Комнату согревал артефакт, лежащий в самом центре. По форме он напоминал выпуклый диск, излучающий солнечный свет, вот только расходящееся от него тепло духоты не создавало. В кои-то веки мне не пришлось тереть мокрые волосы полотенцем до сухих спутанных прядей (решение искупаться пришло внезапно, когда я очутилась в небольшой, но очень уютной ванной). В этом доме все было небольшое и уютное, не в пример холодному роскошному особняку Эрика в Дэрнсе. Вчера мне было не до того, но сегодня я поняла, что этот дом действительно мог бы стать мне домом.
Два этажа, небольшой холл и лестница, уводящая на второй этаж. Здесь было несколько комнат, одну из которых отвели мне, и, надо признаться, она мне очень понравилась. Теплые персиковые обои становились еще теплее от света артефактов. Огромная кровать из орехового дерева, зеркало, комод и стул: вот и вся нехитрая обстановка. Хотя, в стену еще встроили гардероб, но он так и остался пустым, складывать туда мне было нечего.
Поплот
Я чихала и смеялась: пыльца оседала на волосы, рассыпающая солнце ранняя осень искрилась на лепестках аламьены. Меня подхватывали на руки, подбрасывали в воздух и ловили на лету. Я чувствовала льющееся сквозь широкие ладони тепло, льнула к нему и тянулась крохотными пальчиками за огненно-рыжими, совсем как язычки костра, прядями. День сменялся ночью, и язычки костра тоже мельтешили перед глазами, они взлетали в ночное небо россыпью золотых искр.— Ты когда-нибудь чувствовала себя настолько счастливой? — низкий мужской голос рокотом отдавался во мне.Я уже засыпала на широкой мужской груди, взлетающей и опадающей, как качели.— Нет, никогда, — в женском голосе звучала улыбка. — Только с тобой. С вами…Мужчина приподнимался, поддерживая меня, тянулся к губам сидевшей рядом женщины. Я запрокидывала голову, сонно моргая, и ее лицо…— Шарлотта, просыпайся.Прикосновение пальцев к щеке вышло невыно
В зале-мастерской, где под ногами было раскатано огромное полотно холста, пахло красками, графитом и вощеной бумагой. Окна здесь были огромные, какие могли бы быть в анфиладе королевского дворца. Арочные, пропускающие как можно больше дневного света, что в нашей профессии немаловажно. Но сейчас, хотя снегопад и унялся, тучи по-прежнему покрывали небо густой пеленой. Из-за этого трудиться над декорациями приходилось под электрическими лампами, которых здесь было бесчисленное множество.— Шарлотта сегодня в ударе, — заявил Ричард, когда мистер Стейдж задержал на мне внимательный взгляд.— Я вижу, — художник кивнул на проделанную мной работу. — Это чудесно. Но мне бы хотелось, чтобы ты находила время и для отдыха, Шарлотта. Творческому человеку просто необходим прилив сил для вдохновения.— Она сегодня даже от обеда отказалась, — заявил Джон.Я укоризненно посмотрела на него: ябеда! Но ничего не сказала.&mdas
ЭрикОн смотрел на роскошный трехэтажный особняк, отрезанный от суеты улиц высоким кованым ограждением. Огромный по городским меркам внутренний двор, высокие этажи и квадратные окна, расчерченные перекрестьями рам. В зимние сумерки просачивался свет: теплый, яркий, растекающийся по светлому камню стен. Этот особняк, пожалуй, был главной достопримечательностью улицы и располагался в самом сердце Ольвижа, неподалеку от набережной Лане. Поблизости многочисленные парки и площади, мосты, увенчанные скульптурами и фонарями, бесконечное многоголосье, шум, суета и краски.Кто бы мог подумать, что она, так любившая уединение, сможет жить в таком месте. Кто бы мог подумать, что она откажется от своей магии. Безумной, сильной, неистовой, темной и такой притягательной.Только ненормальный мог назвать магию Смерти притягательной.Так что Шарлотта права, он ненормальный. Но именно из-за нее он здесь.Расставаться с ней, ос
Заплетать косу по утрам в последние дни вошло у меня в привычку. Во-первых, это помогало успокоиться и не думать об Эрике с Камиллой (насколько это вообще возможно), а во-вторых, коса мне действительно шла. Особенно если делать ее свободной, оставляя несколько завитков поверх незатянутых в прическу волос. Кто-то, возможно, счел бы это небрежным, но мне нравилось. Нравилось, как лазурь ленты вплетается в мои медно-рыжие пряди: я ведь почти забыла, как мне идет этот цвет. В Фартоне у меня было платьице такого же оттенка, но в Лигенбурге я из него быстро выросла. А еще в столице не было принято носить яркие цвета, все больше пастельные, либо неброские и немаркие. Особенно маленьким девочкам и юным особам.Призрак больше не появлялся, по крайней мере, я не чувствовала никакого холода рядом с собой. Не чувствовала вообще ничего странного: то ли его спугнуло появление Эрика, то ли он все-таки приходил, но почувствовал защитное заклинание и ушел. Как бы там ни было, я уже не вздраги
— Разумеется, ты будешь спать в моей комнате. Иначе какой смысл было просить тебя переехать?Смысла действительно не было: в этом особняке в Дэрнсе даже соседние комнаты достаточно далеки друг от друга, можно кричать и не дозваться. Сегодня я полдня думала о призраке, который пьет человеческую силу и которому очень понравилась моя магия жизни, а еще полдня о том, что мне придется переехать к Эрику. Что я буду жить в его доме, и что для него это всего лишь вынужденная мера, потому что он хочет меня защитить. Но ведь и для меня это вынужденная мера, не так ли?— О чем ты снова думаешь, Лотте?Я вздрогнула и обернулась: Эрик расставлял, а точнее, «разгонял» книги по полкам с помощью левитации. Это имя его устами звучало дерзко, непривычно и провокационно. Гораздо проще было, когда он называл меня Шарлотта, проще и спокойнее, вот только рядом с ним спокойно не бывает никогда. Или бывает?— О том, как быстро все в моей жизни меняе
Стянула простыню на кресло, белье положила на подставку для полотенец. Она обнаружилась рядом с ванной: тяжелая, на бронзовых ножках, состоящая из нескольких полок. В доме, где я снимала квартиру, приводить себя в порядок было одной из самых неприятных процедур (вода со ржавчиной, то слишком холодная, то слишком горячая, но чаще всего первое, облупившийся кафель, сквозняки, тянущиеся изо всех дверных щелей), здесь же (да даже в доме Тхай-Лао), я могла бы провести вечность. Поэтому быстро открыла кран, сунула пробку в слив и обернулась к шкафчику, где в прошлый раз Орман оставил для меня какое-то чудо-средство, после которого меня сморил сон.Хм… а это идея!Если я быстро засну, мы пропустим сегодняшний «урок». Распахнула дверцы и принялась быстро перебирать флакончики, пытаясь найти нужный. Не обращала внимания даже на чудо-шарики (мыло разных цветов), лежащие в небольшой корзинке. В другое время они привели бы меня в восторг: так же, как и бесчислен
Эти шрамы не шли у меня из головы. Кошмарные, глубокие, рваные рубцы, при одном воспоминании о которых передергивало от ужаса. От ужаса, что должен испытывать человек, который через такое прошел. И от осознания того, что возможно, ими он обязан своему отцу. Нет, Эрик не говорил, что отец поднимал на него руку, но тот, кто способен выжечь магию из собственного сына, способен на любое зверство. Даже на то, что осталось запечатленным на его спине.Вот только почему он от них не избавился? Хороший целитель и дорогое зелье способно вывести любой, даже самый застарелый шрам. У леди Ребекки был такой на запястье: глубокий, пересекающий его наискось с оплавленными краями, как странный и страшный браслет. Она избавилась от него в Лигенбурге, после нескольких визитов целителя (в Фартоне не нашлось того, кто бы за него взялся), и кожа на ее руке стала гладкой и ровной, словно жуткой отметины никогда не было.Из-за всех этих мыслей я ходила сама не своя, чуть не разлила краски на
Раздался скрежет, и декорации начали медленно подниматься наверх. Я смотрела, как фасад здания вырастает над сценой, испытывая волнующую, приятную гордость: я принимала участие в создании этой красоты! Сегодня мы поднимали их, чтобы узнать, как декорации будут смотреться при освещении, чтобы потом дорабатывать уже в соответствии с этим. Мистер Стейдж объяснил, что такой взгляд поможет отметить и устранить все недочеты, поэтому нужно было очень внимательно осмотреть свою часть работы — сначала в общей композиции, а после акцентируя внимание именно на ней.От волнения у меня даже ладони вспотели, и я начала теребить перекинутую через плечо косу.— По-моему, здорово вышло, — шепнул Ричард.— По-моему тоже, — подтвердил Джон.Я кивнула.Две недели нашей работы гордо возвышались над сценой, и это действительно было волшебное чувство. Знать, что когда разойдется занавес, зрители увидят то же, что сейчас видим мы. Я стояла в