Глава 3. Маркиз

Итак, вечером, в ночь на первое октября 1811 года в Доме началась бденная служба праздника Покрова. Само праздничное богослужение было как нельзя кстати. Торжественная обстановка и хоровое пение внесли приятную суету среди жильцов, прозябавших в трепете жесточайшей дисциплины.

Выл и скрежетал уже по-зимнему ветер, срывал последнюю листву с почерневших кустов и гнал ее, как свору взбесившихся собак, по темным аллеям старого замка. По округе, словно успокаивая бурю, лилась печально-задушевная песнь всенощной «Свете Тихий».

Это было то вечернее время, когда фитили в ночных фонарях еще не разожгли, по коридорам шаркали дежурные, а истопник только начал нагревать печи спальных корпусов. Единственный, кто остался следить за дверями Дома, был Николка Батюшкин, ключник, вечно растрепанный старик в унтер-офицерской форме времен первой турецкой войны. Он жил в караульной каморке между дверями в вестибюль и приемную залу.

Закончив обход, Батюшкин приземлился в своей комнатке, стянул сапоги, вздохнул и собрался в одиночку помолиться перед потемневшими иконками. В этот самый час в парадную дверь Дома постучали. Глухой стук, словно удары тарана, сотряс его узенький топчан. Три удара – ровных, мощных. Батюшкин замолк. Стук повторился. Он испуганно вскочил с колен, накинул поношенную шинель, влез в лапти, прихватил лампу и потрусил к дверям. Раздалась еще пара глухих толчков, столь сильных, что ему почудилось, будто дверь вот-вот сама слетит с петель. Ключник торопился, кряхтел.

– Здесь я! – крикнул он. В его сухих пальцах затряслась связка ключей. – Открываю!

Дверь, тяжелая, дубовая, наконец, поддалась и распахнулась. Батюшкин поднял перед собой лампу, чтобы разглядеть ломившихся в Дом людей, и чуть не опрокинулся назад. В дверях стоял немолодой человек чуть выше среднего роста, широкий, усталого, но сурового вида. Однако оторопеть заставили ключника глаза нежданного гостя. Поначалу они казались черными, как пустынная ночь, но в момент, когда лампа осветила лицо вошедшего, Батюшкину показалось, будто из-под изогнутых бровей блеснули стогранные изумруды. Он даже вскрикнул, вытянул вперед шею и подтянул вверх лампу, чтобы удостовериться в реальности увиденного. Немилостивый взгляд впился в морщинистое лицо старика.

– Маркиз Мендэз Авад aль Бенех аль Шакла Акен де Конн, – вдруг раздался голос позади странного гостя. – Прибыл по приглашению его превосходительства князя Камышева.

Батюшкин вздрогнул, переведя взгляд за спину маркиза, туда, где возвышался человек столь огромного роста, что бедный ключник сам для себя неожиданно воскликнул: «Сильвопле!»

Оба незнакомца переглянулись. Тот, которого так чопорно представили, вытянул вперед трость, бесцеремонно отстранил ею ключника и вошел, бросив по пути:

– Же ву ремерси.

Сопровождавший де Конна втолкнул Батюшкина обратно в проходную, поскольку был так велик и нагружен чемоданами, коробками и свертками, что не мог пройти иначе. Взамен гигант предложил свое искреннее извинение. Старик довольно закряхтел.

– Помню-помню. Вашего приезда ждали с лета-с. Сильвопле!

– Мы задержались у ворот на целый час из-за того, что те были перетянуты цепями, – буркнул маркиз де Конн, – Шарапе пришлось снять их с петель.

Батюшкин в немом восхищении воззрился на гиганта. Между тем маркиз окинул цепким взором залу вестибюля. Бросил взгляд на мозаику, довольно странную тем, что никак не сочеталась с окружающим интерьером. Она распростерлась под его ногами своеобразной вставкой, врезанной в гранитный пол, и изображала свирепого пса, прикованного к цепи.

– Cave canem, – маркиз прочитал вслух надпись под изображением.

– Осторожно, злая собака – так переводится эта надпись с латыни, – вдруг услышал гость и, подняв голову, устремил взгляд на появившегося в дверях господина. – Эта мозаика была сделана две тысячи лет назад и привезена сюда самим князем Камышевым.

Грациозная фигура незнакомца возникла в воздухе будто из ниоткуда, так тонок он был и так темно и пустынно было пространство. Мимолетная улыбка.

– Позвольте представиться, Иван Антонович Наумов, учитель истории.

Маркиз поклонился и, представив себя, выразил сомнение относительно возраста мозаики.

– Позвольте, ваше сиятельство, – только и ответил Иван Антонович. Он воззрился на собеседника, и нечто тревожное проскользнуло в его карих глазах. – Вы сомневаетесь в нашем благодетеле?

Маркиз воткнул кончик трости в нос мозаичного пса.

– Нет, сударь, не сомневаюсь, – громко произнес он, – но прихожу к выводу, что светлейший, пребывая в италийском городе, стал жертвой обычного обмана, купив сию контрабанду с рук торговца подделками.

Наступила неясная пауза, которой и воспользовался ключник Батюшкин, обратившись к маркизу.

– Позвольте мне проводить вас, ваше высокоблагородие.

Гости, учтиво поклонившись, расстались с Иваном Антоновичем. Нагруженный тюками Шарапа тронулся за провожатым. Батюшкин, слегка забегая перед гостями, указывал дорогу, говоря о хозяйстве, прачечных и конюшнях, о вещах прошлых и нынешних. Дорога шла не вглубь усадьбы и не к боковым флигелям, а через внутренний парк, по узкой ясеневой аллее, к отдельно стоящему дому. Там их ждал заброшенный дом, схожий с дворцом, – классическое двухэтажное здание, окруженное чудным пейзажным парком с фонтанами.

– Дом этот кортеж графа Димитрова занимал, отца молодой графини Алены… Оттого мы его «кутежным» называем, – при этих словах старик попытался рассмеяться, но, видимо, иностранцы не понимали смысла каламбура, и он вновь обратился к своему докладу. – Камины на этажах, пять спален, гостиная, библиотека, кабинет, приемная, конюшни…

Гости слушали, не перебивая, чему ключник был очень рад. Через десять минут перед дверями «кутежного» дома, в потемках, он несколько засуетился с ключами, но и на это незнакомцы не обратили внимания. Иные господа бы ворчали и толкали бы его в спину, награждая подзатыльниками. А эти, видно, очень устали. Только после того, как гости вошли в дом, гигант сбросил груз и спросил о дополнительной прислуге для нового обиталища маркиза.

– Нынче праздничная служба Покрова Богородицы проходит… в церкви все… – объяснил Батюшкин отсутствие слуг. – Но опосля обо всем позаботится наш достопочтенный дворецкий, он же и надзиратель Дома, господин Бакхманн.

Батюшкин согнулся в поклоне и спиной попятился к дверям:

– Я о свечах, дровах и ужине тотчас распоряжусь. Наш истопник Лука Супонин, Гавран, все ваши камины сейчас же разогреет! Даже не утруждайте себя беспокойствами. Все будет в лучшем виде, ваше высокоблагородие.

– Идите! – ответил гигант и закрыл за ключником дверь.

Маркиз подождал, пока шаги во дворе стихнут.

– Шарапа, подайте-ка мне карту, – слуга схватил длинную трубку, обитую кожей и серебром, отрыл замыкавшую ее крышку и ловко выудил свернутый пергамент. – Вот здесь по полу разверните-ка.

Одним движением сверток раскинулся по циновкам. Маркиз недолго осматривал карту, после чего хмыкнул, ткнул тростью в правый верхний угол и произнес:

– Мы вот здесь, – конец трости скользнул вниз, к центру карты. – Склеп семьи князя Камышева расположен у старого погоста за нашим дворцом, новое кладбище – у деревни Лупки.

Шарапа кивнул головой. Из его груди вырвалось странное рычание – глухое, словно урчание большой и сильной кошки. Де Конн улыбнулся.

– Подождем остальных, а пока моей задачей будет наведение порядка в хозяйстве князя.