Те несколько дней, что минули после памятного разговора в кабинете доктора, во время которого Кира узнала свое настоящее имя, оказались похожими на закипающий бульон: относительно спокойная поверхность ее дней уже нарушена волнениями, от уголков к середине собирается пена отторжения, со дна начинают подниматься пузырьки негодования. Еще чуть‑чуть – и бульон настроений забурлит и выплеснется через край. Кира бродила из угла в угол комнаты, затем, не выдерживая замкнутого пространства, спускалась в парк, несмотря на зарядившие дожди, и там в одиночестве отматывала складывающиеся в километры метры дорожек‑лекал. Внутри нее все клокотало и бурлило, и даже хлещущие по макушке и плечам струи холодного дождя не остужали ее эмоций. Чувства разрывали ее, и ей приходилось сдерживать их, будто разъяренных, рвущихся с поводков псов. Она уже была накануне выписки, как тут эти новости от Ильи Зурабовича. И доктор решил, что Кире нужно еще немного побыть в больниц
Эля–И что мы спросим, Ань?– беспокоилась Эля, от волнения теребя в руках ремешок сумочки. Автобус, который вез их к больнице, гремел, подпрыгивая на неровной дороге, и нещадно коптил. Эта тряска и вонь, пробивавшаяся в салон через неплотно прикрытые двери, вызывали тошноту, и Эля опасалась, что ее вырвет. Но отчего‑то боялась признаться подруге, что ей нехорошо. Сейчас ей ее же решение поехать в больницу, в которой находилась так похожая на нее девушка, уже не казалось правильным. Что ей даст эта встреча? И главное – чем она может помочь несчастной, по сути, ничего о той не зная? Нет, глупый порыв – позвонить вечером и озвучить Ане свое желание съездить в больницу. Эля еще до последнего надеялась, что подруга ее отговорит или окажется занята, но Аня будто ждала звонка и решение Эли приняла с воодушевлением, ответив, что завтра у нее как раз выдаются свободных полдня, так как на смену ей заступать после обеда. Подруга распеч
Эли (продолжение)–Адьес!– радостно, что тоже может похвалиться познаниями в испанском, попрощалась Анна. Телефон она уже успела собрать и даже включить. И сейчас, увидев высветившееся на дисплее время, обеспокоенно нахмурилась.–Опаздываешь?–Не то чтобы… Но лучше поторопиться.Они прошли несколько шагов, как вдруг их нагнал все тот же мужчина и, смущенно улыбаясь, обратился к Эле:–Простите! Вы бы не могли мне еще помочь?–Что ему опять нужно?– спросила Аня.–Просит помочь,– перевела Эля и вопросительно посмотрела на мужчину.–У меня рабочая встреча с этим доктором Ильей. Я специально приехал из Барселоны. Но мой английский не очень, как вы уже заметили. О встрече договаривался не я, а другой человек, который знает русский. Но в итоге пришлось лететь мне. Боюсь, это не встреча выйдет,
НораОна не знала, как поступить: идти или нет. С одной стороны, Нору мучило любопытство: что же ей хочет сказать Алехандро. Но с другой, то же любопытство проигрывало в счете странному предчувствию, что назначенная мужчиной встреча может расшатать ее устоявшуюся жизнь, как ураган – непрочный домик. И дело было не в том, что, возможно, Алехандро заговорит о своих чувствах. Это как раз Нору не пугало: она бы сказала, что ей неприятна та нечестная игра, которую он ведет по отношению к ней и к своей девушке. Ее тревога была связана с чем‑то другим – неясным, эфемерным и опасным, будто ожидание бури. Ощущение, что поднимается сильный ветер, оказалось таким реальным, что Нора, бродя по квартире, ловила себя на том, что то и дело прислушивается к погоде за окном. Метания ее и нервозность были сродни беспокойству зверька, предчувствующего землетрясение. Девушка то и дело бросала взгляды на оставленное на столе письмо и перечитывала его, хотя уже знала наи
Нора (продолжение)–Я… Я не собиралась. Меня возмутило твое поведение. Черт… Не твое, а… Алехандро. Он твой брат?–Близнец.–С ума сойти,– снова выдохнула Нора. Братья‑близнецы, один из которых инвалид. Ничего себе открытие! Она торопливо, боясь встретиться с ним взглядом, оглянулась на бармена, словно желая взять спасительную паузу. Тот не замедлил подойти к столику.– Черный чай, пожалуйста,– попросила Нора зазвеневшим голосом и нервно поправила завязанные в хвост волосы.–А мне кофе с молоком,– в отличие от нее спокойно попросил мужчина.–Значит, ты не Алехандро, а его брат‑близнец,– повторила Нора после того, как бармен ушел выполнять заказ.– И как же тебя зовут?–Фернандо.–Ага. Фернандо. Прекрасно. И? Зачем ты меня позвал?–&n
КираУтро влилось в сознание тяжело и вязко, словно густой мазут, вымарало черным едва заворочавшиеся мысли и наполнило горло тошнотой. Привычные звуки: стук капель по жестяному подоконнику, шарканье растоптанных тапок санитарки по коридору, дребезжание развозящей тележки, стаканчики с лекарствами – сегодня показались резкими до боли в ушах. Кира едва слышно застонала, открыла глаза и тут же вновь их закрыла, не желая видеть ни надоевшую до зубного скрежета стену напротив, ни вылинявший под дождем парк в окне, ни собственное отражение в мутном зеркале туалета. О том, что случилось ночью, хотелось думать как о приснившемся кошмаре. Но почему тогда так саднит горло? И страх – не тот несерьезный, который порождают кошмары, а первородный, животный, за собственную жизнь – до сих пор держит ее в ледяных объятиях, заставляет мерзнуть под двумя одеялами до дрожи. А может, у нее просто температура? Потому и горло саднит, и озноб? Кира с надеждой косну
ЭляОна давно не была так счастлива. А может, никогда еще в жизни, даже в тот день, когда впервые шла по вечерним улицам Москвы вместе с Сергеем. Потому что так, как сейчас, у нее еще никогда не было. И сейчас с каждой минутой, проведенной вместе с Фернандо, Эле все больше и больше казалось, что нити событий ее жизни соединялись, рвались и вновь связывались для того, чтобы в один день сплестись в этот узор, сотканный из хлещущего через край счастья, беззаботности и радости. Их встреча с Фернандо была предначертана – об этом даже не нужно было говорить, понимание этого пришло с первых минут общения – через взгляды, тембр голоса, случайные прикосновения. И пусть они оба опоздали на встречу, проплутав по чужим улицам, ошибаясь в маршрутах и сворачивая не в те переулки, сейчас, после того как они наконец‑то встретились, это уже не казалось важным. В те моменты, похожие на головокружительную карусель, когда они были вместе, в квинтэссенции их любви все
НораНесмотря на занятость днем в выставочном центре, Нора не могла не думать о разговоре с Фернандо и о том странном происшествии в отеле, случившемся накануне открытия конгресса. И хотя она несколько раз встретилась с Ильей Зурабовичем и общалась с ним по организационным вопросам, так и не решилась поговорить с доктором о его двойном появлении в отеле. А Илья Зурабович вел себя как ни в чем не бывало, ничем не давая понять, что произошло что‑то малообъяснимое. Будто и правда приехал в воскресенье, а не поздним субботним вечером. Еще занозой где‑то глубоко, то заживая, то вновь воспаляясь, сидела мысль, что она упустила в разговоре с Фернандо что‑то важное. Что‑то мужчина хотел ей сказать, но не договорил в надежде, что Нора сама догадается. Но днем ее всецело поглощала работа, и проанализировать разговор спокойно не было возможности. А поздними вечерами, когда Нора наконец добиралась до своего номера, от усталости мысли ворочались как проржавевшие шестеренки
Нора (продолжение)–Приближается что?– недоуменно спросила Нора.Фернандо крутанул руками колеса коляски, подъезжая к гостье ближе, и отчетливо произнес:–Узел, Нора. Страшнее экономического кризиса в стране,– усмехнулся он чему‑то, понятному лишь ему.– Но в кризис кто‑то тонет, а кто‑то крупно выигрывает. Нужно только не растеряться и правильно воспользоваться возможностью. Узел – это возможность, Нора.–Не понимаю,– развела она руками. Разговор складывался очень странно, и как реагировать на непонятные слова мужчины, она еще не знала.Фернандо тем временем отъехал к столу, тронул мышку и затем повернул ноутбук так, чтобы Нора видела монитор.–Смотри. Что тебе это напоминает?– спросил он, показывая на открытую на экране фотографию множества железнодорожных путей, сходящихся вместе, а затем вновь расходящихся вда
Эпилог (окончание)Нора–Значит, завтра уезжаете?– спросила Рут, задумчиво вертя на столе опустевшую чашку.–Да, Рут. Все готово – билеты, ему виза, бронь в отеле на первое время, пока я буду подыскивать жилье. Пара вариантов квартир уже есть, остается встретиться с хозяевами.–Значит, вы надолго,– не спросила, а констатировала Рут, стараясь, чтобы ее голос звучал непринужденно. Но по опущенному взгляду и поникшим «пружинкам» было понятно, что она огорчена предстоящей долгой разлукой.–Пока не ясно, Рут. Как дело пойдет. Не от меня зависит. Главное, чтобы Фернандо эта операция помогла.–Да, ты права. Это главное. Привези мне матрешку потом.–Обязательно,– улыбнулась Нора.А Рут вытащила из кармана маленький пакетик и протянула ей:–Держи,
Эпилог. Год спустяЭлеонораЭтот год выдался у нее сложным и нервным, но в итоге почти все пришло к ожидаемым результатам. Судебный процесс над Сергеем, где она выступала потерпевшей, завершился, несмотря на связи и деньги обвиняемого, справедливым приговором ему. Использование фальшивых документов обернулось для Элеоноры крупными проблемами: штрафом, невозможностью пока выехать за границу и многочасовыми хождениями по инстанциям в попытках вернуть настоящее имя. Но больше всего Элеонору угнетали постоянные разлуки с Фернандо, вынужденного жить в этот период на две страны. Но, словно устав проверять их отношения на прочность, высшие силы смилостивились и осыпали крупными и мелкими подарками. Во‑первых, у Фернандо появилась маленькая племянница, которая родилась у Алехандро и Патрисии. Во‑вторых, Аня встретила мужчину мечты и собиралась за него замуж. Рут написала, что отыскала какой‑то совершенно потрясающий старинный шкаф,
ЭлеонораСвет щекотал прикрытые веки, запутывался в ресницах, скользил прохладной ладонью по щеке. Отчего‑то он был не теплым, как солнечный луч, просачивающийся летним утром сквозь тюлевую занавеску, а свежим, как мартовский ветерок. И от его раздражающей прохлады Элеонора открыла глаза.Свет лился плотным потоком с правой стороны, и девушка, ожидая увидеть там мощную лампу, повернула голову. Но тут же зажмурилась от слепящего, как солнце в заснеженных горах, свечения. Только свет этот был не солнечной природы, а неизвестного ей происхождения. Идеально белый – квинтэссенция этого цвета, плотный, безжизненный, мертвый. Элеонора приставила козырьком ладонь ко лбу, пытаясь рассмотреть источник света. Ей удалось разглядеть, что проходит он сквозь прозрачную стену из другого коридора. Девушка поднялась на ноги и заметила, что одета в летний комбинезон из светлой плащевки поверх ярко‑оранжевой футболки и обута в кожаные мокасины. В этой одежде она поех
ФернандоОна ушла. Открыв дверь дождям и ветрам, унеся с собой тепло и краски, оставив их выстуженный, наполненный промозглыми туманами дом.Фернандо понял, что она ушла окончательно, когда проснулся однажды среди ночи от перестука дождя, замерзший до дрожи, и первым делом не потянул одеяло на себя, а постарался укрыть им ее – чтобы не озябла и не простыла. И только когда спохватился, что укутывает пустое место рядом с собой, понял. Понял, что приближается осень, и раз она не вернулась, то уже не придет.В эту ночь тоже бушевала буря. И так же неистовствовали в голове невысказанные, но тысячу раз думаные‑передуманые мысли. Фернандо спустил замерзшие ноги с кровати и босиком прошел к окну, за которым в негодовании клокотала погода. Нет ничего безысходней вглядываться в темноту под шум ветра и высматривать в ней того, кто больше не вернется. Фернандо так долго смотрел в окно, что в какой‑то момент ему привиделось мелькнувшее за стеклом ее лиц
КираЗаключенная в тюрьму своего горя, она не выходила на улицу уже три дня. Потерявшись в черном мареве дыма и замкнувшись в упрямом молчании, Кира проводила дни, просиживая их на подоконнике и глядя на расплывающуюся под дождями серую акварель парка, но видела перед собой не знакомую картину, а узкий переулок и взметнувшиеся к небу ослепительно‑яркие языки пламени. Отныне ее жизнь‑нежизнь навсегда будет окрашена в черное и красное. Как странно, но именно сложение этих двух цветов в одной картине и пробуждали в памяти утраченные, казалось бы, образы. Вначале Кире вспомнилось, откуда взялись инопланетные безлюдные пейзажи с яркими цветами‑подсолнухами и багровым морем. А следом потянулись ниточкой за иголкой другие воспоминания.…Тихон в младенчестве не оправдал свое имя, и Кира первые месяцы его жизни в полной мере хлебнула бессонных ночей. К тому же сын просыпался очень рано: вшесть утра он уже был весел и полон сил. Но в десять начинал х
Нора (продолжение -2)Рабочий день пролетел быстро и легко. Нора спустилась во двор и поспешила к автобусной остановке, предвкушая завтрашний поздний подъем, субботний домашний день и долгожданную встречу в кафе с Рут.–Эли!– вдруг окликнули ее. Она оглянулась и с удивлением увидела Сергея. А ведь она думала, что он вернулся в Москву, и, если честно, не испытывала по этому поводу сожалений. Да и вспоминать о нем ей было некогда.–Наконец‑то я тебя встретил!– обрадованно воскликнул мужчина, направляясь к ней с раскрытыми, будто для объятия, руками.–Ты что, меня тут караулил?–Почти с утра, Эли. Да и к выставочному центру приезжал дважды, думал, вдруг ты ко мне выйдешь. Не сложилось. Но не хотелось улетать, не повидавшись с тобой. А самолет у меня завтра.«И главное, о приближении узла говорит появление человека, изменившего твою судьбу», 
Нора (продолжение)–Приближается что?– недоуменно спросила Нора.Фернандо крутанул руками колеса коляски, подъезжая к гостье ближе, и отчетливо произнес:–Узел, Нора. Страшнее экономического кризиса в стране,– усмехнулся он чему‑то, понятному лишь ему.– Но в кризис кто‑то тонет, а кто‑то крупно выигрывает. Нужно только не растеряться и правильно воспользоваться возможностью. Узел – это возможность, Нора.–Не понимаю,– развела она руками. Разговор складывался очень странно, и как реагировать на непонятные слова мужчины, она еще не знала.Фернандо тем временем отъехал к столу, тронул мышку и затем повернул ноутбук так, чтобы Нора видела монитор.–Смотри. Что тебе это напоминает?– спросил он, показывая на открытую на экране фотографию множества железнодорожных путей, сходящихся вместе, а затем вновь расходящихся вда
НораНесмотря на занятость днем в выставочном центре, Нора не могла не думать о разговоре с Фернандо и о том странном происшествии в отеле, случившемся накануне открытия конгресса. И хотя она несколько раз встретилась с Ильей Зурабовичем и общалась с ним по организационным вопросам, так и не решилась поговорить с доктором о его двойном появлении в отеле. А Илья Зурабович вел себя как ни в чем не бывало, ничем не давая понять, что произошло что‑то малообъяснимое. Будто и правда приехал в воскресенье, а не поздним субботним вечером. Еще занозой где‑то глубоко, то заживая, то вновь воспаляясь, сидела мысль, что она упустила в разговоре с Фернандо что‑то важное. Что‑то мужчина хотел ей сказать, но не договорил в надежде, что Нора сама догадается. Но днем ее всецело поглощала работа, и проанализировать разговор спокойно не было возможности. А поздними вечерами, когда Нора наконец добиралась до своего номера, от усталости мысли ворочались как проржавевшие шестеренки
ЭляОна давно не была так счастлива. А может, никогда еще в жизни, даже в тот день, когда впервые шла по вечерним улицам Москвы вместе с Сергеем. Потому что так, как сейчас, у нее еще никогда не было. И сейчас с каждой минутой, проведенной вместе с Фернандо, Эле все больше и больше казалось, что нити событий ее жизни соединялись, рвались и вновь связывались для того, чтобы в один день сплестись в этот узор, сотканный из хлещущего через край счастья, беззаботности и радости. Их встреча с Фернандо была предначертана – об этом даже не нужно было говорить, понимание этого пришло с первых минут общения – через взгляды, тембр голоса, случайные прикосновения. И пусть они оба опоздали на встречу, проплутав по чужим улицам, ошибаясь в маршрутах и сворачивая не в те переулки, сейчас, после того как они наконец‑то встретились, это уже не казалось важным. В те моменты, похожие на головокружительную карусель, когда они были вместе, в квинтэссенции их любви все