К восьми утра Владимир Касимович как по часам встретил маркиза де Конна в кабинете своей переполненной конторы. Мелкие чиновники и писцы громко обсуждали слухи о ночных призраках на набережной Невы и на Смоленском кладбище. Беспокойная молва заполняла город, словно тень при солнечном затмении, обрастая жуткими деталями и безумными домыслами…
– Маркиз Мархозис! – зловеще шипел маленький, неряшливо одетый старичок, тряся обгрызенным кончиком пера над своей лоснящейся лысиной. – Тридцать пятый демон Гоэтии! Он предрек Соломону, что вернется к Седьмому Трону через тысячу и двести лет…
– И когда это случится? – недоумевали остальные.
– Неужто об антихристе не знаете? О Бонапарте?!
Брехтов закрыл дверь своего кабинета. По его лицу было видно, что по крайней мере одна из заготовленных на сей день новостей была значительна по своей неприятности.
– Надеюсь, вы не соби
«Пожалуй, нет ничего проще, как попросить Евгению Яковлевну собрать всех слуг на допрос о черном камне,– рассуждал маркиз де Конн по дороге на набережную Невы.– Таким образом я смогу убить двух зайцев. Первое, приближусь к тому, кто подкинул Азабачи. Второе, точно смогу установить, кто где находился, что и как делал в момент гибели Тутовкина, не поднимая особой тревоги».Через полчаса после прибытия в дом Конуевых он переговорил с хозяйкой, и та сразу же согласилась предоставить хозяйственную комнату для допроса всех слуг. Настроение ее поднимал тот факт, что ребенок действительно выздоравливал, а значит, с ее точки зрения, все, что ни делал господин Дикон, было только к лучшему.Как только часы в гостиной ударили полдень, перед маркизом предстал неровный строй в два ряда. Одиннадцать человек домашних дворовых и слуг.«Для купца первой гильдии негусто»,– подумал маркиз.–Итак, господа
Как и обещалось, следователь Брехтов ждал маркиза ровно в два на углу Адмиралтейского канала[1] и Сенатской. Де Конн рассказал ему о допросе дворовых слуг, и оба сделали верное заключение о том, что это ничуть не прояснило линию расследования, но даже наоборот, придало ей некую изворотливую неровность.–Если предположить, что Тутовкина подменили,– начал Брехтов, как только экипаж помчался к Исаакиевскому мосту,– то сие могло произойти при отсутствии оного в доме, а именно после шести вечера.Де Конн согласно кивнул.–Заметьте, по выходе со двора походка его была замечена как странная…–Вы думаете, старушка не ошиблась?–Не знаю,– маркиз натянул края губ.– Начнем с другого конца, а именно с того, что убило Тутовкина. Что если некто использовал небольшой заряд пороха в мортирке для того, чтобы выстрел каменным ядром по силе был достаточен
Экипаж выехал на мостовую Невского проспекта, и копыта четырех вороных рысаков звонко зацокали по твердому булыжнику.–Теперь заедем к нашему общему другу, графу Саблинскому…– произнес маркиз де Конн.Если кому-то граф и был другом, то только не квартальному. Для него тот был начальником, и весьма строгим. Брехтов слегка покраснел. Де Конн с пониманием произнес:–Мы встретимся не с графом, а с господином Саликовым и узнаем у него о процессе пробы пороха во дворе Флотских казарм.Последние слова маркиза Брехтов в недоумении повторил, еле шевеля губами.–Есть у меня гипотеза, милейший,– пояснил на это де Конн,– но все в свое время.Дом графа Саблинского высокими окнами смотрел на Невскую перспективу, впитывая уличный шум сотен колес и ног, мчавшихся по мощеной мостовой. По прибытии в просторную приемную патрона Брехтов все же волновался. Во-первых, он был не в мунди
Квартира Памфилия Бельяшова располагалась в деревянном одноэтажном доме Первого Спасского переулка[1], за площадью Преображенского собора. Жизнь, чуждая парадным бурлящим проспектам Петербурга, казалось, остановилась здесь на своем естественно безмятежном ходу. Редко встречалось каменное здание и, несмотря на мощеные дорожки, петербургских гостей ожидала широкая тихая улица, резные деревянные избы с дощатыми заборами, белое покрывало чистого снега с тонкими следами саней и перебежавших дорогу кошек.Третий дом слева, вход через ворота в ограде, соединяющей проход между двумя домами. Во дворе, под одиноким фонарем, дубовая дверь с резными наличниками. Робкий свет масляного светильника выхватил увесистые бакенбарды дежурного полицейского Ломакина.–Никаких происшествий не было, вашбродь,– ответствовал он на короткий вопрос Брехтова,– ни одна мышка не проскочила-с.Тот удовлетворенно кашлянул и подал знак своему спутни
Анатолий Линдорф жил далеко не во фланирующей части города, но по любезному с ней соседству, а именно в квартире доходного дома своих родителей на углу Подьяческой.Экипаж де Конна, проехав через Исаакиевскую площадь и Синий мост, повернул вправо от Вознесенской церкви и окунулся в одноэтажно-деревянную часть города. Дом с окнами на Екатерининский канал[1] представлял из себя довольно типичное по архитектуре здание, а для пущей верности и выкрашенное в столь же бледно-желтый цвет, как и все вокруг.Близкое расположение к оживленному каналу накладывало свой отпечаток на быт здешних домов. Уличный и торговый шум привлекал скучавших хозяек, и те, выглядывая в окна, прикрикивали на своих и чужих холопов, грязных разносчиков, норовистых мальчишек и прилипчивых кантюжников. Галдеж, неустанный и беспричинный, кипел из ничего… как и любое бесполезное веселье. Даже в глубине двора отголоски восклицаний и смеха не покидали ко всему привыкшие стены.Как э
Со двора на Подьяческой они вышли в Глухой переулок. Над городом прозвенело шесть ударов. Уже смеркалось. Брехтов несколько нервничал и оглядывался.–Что-нибудь не так, милейший?– поинтересовался маркиз.–Место мне не нравится…– поморщился квартальный.– Рядом– трудовая биржа и рабий рынок, дрянные кабаки, уличные торговцы, отставные солдаты и дешевые квартиры…–Понимаю,– усмехнулся де Конн,– полагаю, что в Париже вы не были.Брехтов рассмеялся. Он был наслышан о сгущающихся ныне тучах преступности в столь шумном городе. Увы, смеется тот, кто смеется последним. То ли маркиз накаркал, то ли действительно предвидел, но дорогу им закрыла тень… даже три тени. Три рослых молодца вынырнули из подворотни углового двора. Судя по одежде и вооружению, те были крючниками, а по выправке– отставными солдатами.–
К семи вечера маркиз де Конн получил обещанную аудиенцию у графа Саблинского. Граф ожидал его в кабинете. Рядом с ним на столике лежали бумаги по запрошенному три дня назад делу.–По данным фельдъегеря, кой был в гостях у Тутовкина, ваш молодой купец интересовался поездкой Конуева из Томска в Иркутск,– начал он.– Ехал он тогда по сравнительно новому маршруту через Красноярск.–И чего именно касались вопросы купца?Саблинский метнул усмешку из-под густых усов.–А вот об этом, Авад Шаклович, расскажет сам господин фельдъегерь.Граф потянул сонетку над столом и от какого-то только ему известного удовольствия медленно погладил начесанные и подвитые пышные баки. Через несколько мгновений лакей открыл дверь высокому молодому человеку в темно-зеленом мундире с золотыми эполетами и аксельбантами. Под мышкой– треуголка с султаном из перьев.–Представляться не надо,&nb
После деловых встреч в Дворянском банке де Конн явился на Аглинскую линию к ужину. Он почти не сомневался в том, что Стас Конуев имел отношение к смерти как Тутовкина, так и Линдорфа. В связи с последними новостями можно было связать контрабандную деятельность Леонида Саликова и Анатолия Линдорфа напрямую с торговыми делами Стаса, поскольку Саликов давненько водился с Татьяной, а значит, мог иметь дела и с ее отцом. Именно Конуев мог быть заказчиком Линдорфа. Теперь появление на сцене Тутовкина. Необходимость перейти в первую гильдию могла толкнуть Гаврилу на более жесткие меры убеждения. Вот только какие именно? Могли ли чрезмерные требования молодого рязанского купца заставить всю компанию убрать его? Вполне. После смерти первого жениха Линдорф действовал в том же направлении, пытаясь подрядиться в зятья. А что Саликов? Он не произвел на маркиза впечатления человека слабовольного, а значит, смерть Линдорфа могла быть всего лишь актом ревности Саликова. Что-то произошло между ними!