— У тебя красивое тело, Ми-я. — От его низкого рычащего голоса по коже пробежали мурашки. Голодное предвкушение пополам с восхищением на лице мужчины напугали и в то же время вызвали странное чувство гордости.
Мия знала, что она красива. Ей говорили об этом наставницы и зеркала. Но сейчас она как будто увидела себя чужим вожделеющим взглядом и, несмотря на постыдность и унизительность своего положения, почувствовала возбуждение. И испугалась, что Такухати догадается о ее чувствах.
Он приблизился мягкой походкой хищника, уверенного, что добыча никуда не денется. Моргая, Мия смотрела на моток грубой пеньковой веревки у него в руках. Откуда он ее взял?
Она отшатнулась, когда он подошел ближе, потом отступила еще на шаг и прижалась спиною к стене. Ее била крупная нервная дрожь. Снова застучал пульс в ушах, нахлынул какой-то животный ужас перед неизвестностью и отчаяние от собственной неспособности изменить хоть что-то.
— Пожалуй, я увеличу в
Веревка натянулась на вдохе. Мужчина прижал к себе девушку, впился в губы поцелуем, глуша стоны, в то время как его пальцы гладили, мяли и терзали ее тело.Обездвиженная, плененная, связанная, она могла только стонать в полуоткрытые губы под умелыми и безжалостными ласками.И злость отступила. Ушло негодование на собственную беспомощность и податливость, осталось только смешанное со стыдом наслаждение. Сейчас Мия ничего не могла сделать, от нее ничего не зависело. Она расслабилась, доверяясь, полностью отдаваясь его ласкам, признавая право мужчины сейчас распоряжаться ее телом и делать с ним все, что пожелает. Если бы он сейчас захотел овладеть ею, Мия не стала бы кричать и умолять его остановиться.Изнемогая от удовольствия и желания, она вдруг поняла, что наказание было взаимным. Акио Такухати хотел ее, и только стальная воля генерала не позволяла ему нарушить собственное слово и взять девушку.— Тебе хорошо? — спросил он на ухо, пока его па
Джин проснулся от прикосновения к щеке. Мия стояла рядом, на коленях. Распущенные волосы волнами укрывали ее тело.— Здравствуй, милый, — прошептал нежный голос. — Я вернулась.— Мия! — Он сел, испытывая облегчение, желание обнять ее и отругать как следует. — Я волновался.Он не видел ее уже пять дней и сходил с ума от беспокойства. Навернул не один десяток кругов у забора школы, выискивая брешь в наложенном Такухати заклятье. Тщетно. После побега тануки генерал накрыл территорию школы куполом. Защита не остановила бы Джина, но пару раз из-за ограды он слышал негромкий голос девушки, и это успокаивало. Жива, здорова.И все равно он каждый вечер до темноты дежурил у стен в надежде, что Мия появится.В последний вечер ожидание закончилось долгим ночным переходом к оговоренному в письме месту встречи с резидентом Самхана. По расчетам Джина тануки уже должен был выйти к месту явки и передать послание. Самханец понима
Содрогавшаяся в экстазе лисица не сразу поняла, что тело под ней меняется. Выдвинулась вперед челюсть, блеснули оскаленные клыки, удлинился череп…Только когда кицунэ ощутила, как еще находившийся внутри нее член внезапно увеличился в размере, она взвизгнула и отпрыгнула. С перепугу лисица кинулась не к двери, но к алтарю, и теперь ей некуда было деться. Все, что она могла, — забившись в угол, смотреть на свою недавнюю жертву и молить богов и духов, чтобы они уберегли ее от мести этого существа.А оборотень продолжал меняться. Раздалась грудная клетка, вспучились узлами мышцы, страшно блеснули когти на концах рук-лап, а кожа покрылась коротким мехом — рыжим, в черных полосках.Получеловек-полутигр поднялся. Потянулся по-кошачьи, царапнул пол, оставляя на камне длинные борозды, рыкнул коротко и страшно и рванул воздух перед собой.Ху Мэйэр тихонько и совершенно по-лисьи взвизгнула. Там, где когти демона разорвали ткань бытия, зияла проре
Мидзуагэ — смешное слово. Рыбаки так называют самый первый улов рыбы, когда выходишь в море еще затемно, закидываешь сети и тянешь их с рассветными лучами.Еще так называют аукцион, на котором продается невинность будущих гейш. И сам обряд лишения девственности.— Повернись, — приказала одевавшая Мию служанка. И чуть отступила, чтобы полюбоваться своей работой.Мия покорно повернулась. В полуоткрытое окно заглядывало закатное солнце, рассыпало по полу весенние зайчики. Ветерок чуть теребил связку подвешенных у рамы колокольчиков, заставляя их позвякивать. В призванном успокаивать и вселять в душу умиротворении звоне Мие послышалось что-то нервное.С улицы одуряюще тянуло цветущей сакурой, а в самой комнате пахло благовониями, душный запах сандала и нежный — лотоса.— Хороша-а-а, — в голосе «матушки» послышалось одобрение и даже восхищение. — За тебя немало заплатят сегодня, деточка.От на
Песня окончилась, и глаза пришлось открыть. По сигналу госпожи Хасу Мия поднялась, чтобы принять у служанки кувшинчик с подогретым сакэ. Сейчас ее очередь разносить напитки. А потом придет ее черед танцевать. Гости должны увидеть товар лицом…Она обходила столики, грациозно опускаясь у каждого. Подливала сакэ, отвечала улыбкой на улыбку и шуткой на шутку. Рассматривала сквозь полуопущенные ресницы мужчин, пытаясь представить себя с ними…И не могла.Страх все глубже запускал когти в сердце, ноги были как ватные, ослабевшие руки с трудом удерживали поднос с сакэ, а от мысли, что с кем-то из этих мужчин ей придется провести ночь, становилось дурно. Она с облегчением закончила круг, отдала кувшин служанке, села и закрыла глаза. На татами под пение цитр танцевала Кумико, Мия будет следующей, ее, как лучшую в танце, госпожа Хасу оставила напоследок.Только бы не опозориться! Не надо думать о том, что будет ночью, ночь еще нескоро.Просто с
Она почти не помнила, как следуя за Такухати, пересекла внутренний дворик и вошла в «домик любви» — одно из десятка отдельно стоящих строений, предназначенных для особых случаев и особых клиентов.Внутри все уже было готово к появлению гостей. Горели заправленные маслом светильники. На низеньком столике стоял кувшинчик с подогретым сакэ и лежали нарезанные дольками фрукты. Пар поднимался над наполненной водой большой деревянной бочкой, ванной офуро — в самый раз для двоих. А расстеленный на полу футон словно намекал на неизбежное завершение вечера.Акио кивком головы отпустил сопровождавшую их служанку и подтолкнул Мию к ванне:— Умойся.Она бездумно послушалась. В теле ощущалась непривычная слабость и легкость, какая бывает после сильного душевного напряжения. Думать о том, что последует дальше, не осталось сил.Вода была почти нестерпимо горячей и чуть пахла травами. Этот запах заставил Мию вспомнить о напитке, котор
Акио не торопился взять ее. Целовал и гладил, доводя себя и девушку до исступления, и Мия металась, сбивая шелковые простыни, и стонала в голос, как во сне вспоминая уроки, полученные в генсо.Она знала, что ей полагается вести себя иначе. Это она, как гейша, должна действовать, соблазнять, дарить мужчине наслаждение. Но сейчас все происходило не так, как должно было быть. Неправильно самой восхитительной неправильностью. И жадные, но бережные ласки Акио мало напоминали те, что достаются продажным женщинам от купивших их клиентов. Скорее, так мог бы ласкать молодую жену влюбленный супруг в первую брачную ночь.Она не боялась, когда он лег сверху, опираясь на руки, чтобы не раздавить хрупкое тело девушки. Сама шире раздвинула бедра, как бы приглашая взять ее. И жалобно вскрикнула от неизбежной боли — резкой и острой в первый момент, почти сразу же сменившейся тупой, саднящей.От боли ушло возбуждение. Мгновенно и как-то очень обидно. Ноющее неприятное ощуще
У каждого есть свои маленькие слабости или увлечения. Кто-то коллекционирует ножи, кто-то стремиться прочесть как можно больше книг, кто-то не в силах устоять перед хорошеньким женским личиком.Иные пристрастия, например, неумеренная любовь к сакэ или азартным играм, и вовсе гибельны. А иные просто смертельно опасны.Такеши Кудо имел все основания полагать, что его нездоровый интерес к тайне гибели императорской семьи как раз из числа смертельно опасных увлечений. Стоит сёгуну прознать о его изысканиях, конец господина Кудо будет коротким и мучительным. Вряд ли арест и казнь — слишком много государственных тайн хранил он в своей памяти. Скорее, несчастный случай или внезапная болезнь, которая оборвет жизнь главы имперской службы безопасности во цвете лет.И все же пытливый разум господина Кудо решительно отказывался довольствоваться официальной версией событий.Да что вы говорите? Обезумевшие заговорщики врываются во дворец, с боем прорубаются сквоз