Ступени перед Музыкальным театром были покрыты красной дорожкой. Стены облицованы белым мрамором. Вспышки фотокамер, дефиле красавиц и не красавиц тоже, зато в соболях и бриллиантах. Вход только для избранных. То, что изначально задумывалось как простая презентация нового продукта и вида продаж, вылилось в гранд-гала-сборище для бомонда и корпоративных клиентов. Вон сколько шикарных авто припарковано, и вереница первых лиц при полном параде между по-мартовски сонными газонами.
Да, я люблю размах и действо!
Я выбрался из служебного Форда моего подчинённого. Порш оставил на парковке, сегодня я точно буду пить. Откуда-то пахло фиалками и вербой, мокрым асфальтом и непривычными предчувствиями. Я ещё не разобрался, но начал улавливать в себе что-то новое. Оно появилось при встрече с Марианной и увеличилось во время нашего последнего разговора. Что это было? Трудно сказать. Раньше я только
Пожалуй, Золушка так не была поражена королевским дворцом, как я происходящим! У меня перехватило дыхание, и я забыла, что волнуюсь. Пирамиды из бокалов на огромных серебристых подносах, сверкающие логотипы на высоких подставках. На лестницах, у основания колонн, на окнах, в огромных вазах – цветы, к счастью, не лилии. Это были тюльпаны! Белые прекрасные гипоаллергенные тюльпаны, и несмотря на разноголосицу духов, в театре пахло весной. Звучали вальсы Штрауса, приветствия и звон бокалов.Я ахала и пыталась увидеть кого-нибудь из своих, точнее, я искала глазами Сашу... Но было слишком много людей. Мужчины в смокингах, вечерние наряды дам вокруг. Причём не так, как когда собираешься в театр, надеваешь платье почти со шлейфом и ходишь среди театралов в драных джинсах, как неизвестно кто. Сегодня всё было по-настоящему.И пусть многие дамы были не молоды, но поражали роскошью. Види
Я окинула взглядом нашу легендарную квартиру – её было не узнать: ровные стены, светлые обои, чудесный интерьер в средиземноморском стиле и бережно сохранённые изразцы на старинной печи, превращённой в камин, арочные окна с витражами, ни трещинки на потолке. Кто бы подумал, что можно наш старый дом превратить в дворец? Саша! Он придумал и сделал. Мой Саша может всё!– Стрекоза, ты договорилась с Анной Ивановной насчёт цветов? – послышался голос из кухни.Я отложила блузку в чемодан и побежала к любимому. Мой Мистер Совершенство стоял на лестнице из зимнего сада в одних спортивных штанах, прекрасный, загорелый, литой.– Договорилась, – улыбнулась я, медленно поднимаясь к нему навстречу.Как же он меня восхищает! Каждый день, каждое у
– Ты крылья не забыла? – спросила Валюха.– По дороге отращу, – ответила я.– Мари! – возмутилась подруга.– Всё, мне неудобно. Я никак такси не найду. Пока! – хмыкнула я и отбила звонок.Валюха снова принялась названивать. Вот беспокойная душа! Ей вечно надо проверить по двадцать раз, всё проконтролировать и сдать под опись. С другой стороны, ничего странного – не зря же она работает помощником управляющего фирмы «Карлоффс» и строит ежедневно сто сорок восемь мужчин и самого управляющего. Тем веселее её троллить.Хотя на этот раз я не шутила — не особо разговоришься с пятью набитыми реквизитом пакетами в одной руке, шестью с подарками – в другой, на каблуках по лужам и придерживая одним пальцем телеф
Светофор за мостом продолжал перебирать цветами, будто забытая до майских праздников новогодняя гирлянда. Под мостом с разудалыми гудками, как глашатай конца света, пролетал поезд. А я смотрела во все глаза на мистера-не-Бонда-и-не-таксиста-но-очень-симпатичного и думала: представиться в ответ или он обидится.Водитель вздохнул, поднёс к уху трубку и сказал:– Мама, извини, но я не везу твою парикмахершу. Да, обещал. Да, ждёт. Вышла накладка, я вызову ей такси. Оно там должно недалеко стоять... Да, я помню. Извини ещё раз. Нет, не на работе. В пробке. Буду.Ему что-то ответили, Мистер Элегантность погрустнел, отложил на панель телефон и снова посмотрел на меня так, словно я была виновата во всех его неурядицах. На самом деле, только в одной и совсем чуть-чуть... Мне представилась парикмахерша, бегающая вокруг салона
Если день, когда понимаешь, что твой дом, твоя собака, твой диван, телевизор, спортзал и гараж, твои дети, твоя горничная и даже твой холодильник тебе больше не принадлежат, выпадает на восьмое марта, то желание придушить бывшую кажется единственно верным. Чтоб не мучилась, когда ты доберёшься до пристройки с режущими инструментами и лопатой.Ведь несмотря на новый штамп в паспорте, официально подтверждающий твою свободу, эта стерва считает своим первым и единственным долгом – выдолбить тебе мозг претензиями и рассказать, что уже всем знакомым рассказала, какой ты гад.Но, чёрт побери, ты свободен! И мечтаешь отключить телефон, развалиться на диване, посмотреть футбол, а лучше бои без правил и накачаться пивом с друзьями! Ты теперь холостяк, и имеешь полное право даже с утра!Но тут снова оно — мерзопакостное восьмое марта... И друзья п
Я тотчас понял, что именно на это лицо мне очень хочется ещё посмотреть. Красивое не по канонам. Пропитанное солнцем изнутри. Хотелось прямо сейчас разглядывать и не отрываться. Столько в нём было детской игривости, настоящей женственности и тонкой сексуальности, что я сказал:– А вы уверены, что мы не увидимся?– Точно-точно! Абсолютно уверена! – весело заявило чудное создание. – Я вам даже имени своего не скажу, а вы мне! В крайнем случае можно соврать, как попутчику в купе. И потом подумайте: как такси я вас больше не вызову – тем более, что нынче на Порше не возят... Боже, я даже не думала прокатиться сегодня на Порше, для меня это было просто название в журнале – без образа, но с кучей нулей. Кстати, тоже не представляю их число, да и не важно!– И как, вам понравилось? – спросил я.
Поначалу глаза Мистера Мрачность были, как фары поезда в детской загадке: то потухнут, то погаснут. А взгляд говорил недвусмысленно: «Пожалуй, взорву мир. Достали!». Но чем сильнее красавец сердился на меня, на дождь, на пробку, на телефон, из которого так и рвалась в нашу реальность кровавая терминаторша в шубах, тем больше мне хотелось его растормошить.Я по натуре ужасно противоречивая личность! Потому меня несло, как гоночную машину по серпантину Монте-Карло. Я отмечала, как маленькие победы: о, усмехнулся! Ура, ещё раз! А это был намёк на улыбку. Бабац, он засмеялся! И какой у него оказался приятный бархатистый смех! До мурашек...Я была готова бить в барабаны марш победы, как вдруг мистер-больше-не-мрачный развернулся ко мне, притормозив на светофоре, и глаза его оказались вовсе не асфальтово-серыми, а голубыми. Очень яркими. А во взгляде мелькнуло нечто такое, что
У мамы я сидел, как на иголках. Такого нетерпения я, пожалуй, не испытывал со времён, когда отец сказал, что мы пойдём за велосипедом в воскресенье, то есть... э-э... тридцать лет. Мне снова представилась в тарелке с оливье её солнечная улыбка и ветер в локонах. Мда, три десятка лет назад её даже в планах не было. Боже, а родители этой феи не могут быть моими ровесниками? Меня опять бросило в холодный пот.– Сашенька, почему ты так смотришь в тарелку? Ты что, таракана там нашёл? – спросила бабушка, возясь в своём кресле. Ей девяносто, она теперь иссушенная копия себя, уменьшенная в два раза. Передвигается с парой палок в каждой руке, но не забывает надевать перстни, брошь на бант шёлковой блузы и красить губы, когда гости.– Нет, что ты, бабушка! Помилуй, какие тараканы! Тысячу лет их не видел, – улыбнулся я.