Свой первый выходной после четырех сложных рабочих ночей я, естественно, решаю провести дома с мамой. Мой напряженный график дает мне мало свободного времени, и мы видимся с ней урывками в перерывах между лекциями и началом моей работы, и сегодня я хочу просто поваляться рядом, возможно, посмотреть какой-нибудь повышающий моральный дух фильм и сделать вкусный и полезный ужин для нас двоих, чем, собственно, сейчас и занимаюсь.
За пролетевшую, как ураган, неделю я окончательно развеяла для себя миф о беззаботной жизни девушек, танцующих стриптиз, об их быстрых и легких деньгах. Работа оказалась сложной как физически, так и морально. Да и по загруженности занимала гораздо больше времени, чем я изначально предполагала: помимо рабочих ночей у меня были еще обязательные два занятия по два часа с Леной или Стасом. Это были тренировки на пилоне или тренировки по приватным танцам, прокатки новых номеров, а еще растяжки и силовые упражнения. Раз в неделю в клубе проводилось собрание, где руководство обсуждало прошедшие дни, гостей, проступки и внешний вид танцовщиц, делая замечания или давая рекомендации, и прочие организационные вопросы.
– Ася.
Мама вытаскивает меня из пучины моих тяжелых мыслей, и я, надевая милую улыбку лучшей дочери на свете, оборачиваясь к ней, вопросительно смотрю.
– Что ты готовишь?!
– Запекаю рыбу с овощамиОна растягивает губы в ответ.– Замечательно. На трех персон хватит?Удивленно приподнимаю бровь и жду пояснения.– Я пригласила Ваню составить нам компанию.Стараюсь спрятать эмоции в себе и не выдать мимикой недовольство оттого, чтонаш сосед, который категорично мне не нравится, появится у нас за ужином и своим присутствием разрушит мой спланированный тет-а-тет.
– Зачем?! – единственное, что выдавливаю я из себя.
– Ты ни с кем не общаешься, а он хороший мальчик. И если я не переживу...– Мама! – не справившись с эмоциями, перебиваю ее, повысив голос, и замираюот осознания того, что сейчас произошло. Повышать голос в нашей семье было не принято. Даже больше того считалось недопустимым. Мама с детства внушала, что нужно говорить тихо, но так, чтобы быть услышанной. Кричать, по ее мнению, это была прерогатива плебеев.
«Повышая голос, не всегда можно докричаться до человека!» – много раз повторяла она, и я всегда соглашалась с ней.
Я сжимаюсь от холодного осуждающего взгляда. Ледяные выстреливающие фразы подтверждают мои воспоминания:
– Будь добра не перебивать меня, а тем более не повышать голос!
Чувствую себя нашкодившей кошкой и молчу, потупив взгляд.– Я хочу быть уверенной, что если я не переживу операцию, то ты не останешьсяодна и о тебе будет кому позаботиться.
Мама, не дожидаясь моего ответа, разворачивается и уходит, а я расстроенно поворачиваюсь и смотрю в окно. Дождь монотонно капает по подоконнику и действует мне на нервы своим стуком. Раньше никогда не замечала за собой такой особенности раздражаться по пустякам. Возможно, сказывается накопившаяся усталость и напряженность, которая не покидает меня, когда я работаю, общая ситуация с мамой и ее уже назначенная дата операции и произошедший неприятный разговор... Я, конечно, не озвучила, но Ваня совсем не тот человек, кто может о ком-то позаботиться. Он сам еще ребенок, и ему самому надо подтирать нос! Все его достоинство в глазах моей мамы – это хорошее воспитание, которым сейчас обделены многие мои сверстники.
В семь часов, когда у меня уже накрыт стол, в дверь звонят. Обреченно вздыхаю и иду открывать.
Парень, стоящий на лестничной площадке, нервно улыбается и рассеянно скачет от моего лица в темную бездну коридора и обратно. Так и хочется сказать ему: «Не бойся, я не кусаюсь! Маму из-за тебя точно расстраивать не стану!», но я молчу и лишь вымученной дружелюбной улыбкой пытаюсь изобразить это. Спохватившись, что уже долго держу его на пороге, отступаю в сторону, позволяя войти.
Из комнаты выходит мама и тоже награждает Ваню ободряющей улыбкой. Тихо вздыхаю и иду на кухню. Надо запастись терпением, чтобы выдержать свалившегося на голову парня.
Рыба и овощи, запеченные в рукаве, вышли выше всяких похвал, но навязанный мне гость и обязательство быть радушной хозяйкой, помимо моей воли, накладывают свой отпечаток и лишают меня аппетита. Пока мама, словно ученика на экзамене, штудирует Ваню на предмет пригодности мне в соглядатаи, я с приклеенной улыбкой сижу рядом и перекладываю вилкой содержимое тарелки с одной стороны на другую.
– Вы очень разносторонний человек! – заключает мама, довольная расспросами. – Я буду вам признательна, если вы будете почаще заходить к нам. А то я беспокоюсь, что Ася только учится и работает, и ни с кем не общается.
– Я с радостью, – бормочет парень и кидает взгляд на мою засахарившуюся от неподвижности улыбку.
Мама поднимается из-за стола, он вскакивает следом, но она, кладя руки ему на плечи и нажимая на них, чтобы он обратно сел, произносит:
– Я уже притомилась, посидите с Асей. Думаю, вам несложно будет найти тему для разговоров.
Мама бросает на меня изучающий взгляд, и я все также лицимерно приторно улыбаюсь.
Оставшись наедине, я стираю с лица сахарную радужность и серьезно смотрю на навязанного собеседника.
– Я, конечно, ничего не смогу сделать, чтобы ты не приходил, но на кино и прочую ерунду не рассчитывай: у меня очень мало свободного времени, – сразу огорошиваю я его, желая, чтобы он поскорее упал с небес на землю и не смотрел на меня такими преданными глазами.
– Я... Я...
– Вань, ты не в моем вкусе, даже не старайся!Он растерянно шарит по моему лицу своими ставшими еще больше телячьимиглазами и вызывает странные и противоречивые чувства: укол совести за то, что я
так сурова, и непреодолимое необъяснимое отвращение к человеку, лишенному даже поверхностных мужественных черт и поступков.Пока парень проглатывает горькую пилюлю, неожиданно полученную от меня, я, почувствовав облегчение, что сразу поставила все точки над i, любезно предлагаю:
– Чай?
Ваня машинально кивает, и я нажимаю на кнопку чайника и начинаю убирать грязную посуду со стола, чтобы чем-то себя занять, в душе расстраиваясь, что вместо совместного ужина с мамой и просмотра фильма в свой долгожданный выходной мне приходится убивать его с увальнем, который даже не в состоянии обидеться на мои слова и с гордо поднятой головой уйти, бросив мне на прощание что-то типа того, что не очень- то ему и хотелось приглашать меня в куда-то.
Когда посуда заканчивается и чайник закипает, я ставлю на стол чайную пару и все принадлежности для чая, и пусть не слишком любезно с моей стороны заставлять гостя самого обслуживать себя, но я таким образом беззвучно выражаю свое недовольство тому, что он никак не поймет, что ему давно пора уйти.
Я перемыла все, что сложила в раковину, убрала оставшиеся продукты, вытерла все поверхности, а мой незваный гость по-прежнему не расправился с чаем. Не зная, чем еще себя занять, я встаю напротив и, оперевшись о столешницу, с вызовом смотрю ему в глаза. Он робко улыбается.
– А ты будешь чай?
– Нет, – звенят три буквы, вылетевшие из меня, как прут, разрезающий воздух.В этот момент мобильный в кармане джинсов начинает массировать пятую точкусвоей вибрацией и отвлекает меня. Освобождаю его от матерчатого плена и, прочитав на экране Надя, удивленно подношу телефон к уху.
– Привет.
– Привет. Дома?!– Да.– Можно к тебе подняться или сама спустишься?!Кидаю взгляд на Иванушку-дурачка и произношу «поднимайся», очень надеясь,что появление моей подруги напомнит этому увальню, что он засиделся.
Не желая, чтобы звонок будил маму, если она задремала, едва разъединившись,иду в коридор и отворяю дверь. Спустя пару минут Надя с непривычно собранными в хвост волосами, в джинсах и толстовке в темных пятнах от дождя появляется на лестнице.
– Удивила, – бросаю я ей.
– Сейчас удивлю еще больше! – улыбаясь, отвечает мне девушка.Брови взлетают, и я выжидающе смотрю на нее.Наде нравится держать интригу, и она произносит:– Ты меня в квартиру для начала пусти.Впускаю подругу и вместе с ней возвращаюсь на кухню и выжидающе смотрю наВаню. Надеюсь, его программа воспитания не дала сбой, и он возьмет ноги в руки и наконец исчезнет.
Смутившись появления другой девушки, парень наконец отрывает пятую точку от стула и застенчиво произносит:
– Не буду вам мешать.
Аллилуйя! Бинго! Лед тронулся, господа присяжные! Я нетерпеливо киваю и смотрю, как он нехотя разворачивается и идет в коридор. Он что думал, что я скажу ему, что он нам не мешает?! Что пусть дальше просиживает штаны в моей кухне, грея уши нашими разговорами?! Закатываю глаза. Что это: самомнение или глупость?!
Едва я закрываю дверь за неповоротливым соседом, тут же бегу обратно. Я действительно взбудоражена появлением Нади и ее интригующими словами.
Влетев в кухню, плюхаюсь на табурет рядом и требую:
– Рассказывай.
– Матильда и Лилу готовы одолжить тебе недостающие деньги для лечения твоей мамы, – с лицом крестной Золушки, осуществлявшей ее мечты, выкладывает новости подруга.
Я замираю и смотрю на нее. Девочки, которым я чужая и которых я знаю не больше недели, готовы мне помочь?! Я растеряна...
– Только они просили написать расписку, – добавляет она, пытаясь разобрать в выражении моего лица эмоции, которые явно не вписываются в алгоритм ее предполагаемой реакции на эту сногсшибательную новость.
Я прихожу в себя и признаюсь:
– Надя, спасибо большое тебе, что у них спросила, и девочек я обязательно поблагодарю за желание помочь, но мне одолжил недостающую сумму Стас.
Подруга ненадолго зависает, а потом выдает:
– Ну Ася, ты даешь: за неделю присутствия в клубе охомутала двух наших главных мужиков!
Я, пряча глаза под ресницами, мычу:
– Нет.– Как это нет?! Один с тобой пьяной возится и даже в свою кровать спатьпривозит, другой четыреста тысяч выкатывает. Ты опасная штучка, оказывается! Я смущенно улыбаюсь и задумываюсь о другом. Раньше я думала, что
стриптизерша – это имя нарицательное без всяких компромиссов, но сейчас, попав в их среду, узнав ближе, я поняла, что и среди танцовщиц, как и везде, есть разные девушки: добрые, отзывчивые, бескорыстные и завистливые, и злые. Профессиональная деятельность человека не может быть клеймом. Да кто-то меркантильно пошел туда ради денег, кто-то из интереса и ради раскрытия своей сексуальности, а кто-то как я попал вынужденно. У всех девочек свои разные истории, и нельзя, не зная конкретного человека, осуждать их.
Мое настроение теперь скачет как у моей сестры, когда она была беременная: то вверх, то вниз, но если в ее положении это было объяснимо– гормоны,то в моем нет. Просто быть зависимым от другого– очень непростое испытание для человека, не привыкшего к этому! А я зависим от Аси, иэто факт. «А факт – самая упрямая в мире вещь». Так ведь говорил дружище Воланд! Но мне так сложно принять его. И еще я никак не могу изменить действительность и смириться с ее работой в моем клубе. И вместо того, чтобы проводитьвечера, веселясь с друзьями и красотками, где-нибудь подальше от работы, я извожу себя, торча на своем посту, и караулю, чтобы никакой ублюдок не обидел мою сладкую, медовуюдевочку. Она мое наказание, моя головная боль и… мое тайное наслаждение. Как могут во мне уживаться вместе такие противоречивые чувства?! Я не знаю, но, неожиданно найдя Асю на неделе безмятежно спящей на диване
Сижу на паре и слушаю монотонный голос профессора. В последнее время я, как розовый заяц Дюрасел, работаю, когда другие уже в отключке. Я вообще удивляюсь, что я не превратилась в зомби с таким графиком, и теряюсь в догадках, на сколько еще меня хватит?! Протяну ли я до следующего выходного с двух-трехчасовым сном вместо семи часов минимально положенного?! Очень хочется спать. Глаза неумолимо закрываются самисобой, несмотряна все мои усилия, и как говорят: «Хоть спички вставляй». Из последних сил борюсь со сном и обещаю себе, что в перерыве между лекциями обязательно схожу за кофе. Снова пытаюсь вцепиться в голос преподавателя, но потихоньку, как неиспользуемый компьютер, уплываю в зависшее состояние и гасну... Перед глазами неожиданно всплывает вчерашнее сам
–Зарядку не забыла?–раз в пятый спрашиваю я и стараюсь не поддаться эмоциям и не кинуться на шею маме с рыданиями. –Нет. –Пожалуйста пиши мне все, что будет с тобой происходить и что тебе будут говорить! Она кивает и внимательно смотрит, словно старается вобрать в себя все моичерты.Мне начинает казаться, что мама навсегда прощается со мной, и у меня сдают нервы–я бросаюсь ей на шею и шепчу: –Пожалуйста, будь сильной! Пожалуйста, борись! Ради меня… Ее дрожащие пальцы касаются моих волос и нежно по ним проводят. &n
Вхожу в палату с замиранием сердца, замечаю кровать и подхожу к ней на одеревеневших от волнения ногах. На бледном лице нахожу дорогие глаза и улыбаюсь, и плачу одновременно, как грибной дождь. Мама силится изобразить улыбку в ответ, и мой мир начинает играть расцветающими красками. Все-таки что ни говори, я будущий врач и знаю, что медицинских манипуляций без риска не бывает, и я признаться очень волновалась, как пройдет операция, а сейчас страх, прятавшийся внутри меня, немного отпустил, и дышать стало заметно легче. Счастлива ли я?! Не знаю. Наверно, нет. Счастье– этосостояние души. Это означает чувствовать связь с другими людьми, природой… Счастье–этопринимать свою жизнь и мир вокруг таким, какой он есть, а я мечтаю из него вырваться... Но сегодня определенно я чувствуюрадость. Ведьрадость м
Чувствую себя невероятно разбитой. Ночь выдалась непростой. Наркоз, отпуская, оголил боль, а обезболивающие уколы только приглушали ее, да и то на время. Слыша стоны мамы, я металась по палате от своего бессилия и сострадания, а под утро, когда она наконец впала в забытье и я коснулась подушки, страшные мысли об уже сегодняшнем предстоящем событии не отпускали меня из действительности в сладостные руки Морфея. Ощущаю прикосновение к плечу и внимательный взгляд Нади. – Ты в порядке? Сил нет даже на то, чтобы обмануть, и я только пожимаю плечами. Собираю взгляды девочек – я снова «звезда» гримерки. – Не волнуйся! У тебя сегодня будет тест-драйв! Потренируешься на Маркуше.  
Смотрю вслед убегающей Асе и беззвучно произношу: «Непредсказуемая девчонка». Пару секунд назад я не знал, как взять себя в руки, чтобы остановиться и не нарушить правила собственного заведения. Я даже, если честно, хотел закрыть на них глаза и воспользоваться своим служебным положением! Но музыкальная композиция завершилась, и она, как Золушка с боем курантов, вскочила и убежала, оставив мне не туфельку, а свою раскиданную одежду.Знаю, что надо догнать ее и отдать деньги за танец, (ради них я все это и устроил) но даю себе время успокоиться и, закрыв глаза, пытаюсь отвлечься и ускорить этот процесс. Только перед глазами гибкое обнаженное тело, трущееся об меня, эти полуоткрытые губы и проглатывающие меня с потрохами медовые глаза. Черт! Так дело не пойдет! Нельзя думать об Асе!Через десять минут поднимаю с пола тряпочки так называемой одежды и направляюсь в сторону гримерки.Стучу в дверь, но в ответ ничего не происходит. Стучу снова –
Была утром у мамы – ей лучше, а мне нет. Я до сих пор заливаюсь краской и хочу раствориться, лишь только мысли возвращаются к вчерашней ночи. Что со мной не так?! Перенервничала я что ли?! Хочется, чтобы это было правдой, но на самом деле это не так. Я действительно впервые чувствовала огромное желание раствориться в другом человеке. В современной системе отношений парень-девушка восемнадцать плюс секс – обязательная составляющая, и я, встречаясь с Колей, никогда не отказывалась от него. Да, мне было хорошо, но я не чувствовала какой-то особой всепоглощающей потребности в близости. А вчера... То, что чувствовала я вчера, было невероятным! Очень хочется задрать нос и, фыркнув, пробурчать «нет», но самой себе врать нет смысла... Вчерашний день перевернул мой и так ставший неидеальным мир с ног на голову. Если бы все это я хотя бы ощутила с любимым мужчиной, то столько бы вопросов не возникало, но Марк… Я прекрасно осознаю, что он даже с натяжкой не вписы
Сегодня все идет не так. Выбежала из дома, забыв костюм для выступления, вернулась снова, вышла, но опоздала на автобус. В метро меня пытался облапать какой-то противный тип и, пока не получил локтем в ребро, не угомонился. В гримерке ко мне нещадно цеплялась Злата, и только мантра «не слушай! не смотри!» не довела ситуацию до боевых действий, и сейчас, стоя в ожидании приглашения на сцену, я даже боюсь, что что-то снова пойдет не так. Надеюсь, я не упаду с пилона и не расшибу себе лоб. Раскатисто звучит мое имя следом за именем Лилу, и мы с заученными улыбками на губах направляемся на сцену. К моей радости, не происходит ничего плохого. Я уверенно танцую первую любимую часть танца, перехожу ко второй, раздеваюсь и завершаю танец топлес. Надя говорила мне, что через несколько выступлений я буду снимать одежду и не чувствовать смущения, но нет, каждый раз обнажаясь перед публикой, я словно заключаю сделку со своей совестью и ощущаю себя отвратительно от осязае