Это только кажется, что за всё платят деньгами.
За всё действительно важное платят кусочками души.
Ошо
Прощай. Все нити от
Ненастья оборвала бессилием
Так резко, взмахом клинка
К свету, рассекая искрами
Запекшейся от боли тьмы,
Как вздох, как ощущение
Возможности познать.
Где все, что снилось, с тобой
Всю нежность
Движением одним отринув
Навзничь, как в смятом платье,
Лишь пламя на ладонях
Оставила,
Напоминание, вкус поцелуя,
О тебе, чтоб навсегда
Забыть.
… И не забывать
Я провожу много времени у зеркала. Просто сижу и смотрю. Вглядываюсь в ту девушку, которая отражается там. Кажется, я уже знаю себя наизусть, каждая черточка, каждый нюанс, все мне знакомо. Но иногда у этого холодного стекла я застываю и не могу понять, словно кто-то еще выглядывает из-за моего плеча. Тонкий, изысканный профиль, еле заметный. Словно резкость немного вдруг исчезает, и тень у меня за спиной приобретает более реальные, живые очертания. После этого можно вглядываться в этот неуловимый, мерцающий силуэт, видимый даже в сумерках, сколько угодно долго. Может, это тот я, что когда-то, возможно , на самом деле существовал в этом мире. Может быть. Но сейчас я пытаюсь убедить себя, что на самом деле это не так. Я всегда была я. И меня звали только Инга. Это правда, но кто тогда нарисовал все эти картины, которые сложены лицом к стене там, далеко. Там, где я уже давно стараюсь не бывать. В том месте, которое однако, существует, однако , как и весь этот странный, переменчивый мир.
Андрэ как-то обмолвился, что я не очень похожа на ту женщину, которую он видел тогда в баре. Я знаю, что он прав. Ведь я тоже видела ее в тот раз, и раньше, среди огня, затопившего ярмарочный павильон. Я вижу ее сквозь время и сквозь охваченную огнем накидку, которой несчастная гадалка хотела скрыть от меня мое предназначение. Возможно, мечта той необыкновенной женщины исполнилась, и я стала той, кем должна была стать. Я принесла в этот мир ее огонь, и этот огонь живет во мне, в каждой клетке, в каждом движении тела, в каждом вздохе, в каждом отблеске потрясающих мою душу эмоций.
Теперь я несу свой огонь в этот мир. И, наверно, этот мир будет удивлен.
Мир, который подарил мне одну жизнь, чтобы потом заменить ее другой. Мир оставивший напоследок еще и этот призрачный силуэт в зеркале, как странный намек, как ожидание, как чудо, которое ждет впереди.
Как портрет, который мне еще предстоит написать.
Лес был необыкновенный, зачарованный. Деревья застыли в странной тишине. Белоснежные, не столько присыпанные снегом, сколько скованные необыкновенным тонкими спицами льда. Даже снег под ногами не скрипел и только поблескивал в ярком свете. Тени падали так, что она не могла понять – сейчас день или ночь, но в свете точно не было теплоты. Это был просто свет. Она сделала несколько неуверенных шагов, отодвинув ветки в сторону нависающие ветки-руки. Динь-динь-динь. Еще шаг, и снова. Динь-динь-динь. Звук сталкивающихся между собой льдинок.Еще шаг, и перед ней предстал источник света. Засыпанная снегом поляна, а посреди, как будто не касаясь земли прозрачным стеблем, распустился экзотический цветок. Свет как будто рождался внутри необычного растения, пульсировал, становился ярче или бледнее, словно набираясь сил. И через секунду вспыхивал новой вспышкой: красной, голубой, зеленой.Она приглядывалась к этому сиянию некоторое время, не решаясь сделать шаг. "Неужели нашл
Карета неслась, как ветер, среди вспыхивающих по всему небосводу молний. Странная гроза с молниями красного, синего и зеленого цвета, разрезающими небеса поперек. Небо, которое еле виднелось среди вершин деревьев, чернеющих по бокам дороги. Черное небо среди черных деревьев. Можно было понять, что оно есть , только при вспышках молний.Она никогда раньше не видела такой грозы. Или, может быть, просто никогда не путешествовала в грозу. Кучер гнал экипаж, словно мчался наперегонки со стихией. Она не могла понять, куда он так спешил. Удивительно было, что колеса почти не подскакивали на неровностях, дорога была необыкновенно ровной.Быстрее, еще быстрее. Может быть, он не хотел попасть под дождь, который должен был вот-вот разразиться в такую грозу. Но нет, с неба до сих пор не упало ни капли. Только вспышки рвали беззвездную пустоту подобно взмахам необыкновенных сабель, и ветер завывал, пытаясь угнаться за экипажем."Как же кучер видит дорогу в этой темноте?" За
Щелчок пальцами. А может щелчок какого-то механизма. Она вздрогнула и огляделась. Белесый туман исчез и сменился непроглядной темнотой. Темнота была повсюду, везде, но, кажется, там, недалеко, есть свет, и он влечет, манит.Она торопится на зов, чуть не спотыкаясь. Свет прожекторов прямо в лицо, и она неувереннооглядывается. Что она должна делать перед этим пустым залом , залом с рядами пустых кресел и белыми пятнами лиц где-то в задних рядах, на галерке?Движение наверху. Что-то придает движение ее руке, и она поднимается в слабом жесте. Еще один толчок, шаг вперед и в сторону. Теперь девушка замечает тонкие черные нити, уходящие вверх. Еще один шаг, еще одно движение, плавное, медленное. Это танец. Она танцует, танцует с ним! Ее платье сверкает в свете софитов: красный, зеленый, красный, зеленый в голубом, мерцающем свете.Бледные лица в темноте становятся ближе. Им тоже интересно, они хотят посмотреть, увидеть нечто новое. Еще чуть-чуть и можно будет различит
Танец в вечернем зале. Она кружилась в вальсе среди других таких же пар. Ах, какое это было удовольствие! Ее платье было прекрасно, шелк словно играл различными оттенками розового и красного, вспыхивая почти алым, чтобы через секунду побледнеть до неуловимого оттенка самого нежного белоснежного цветка. Цвета, казалось, радовались жизни в собственном танце, в такт музыке ощущений происходящего в этом великолепном зале.В мелькании движений, в непрерывном кружении она успевала разглядеть только некоторые фрагменты окружающей ее сказочной роскоши. Тяжелые бордовые портьеры, закрывающие высокие окна до самого пола. Стены со странными узорами, ярко сверкающими в свете многочисленных свечей и внезапно исчезающими в тени отбрасываемой порхающими в ритме вальса парами.Мелодия казалась знакомой, совершенно неуловимо знакомой, легкой и одновременно невероятно возбуждающей, переполняющей счастливыми сверкающими волнами. Казалось, она слушала ее множество раз, но назвать автора о
Она уже знала этот заледеневший сад, гуляла по нему. По его дорожкам. Помнила припорошенные снегом деревья, все словно из голубого или белого льда. Странная красота. Но сейчас все было иначе. Она чувствовала себя по-другому. Внутренний жар бежал по сосудам, рвался наружу, заставлял светиться руки изнутри. Необыкновенное пламя пылало под кожей, и это пламя стремилось наружу, к этим заиндевевшем, замершим без движения ветвям, к деревьям, застывшим в безмолвии, к охваченному стужей саду. Стужей, которая когда-то прошла здесь в своих черных одеждах, решив, что воцарилась в этом месте навечно .И это пламя, которое клокотало внутри, заставляло белизну отступать, исчезать, теряться. Белый цвет уже не царил вокруг нее, везде виднелись черные ветви, словно в необычном прыжке стряхнувшие с себя ледяной панцирь, пятна черной освобожденной земли под ногами раскрывались, и над ними поднимались струйки пара, укрывающие землю от ее огня. Она рассмеялась, огонь внутри нее сильнее любого льд
Она пыталась найти выход из лабиринта. Даже во сне это казалось жизненно необходимым , причем, очень важно было прийти к правильному выходу. Выходу , за которым ее могло ожидать нечто важное, то, что могло или должно было повлиять на ее судьбу.Холодные стены лабиринта были почти прозрачны, но за ними не видно было ничего, кроме таких же стен, местами покрытых голубым дымчатым узором.Инга совершенно не понимала, куда ей надо двигаться. Но и стоять на месте в ожидании непонятно чего было невозможно, ледяной пол больно кусал босые ноги. Она еще раз огляделась вокруг, ничего и никого. Может быть, стоило позвать на помощь, закричать. Но вместо звука изо рта вырвалось только холодное облачко. Во сне звуков нет, а то, что это сон – она уже поняла.Девушка выбрала направление и двинулась вперед. Странно, что в этом сне было так холодно. Пожалуй, она не могла себе представить такой сон. Под ногами даже похрустывал ледок, и она уже успела несколько раз больно укол
Коридор дома был такой же, как днем, только картин на стенах не было видно. В сгустившейся полутьме ей казалось, что вокруг мечутся непонятные тени. Невозможно было понять, почему светильники горели так тускло. Но она все-таки шла. Шла очень быстро, время от времени вставая на цыпочки, когда уже не могла терпеть холод каменных плит. Странный белый цвет этих плит ярко сверкал даже в ночной полутьме. Ей вдруг показалось, что это не камень, а лед, от гладкой застывшей поверхности которого под ногами сердце схватывало и замирало. Становилось больно, как будто сгустившаяся от холода кровь наполнилась иголками льда, и эти иголки кололи сердце изнутри, разрывая его на части.А она шла, почти бежала. По коридору к зеркалу, которое, она уверена, раскроет, наконец, все тайны.Вот и знакомый коридор. Шаг. Перед ней клубилась тьма. И в этой тьме могла быть Она. Ее портрет слева. И пускай, все, что могло произойти, уже произошло.Дверь в библиотеку открылась совершенно беззв
Это была первая ночь в доме Бенедикта, в которую ей не снилось ничего. Первая ночь без сновидений и, как она надеялась, последняя в этом месте. Во всяком случае, открыв глаза, она некоторое время думала об этом, глядя совершенно бессмысленно в белоснежный потолок.Открывшееся ей вчера, казалось, должно было заставить мозг лихорадочно работать в поисках объяснения всему произошедшему. Она должна была бы, искать выход, размышлять о способах бегства. Но нет. Мыслей не было. Только пустота.Судя по солнечному свету за окном, она проспала завтрак. И это было замечательно. Встретиться внизу с Бенни или с кем-то из слуг было бы неприятно.И все же надо было вставать. Интересно, можно ли будет ускользнуть из дома незаметно? Может быть, удастся вызвать такси. Только сейчас ей пришло в голову, что даже не знает, как называется это место. "Какая же дура я была!"Внезапный холодок заставил передернуть плечами. А не сочтет ли Бенедикт ее внезапное исчезновение бегство