трассе в сорок пять минут, свернула налево, остановилась на светофоре. Везде это время совпадает. На всех записях со всех камер. А теперь смотри время взрыва. На одной из камер в пятьдесят восемь минут, на второй – пятьдесят пять, на третьей – пятьдесят три.
– И что это по-вашему значит?
Смотрит мне в глаза, пожимая плечами.
– Ты действительно не понимаешь?
– Нет, я не понимаю.
Малыш перестал сосать, и я поправила сарафан, приподняла сына, положила животиком на плечо.
– Это значит, что в каком-то месте что-то вырезали, а потом вклеили взрыв. И я хочу, чтоб ты нашел профессионала, который найдет это место… И еще. Найди мне тех, кто отвечает за городские камеры и мониторит их.
Посмотрела Дариву в глаза. Как всегда, совершенно беспристрастен. Спокойный, уравновешенный. Смотрит на меня скептически и явно сомневается в моей адекватности.
– Чего вы хотите этим добиться?
– Хочу найти некоего мистера игрек, который заплатил некоему мистеру икс, чтоб тот отдал ему записи с камер и потом поставил их на место.
– Год поисков, госпожа. Год мы ищем неизвестно что и неизвестно кого. Как в вашей сказке «Пойди туда, не знаю куда, и найди то, не знаю что». А как же анализы ДНК, где черным по белому написано о девяносто пятипроцентном соответствии.
– А разве оно не должно быть стопроцентным?
– С учетом того, насколько пострадали ткани – нет.
– А для меня – да! Это был не мой муж. Я хочу, чтоб провели еще одну экспертизу. Пусть сверят ДНК того… кого приняли за моего мужа, и моего сына. Я хочу посмотреть, покажет ли этот тест отцовство.
– Как скажете. Я сделаю все, что прикажет моя госпожа.
– Вот и сделай.
Поклонился, вышел из кабинета, а я посмотрела на сыночка, дремавшего у меня на руках. Смуглое личико с раскосыми глазами, черные волосики, пухлые щечки… и когда он откроет глаза, они будут удивительного голубого цвета, приводящего в восторг его прадеда. Мой маленький Тамерлан Второй. Мой принц. Любовь моя. Я найду твоего папу, чего бы мне это не стоило, и никто не убедит меня в том, что его больше нет. Малыш поморщил носик и улыбнулся, а у меня от любви и нежности защемило сердце. Как же тяжело ты мне достался, как же сильно я хотела, чтоб ты родился.
Я встала из-за стола, уложила ребенка в колыбель, позвала няню и вышла из спальни. Направилась в комнату Батыра.
Он остался жить у меня. Старый вредный старикан заявил, что ему здесь нравится. Он пришел в себя, когда я разговаривала с одним из управляющих концерном, спустя три месяца после исчезновения моего мужа. Пришел в себя настолько неожиданно, насколько и вовремя, иначе я бы наворотила с бизнесом непоправимых ошибок.
– И… что это значит? Я не понимаю. Вы должны мне объяснить. Да, я услышала насчет акций. Что с ними не так? Я должна поднять цену? Опустить? Вы считаете, так будет лучше? Но зачем опускать цены на наши ценные бумаги…
– Гони его в шею.
Обернулась на постель и замерла с трубкой в руке. Старик открыл глаза и смотрел на меня так пристально и осмысленно, что по коже побежали мурашки.
– Мы никогда не опускаем цены на акции, так и скажи, и пусть идет на хер.
– Вы уволены! – сказала я, продолжая смотреть на деда, и тот довольно ухмыльнулся, поднимая большой палец кверху.
– Что? Вы… вы серьезно? Вы же не знаете бизнес изнутри, я самый лучший аналитик и…
– Я что не ясно выражаюсь? Вы уволены!
Отключила звонок, не сводя взгляда с деда, а он поёжился, пытаясь перевернуться на бок.
– Позови сиделку, или кто там меня ворочает и моет. Пусть повернет меня, кости все закаменели, и зад заделался под этот матрас. Кстати, херовый матрас. Купи другой. И смените мне подгузники. А еще я хочу есть.
Я засмеялась, чувствуя, как впервые за все это время меня наполняет радостью. Словно засиял самый первый луч надежды, и я ощутила рядом с собой опору. Да, никогда бы не подумала, что буду рада Батыру Дугур-Намаеву.
– Я так понимаю, ты теперь у руля?
Кивнула, затаив дыхание и не зная, что именно он сейчас скажет и как быстро отлучит меня от управления.
– Тебя пора научить разбираться в бизнесе. С сегодняшнего дня буду давать уроки. Когда родится мой правнук? – кивнул на мой живот.
– Со дня на день.
– Внука нашли?
Взгляд стал непроницаемым, цепким, как будто впивался мне в душу.
– Мы его ищем.
– Ищите. Не хорони его, Ангаахай.
– Я и не думала. Я знаю, что он жив. Вы что-то помните?
– Нет. Меня подстрелили, и я потерял сознание. Очнулся уже здесь… и не мог пошевелиться. Слушал, как ты строишь домашних. У тебя неплохо получается. Наклонись… что-то скажу.
Поманил меня пальцем, и я подошла к постели, склонилась над стариком.
– Я в тебе не ошибся, внучка. Найди Тамерлана.
– Обязательно найду. Я не сдамся.
В ту же ночь начались роды. Дома. Под присмотром Зимбаги.
– Надо в больницу! Слышишь? Надо!
– Нет! Я никому не доверяю кроме тебя. Ты… повитуха? Давай прими моего мальчика! В роддоме его могут украсть или убить. Рожу. Никуда не денусь. Наши бабки рожали, и я рожу. У меня выбора нет...
Разродилась только через два дня схваток, которые то затихали, то начинались снова. Зимбага все это время слушала сердцебиение ребенка. Во время схваток закусывала простыню и скулила, чтоб никто не слышал, как я кричу.
– Таз узкий, не разродишься. Ребенок большой.
– Разрожусь. Я – жена Тамерлана Дугур-Намаева. Я все выдержу. Ты смотри за ребенком. И говори, что делать.
Выталкивая ребенка из своего тела, я громко кричала имя его отца. Так громко, что содрогались стены.
– Какой большой богатырь. Да тут все пять килограммов.
– Зимбага…, – выдохнула я с мольбой.
– Все на месте. Ручки, ножки, пальчики. Здоровый карапуз. Вылитый папа. Давай, покричи для нас.
Когда малыш закричал, я взяла его на руки. Пристроила на груди и уснула. Мокрая от пота, с сорванным голосом и лопнувшими сосудами в глазах, но счастливая до безумия. Когда Зимбага хотела его забрать, я схватила ее за руку и хрипло сказала:
– Никогда не трогай моего сына, пока я не разрешила.
Она усмехнулась, с каким-то оттенком гордости. Не обиделась. А во мне инстинкты играют первобытные и понимание, что я мать. Я родила своему мужу здорового мальчика. И я глотку перегрызу каждому, кто попробует его у меня забрать или обидеть.
– Как сына назовешь?
– Тамерлан. Тамерлан Второй. Пусть напоминает мне… что первого надо искать.
– Скоро врач приедет сюда и посмотрит вас обоих. Ему можно доверять, и я буду рядом. Но все прошло хорошо... без разрывов. Ты умничка. Сам Бог тебя уберег. Это наивысшее чудо из всех, что я видела.
***
Зашла в комнату Батыра – сидит в своем кресле, кормит Генриха орехами, а Эрдэнэ ему книгу читает вслух. С серьезным лицом. Косички по плечам змеятся с бантиками, которые я ей сделала. Теперь самые любимые ее заколки. Целая коробка.
– Серьезно? Воспоминания Черчилля?
Взяла книгу и посмотрела на обложку.
– Бедный ребенок.
– А что? Историю надо знать. Говорит, что ей интересно.
Я подошла к деду, наклонилась, тронула губами его щеку, а он мою.
– Пахнешь молоком. Кормила моего Лана второго?
Кивнула и потрепала по волосам Эрдэнэ.
– Посидишь с братиком, милая?
– Конечно. Почитаю и ему Черчилля. Пусть просвещается.
Когда за ней закрылась дверь, я села напротив Батыра.
– Что? Хочешь мне что-то рассказать и не знаешь, с чего начать?
– Да…
Он уже меня выучил. И иногда по одному взгляду знал, о чем я думаю.
– Я считаю, что запись с камер была обрезана и склеена. Считаю, что там не хватает куска.
Резко поднял голову, и Генрих встрепенулся, махнул крыльями, перелетел ко мне.
– Мне нужен человек, который смог бы подтвердить мои предположения или опровергнуть.
– Есть такой человек. Завтра же будет в твоем распоряжении.
Отпил свой кофе и медленно поставил чашку на стол.
– Таки нашла зацепку. Молодец.
– Я бы нашла ее рано или поздно. И его найду.
Батыр выпрямился в кресле и тяжело вздохнул.
– Прошел год, Ангаахай. Год его отсутствия. Год, в течение которого мы ничего о нем не слышали. Нет, я не подвергаю сомнению твою веру, не умаляю твоих надежд, но… если бы мой внук был бы жив и хотел, чтоб его нашли, он бы уже придумал, как подать тебе знак.
Тяжело дыша и пытаясь сдержать слезы, смотрела на морщинистое лицо Батыра. Только не он. Он не может меня бросить и сдаться, перестать верить. Он же всегда был со мной и поддерживал меня. Он же говорил мне не сдаваться.
– А если…если там, где он сейчас, невозможно подать знак…
– Да… так и есть. Невозможно. Оттуда знаки не подают.
– Нет! – горячо возразила. – Я не о том! Я… я
– Я знаю, о чем ты. Я сам просил тебя искать и не складывать руки, но я хорошо знаю своего внука. Это сильный и хитрый сукин сын. Он бы выбрался даже из ада… и если его до сих пор нет...
– То значит в Аду крепкие засовы, и их надо открыть снаружи! – крикнула я и ударила кулаком по столу. – Не смейте сдаваться. Он жив. Я буду искать и докажу, что он жив. Найдите мне человека, который посмотрит записи с камер.
Ты смотришь на меня, смотришь на меня из близи, все ближе и ближе, мы играем в циклопа, смотрим друг на друга, сближая лица, и глаза растут, растут и все сближаются, ввинчиваются друг в друга: циклопы смотрят глаз в глаз, дыхание срывается, и наши рты встречаются, тычутся, прикусывая друг друга губами, чуть упираясь языком в зубы и щекоча друг друга тяжелым, прерывистым дыханием, пахнущим древним, знакомым запахом и тишиной. Мои руки ищут твои волосы, погружаются в их глубины и ласкают их, и мы целуемся так, словно рты наши полны цветов, источающих неясный, глухой аромат, или живых, трепещущих рыб. И если случается укусить, то боль сладка, и если случается задохнуться в поцелуе, вдруг глотнув в одно время и отняв воздух друг у друга, то эта смерть-мгновение прекрасна. И слюна у нас одна на двоих, и один на двоих этот привкус зрелого плода, и я чувствую, как ты дрожишь во мне, подобно луне, дрожащей в ночных водах.(с) Julio Cortázar. Игра в классики
Есть такая легенда - о птице, что поёт лишь один раз за всю жизнь, но зато прекраснее всех на свете...Однажды она покидает свое гнездо и летит искать куст терновника и не успокоится, пока не найдёт...Среди колючих ветвей запевает она песню и бросается грудью на самый длинный, самый острый шип. И, возвышаясь над несказанной мукой,так поет, умирая, что этой ликующей песне позавидовали бы и жаворонок, и соловей...Единственная, несравненная песнь, и достаётся она ценою жизни...Но весь мир замирает, прислушиваясь, и сам Бог улыбается в небесах...Ибо все лучшее покупается лишь ценою великого страдания....По крайней мере, так говорит легенда.....(с) Поющие в терновнике– Мы смогли восстановить недостающий фрагмент видео.Дарив резко распахнул дверь веранды, и Джая тут же встала в стойку, оскалилась. Я положила ей на спину руку, нежно поглаживая шерстку.
Мне приснился странный сон. Будто бегали большие белые собаки, и одной из этих собак была я. Я... Я - каждая встреченная тобой собака на дороге. Или птица, которая заглядывает тебе в окна. Так что если я умру первой, ты все равно будешь мною окружен. Сквозь все песни ты будешь слышать мой голос, особенно сквозь твои самые любимые. Я буду просто летать воздухом что бы ты им дышал. Я постараюсь быть сильнее своей любви, если это возможно...(с) Рената Литвинова– Я отберу у тебя сына и изгоню из дома!Батыр сотрясал кулаками и его колотило от гнева.– Изгоняйте! Если я найду моего мужа, он вернет меня обратно! А если нет, то такова моя судьба!– Куда ты лезешь, дура несчастная! Ты людей не знаешь! Ты будешь в чужой стране, где свои правила! Ты сгинешь там!Отобрал у меня платье и швырнул его к стене. Я спокойно подняла и сложила обратно в чемодан.– Везде свои правила. В вашей семье тоже были св
Ненависть — активное чувство недовольства; зависть — пассивное. Нечего удивляться тому, что зависть быстро переходит в ненависть.(с) Гёте Иоганн ВольфгангОна его ненавидела. Люто ненавидела, мрачно. Ей одновременно хотелось, чтобы он проиграл, и в то же время она понимала, что этот ублюдок может принести ей миллионы. Особая радость – сделать на нем деньги, заставить его платить по счетам в полном смысле слова. Она превратит каждый день его жизни в ад, в кромешную тьму. Все это вонючее семейство должно погрязнуть в болоте, утонуть и сдохнуть. Чтоб никого не осталось из Дугур-Намаевых. Они разрушили ее жизнь, она поклялась уничтожить их всех до единого. Для этого вышла замуж во второй раз, ради этого многое поставила на кон.Перевела взгляд на арену. Вывели животное проклятое. Сколько лет она пыталась его уничтожить, и все бестолку. Рисковала своими людьми, подложила под тварь свою дочь… Это уже особая боль. Е
Люди врываються в нашу жизнь, словноветер, разнося и разметая прежде разложенные по полочкам дни, даты , минуты имоменты прошлого.Порой этот ветер, ворвавшись , остаеться навсегда, иногдапросто стихая, иногда вздымая душу к вершинам.А иногда - это просто сквозняк :вскружил, потревожил и исчез навсегда.
Птица с шипом терновника в грудиповинуется непреложному закону природы; она сама не ведает, что за силазаставляет её кинуться на остриё и умереть с песней...
Океаны ломают сушу.
Как я могу это знать, почему я такнепоколебимо убежден, что смерть не разлучает нас с теми, кого мы любим?
Однаждыскорпион уговорил черепаху перевезти его на другой берег реки. Скорпион сиделспокойно всю дорогу, но перед самым берегом все-таки взял и ужалил черепаху.Она возмутилась: – В моей природе помогать другим. Я помогла тебе. Как же тымог ужалить меня?! – Друг мой, – отвечал скорпион, твоя природа – помогать, амоя – жалить. Так что же, свою природу ты превратишь теперь в добродетель, амою назовешь подлостью?
...Среди отвратительных человеческих остовов нашли два скелета, из которых один,казалось, сжимал другой в своих объятиях. Один скелет был женский, сохранившийна себе еще кое-какие обрывки некогда белой одежды... Другой скелет, крепкообнимавший первый, был скелет мужчины. Заметили, что спинной хребет его былискривлен, голова глубоко сидела между лопаток, одна нога была короче другой.Но его шейные позвонки оказались целыми, из чего явствовало, что он не былповешен. Когда его захотели отделить от скелета, который он обнимал, онрассыпался прахом.
Я прощаласьс тобой, умирала.В беспросветной тоске замерзала...Хоронила любовь, убивалаНо она, как всегда, воскресала...Я прощалась с тобой... В промежутках,Проклиная ночные минуты...И одна...в тишине...так жуткоКаждый раз...навсегда...как будто.Я прощалась с тобой так долго,Прикасаясь к следам и меткамСобирая секунд осколки...В добровольной, незапертой клетке.Я прощалась с тобой и ждалаКаждый день, каждый миг...так жадно...Я беззвучно звала... и знала...Ты вернешься ко мне...всегда... обратно...
Ты простоспи, а я приду во снеНеслышно выцеловывать признания...Касаться губ твоих и забирать дыханье,Мечтая, что ты дышишь обо мнеТы спи, а я приду к тебе во сне,Воруя тени от ресниц и запах кожиВозможно, ты во сне увидишь тожеКак я дышу ночами о тебеТы спи, а я приду к тебе во снеКогда за окнами закат давно растает...И, сжалившись, секунды замираютКогда мы дышим друг о друге в тишине...© Ульяна Соболева.
Для того, чтобы уподобиться зверю,много ума не надо. Достаточно иметь низменную душу и злобное сердце.
Мы солдаты и сражаемся с открытым лицом. Отвечать подлостью и интригами наинтриги и подлость – становиться тем, кого презираешь. Так вот… Они зае…утсяделать нас похожими на себя! И нет ничего важнее в этой ситуации, чем непревратиться в подобие своего подлого врага
Во время большого взрыва все атомы вовселенной сжались в одну точку и взорвались, наши атомы когда-то были вместе исталкивались несколько раз за почти 14 миллиардов лет. Мои атомы знали твоиатомы, они всегда их знали. Мои атомы всегда любили твои атомы.
Мой отец никогда не говорил, что любитменя. Однако по его поступкам я всегда понимал, что он любит меня больше всегона свете.
Япросила у Чёрта и БогаЯ в Аду и в Раю плутала