4

Солнечный свет заливал комнату, открытые двери впускали его в коридор, так что не оставалось ни одного темного уголка, на экране герои встревали в очередную переделку, смеялись за стеной соседи... На этом фоне шаги казались чем-то чужеродным, неуместным, неправильным... И невозможным.

Но они приближались. Неторопливое шлепанье босых детских ножек.

Даша вцепилась в вязание, словно крючок мог спасти от неведомого. А потом, когда к шагам добавились хлопки ладоней по стене, не выдержала. Страх оказался так силен, что переборол сам себя: ожив, девушка схватила лежащий рядом смартфон и выскочила в коридор, навстречу невидимке. Вспышка. И еще одна. И еще. Яркий экран и...

Два визга слились в один. С полки упала записная книжка, телефонный справочник взвился и ударил о стену прямо над головой Даши. Туда же полетела тяжелая связка ключей.

Не помня себя от ужаса, Даша зажмурилась и рванула вперед, к спасительной двери. Пальцы не слушались, она долго пыталась справиться с замком, понимая, что если сейчас не убежит, то или свихнется, или останется в этом коридоре навечно.

Наконец, дверь поддалась. Даше было наплевать и на домашнюю одежду, и на тапочки, и на любопытные взгляды выглянувших на шум соседей. Она пыталась отдышаться, но дверь содрогнулась, словно с той стороны на неё навалился кто-то тяжелый. Взвизгнув, Даша помчалась по лестнице, забыв о лифте. С другой стороны, войти в крохотную кабинку было выше её сил.

Очнулась у подъезда Ани. И поняла, что дойти до квартиры не сможет. А еще почувствовала, как болит правая рука.

Пальцы, стискивающие смартфон, побелели. Разжать их удалось с трудом. Но прикоснуться к черному экрану, чтобы позвонить подруге, духу не хватило. К счастью, домофон работал, и Аня примчалась на зов, по голосу поняв, что снова случилось какое-то несчастье.

— Что? Опять?

Осознав, что подруга в неадеквате, Аня достала с полки вонючие капли и задумалась:

— Сколько тебе? Маме сорок...

— Капай пятьдесят, не видишь, она вот-вот в обморок грохнется! — на шум из комнаты вышел Петя.

Даша выпила и даже не почувствовала вкуса. А вот водой захлебнулась и долго откашливалась, получая от друзей сочувственные шлепки по спине.

— Говорить сможешь? — Петя оседлал стул, Аня устроилась на табуретке.

Вместо ответа Даша толкнула к ней телефон. Черный прямоугольник скользнул по деревянной столешнице девушке в руки. Та активировала экран — пароля не было.

— Что это?

— Ого! — заглянул через её плечо Петя. — Ничего себе! Классный фотошоп!

Аня осторожно, словно телефон мог укусить, положила его обратно на стол:

— Петь, это Дашкин коридор. В её квартире. А фотошопом она не владеет от слова «совсем».

Парень притих и снова уставился на экран.

Там весело скалилось непонятное существо, похожее на ребенка. Только вот ни рук, ни ног у него не было.

— Страх-то какой... Даш, а чьи тогда шаги ты слышала? Оно же... без ног! — Аня переводила взгляд с телефона на подругу.

Та закрыла лицо руками и плечи задрожали.

— Петь! — Аня почти кричала. — Ну сделай же что-нибудь!

— Что именно? Ладно, дай ей еще успокоительного. А я попытаюсь выяснить, что это за тварь.

Поисковики отозвались немедленно. Все: и Гугл, и Яндекс, и даже почти никогда не используемый Майл выдавали одно и то же.

— Игоша — уродец, без рук, без ног, родился и умер некрещёным (по Далю) или ребёнок кикиморы. Проживает то тут, то там под названием игоша или игоши и проказит, как кикиморы и домовые, особенно если кто не хочет признавать его, невидимку, за домовёнка, не кладут ему за столом ложки и ломтя, не выкидывают ему из окна шапки или рукавиц и прочее.

— И все? Только-то? Накормить и одеть? — Даша то ли плакала, то ли хохотала от осознания, что проблему так легко решить.

— Погоди. А откуда они берутся, эти игоши? — вдруг спросила посерьезневшая Аня.

— Сейчас, — Петр снова покопался в смартфоне. И выдохнул: — В общем, здесь сказано, что если мать убивает младенца сразу после рождения и закапывает его под порогом, тот превращается в игошу, а потом, подрастая, начинает выживать из дома живых детей: то кипяток опрокинет, то с огнем поиграть предложит...

— Погоди-погоди, — Даша обвела друзей мутным от слез и непонимания взглядом. — Это что же... Мама... ребенка своего? Да бред же!

— Бред — не бред, а... — Аня указала на погасший телефон.

— Надо выяснять! — рубанул рукой Петр. — Идти и выяснять!

Несогласных не оказалось.

Аня вооружилась святой водой и свечами из церкви, которые её мама хранила в холодильнике, Петя сунул в карман швейцарский нож, хотя не был уверен, что он пригодиться.

Под любопытными взглядами соседей троица пересекла двор и зашла в подъезд. И только у двери Даша вспомнила, что ключи остались там, дома.

— Может, выставить личинку? — Петя с сомнением покосился на замочную скважину, прикидывая, справится ли одним ножом или придется просить помощи.

Но дверь оказалась не запертой.

Скрип несмазанных петель резанул по нервам. Даша, которая и так не желала заходить в квартиру, прижалась к стене: папа всегда смазывал петли, в доме ничего не болталось, не отваливалось и не скрежетало.

— Ну, что там? — Аня приплясывала за спиной брата, сгорая от любопытства и одновременно труся до полуобморока.

— Ничего себе!

Коридор напоминал место боевых действий. Все, что лежало на полочках, оказалось раскиданным по полу. Обувь валялась везде, а плащи и куртки остались без петелек. Их выдрало «с мясом».

В комнатах шкафы стонали сорванными дверцами. Сломанные полки превратились в щепки, а вещи устилали пол сплошным разноцветным ковром. Даже на люстре висела какая-то тряпочка.

Но хуже всего оказалось на кухне. Все столы были залиты маслом. Пищал открытый холодильник, а его содержимое превратилось в месиво.

— Осторожнее! — Петр едва успел вытолкнуть стоящую на пороге Дашу в коридор, как в стену на уровне её головы впечаталась упаковка муки. Белые клубы заполнили пространство, пылью оседали на поверхностях, на волосах, на лицах.

— Что здесь происходит?

Кашляющие ребята не сразу услышали вопрос. А поняв, что вернулись Дашины родители, попытались объяснить, что они не виноваты.

Но если папа еще слушал, то мама...

Мама начала кричать. Громко и обидно, припоминая Даше прегрешения не только ближайших дней, но и давно забытые. Досталось и Пете с Аней. Они переглянулись и уставились на пытающуюся слиться со стеной подругу.

— Уходите! — шепнула та почти неслышно. — Скорее!

Остаться один на один с разъяренной мамой было страшно. Но подставлять друзей не хотелось — они ни в чем не виноваты.

— Говорю же — это не мы!

— Как это не вы? Я что, не видела, как этот... Петя в тебя мукой швырнул? Что он с тобой сделал? Признавайся!

Крик перешел в визг, и мама, закатив глаза, сползла по стенке. Её лицо казалось белее рассыпанной муки, это было видно даже сквозь пудру цвета легкого загара.

— Люда! — Даша, застыв от ужаса, смотрела, как отец трясет за плечи мать, хлопает её по щекам. — Дашка! Воду тащи!

Найти целую кружку не получилось. Даша схватила ковшик и кинулась к раковине. В трубах загудело, кран вздрогнул раз, другой и выплюнул черный сгусток, похожий на мазут.

— Ну что ты там копаешься! — послышалось из коридора. Отец впадал в отчаяние.

— Воды нет!

Даше казалось, что перепугаться еще больше невозможно. Но теперь она буквально умирала от ужаса. Что там игоша! И что с того, что мама разозлилась? Она может умереть. Навсегда. По-настоящему!

К счастью, в холодильнике нашлась бутылка минералки. Газировка шипела и разбрызгивалась, превращая муку в тесто, но Даше было плевать: мама в себя не приходила.

— Звони в скорую! Живо! — заорал папа, но как только Даша трясущимися пальцами набрала номер, вырвал у неё телефон: — Девушка, примите вызов. Жена сознание потеряла. Да, женщина, сорок лет. Да, дышит.

Он диктовал номер, а вокруг сгущалась тишина. Затихли детские голоса на площадке. Монотонный гул машин больше не долетал в выбитое окно. И даже редкие капли «мазута» падали в белоснежную раковину совершенно бесшумно.

Тишина давила на уши, сводила с ума. Единственным реальным звуком оставался голос отца, и Даша боялась, что он замолчит.

Но стоило разговору закончиться, как звуки вернулись. На кухне зажурчала вода, смывая мазутные кляксы, со звоном выпал из окна осколок, разлетевшись по полу на сотни мелких кусочков.

Словно услышав, мама вздрогнула и застонала. А потом открыла глаза. Только на радость мужа и дочери не реагировала. Смотрела в одну точку и молчала.

Подъехавшая «Скорая» увезла её в больницу. Отец поехал туда же, велев Даше собрать нужные вещи. Та металась по квартире, не обращая внимания на впивающиеся в обувь осколки, на то, что разносит муку по всей квартире, что на ковре в спальне остаются отпечатки следов из теста.

Халат, тапочки, ночная рубашка. Полотенце. Даша не знала что нужно, но застывший в коридоре папа называл вещь за вещью, и девушка находила требуемое. И с каждым словом ей было все страшнее: голос у отца был равнодушный, механический, таким только остановку в метро объявлять.

Наконец, забрав сумки, папа ушел. Он не предложил Даше поехать, а та не просила: почему-то чувствовала себя виноватой. Да и дело было. Важное. Важнее собственной жизни!

— Что ты здесь устроил? — прокричала она в пустоту. — Ты этого хотел?

Пустота не ответила. Только слышался шум льющейся воды.

Даша туго завернула кран и огляделась. Сейчас кухня больше всего напоминала разгромленное кафе. Мелькнула мысль, что там тоже кто-то вроде игоши поработал, но исчезла: какие призраки? Хозяйка умерла, наследников не осталось, вот все и обветшало. В то, что смерть странной нестареющей женщины могла быть подстроена, думать не хотелось.

Да, вообще, не хотелось думать ни о чем, кроме той самой проблемы. Даже об уборке.

Единственным чистым местом в квартире оказался диван. Даша залезла на него с ногами и достала смартфон. Сеть ловила хорошо, и за час узнала об игоше все, что хотела.

Нерожденный и не отпетый младенец старался выжить её из собственной семьи. Убийство он тоже не считал грехом. Но вот то, что пострадает избранная в матери женщина...

— Не ожидал такого, да? — громко спросила Даша. Она злилась. И то, что ответа не последовало, только усилило ярость. — Как пугать, так первый, а как за дела отвечать... И откуда ты взялся на мою голову?

В то, что этот призрак — её брат, Даша даже не думала. Она просто очень хорошо знала маму. И то, чего ей стоил один-единственный ребенок.

Взяв веник, Даша принялась за уборку. И постоянно прислушивалась, не раздадутся ли за спиной шаги, не послышится ли ехидный смешок. Но их не было. Игоша молчал.

Папа вернулся поздно. Быстро переоделся и присоединился к дочери. Подметал, мыл, протирал. О случившемся не разговаривали — оба боялись услышать страшное. И хотели верить друг другу.

Заговорили только далеко за полночь, когда, уставшие после работы, сели ужинать. Среди неиспорченных продуктов нашлось несколько яиц да масло на донышке бутылки, пара помидор и кусочек сыра. Соорудив из всего этого яичницу, девушка поставила сковородку прямо на стол — в квартире не осталось ни одной целой тарелки.

Ели жадно, подталкивая друг другу кусочки повкуснее. А потом папа спросил:

— Что случилось?

Вместо ответа, Даша показала ему снимок.

— Хочешь сказать...

— Папа, это не фотошоп! Мы когда пришли, тут уже все было разгромлено! А муку в меня не Петя кинул. Пакет сам взлетел, понимаешь?

Но, глядя на то, как папа рассматривает фото, Даша поняла: ей не верят.

— Ладно. Не буду настаивать. Думаю, ты девочка взрослая, сама разберешься, что такое хорошо, а что такое плохо. Только прошу, мозги почаще включай. И держись подальше от этого Пети.

— Папа!

— Не ори! Люди спят, — тот кивнул на разбитое окно. — Ну и что, что он родственник твоей подруги! Ты его совсем не знаешь!

— Ты тоже, — пробурчала Даша. Было обидно. После пережитого ужаса ей не верили! Мало того, упрекали невиновного!

Но папа выглядел совсем уж несчастным. Видно было — старается держаться. Но плечи поникли, да и взгляд потускнел.

— Когда маму выпишут? — спросила то, о чем боялась узнать.

— Нескоро. Врачи не могут понять, что с ней. Назначили анализы, сказали, будут наблюдать. Завтра узнаем. Вернее, — папа посмотрел на часы, — уже сегодня. Ложись спать, посуду я сам помою.

Даша не спорила. Послушно нырнула под одеяло.

Сорванную занавеску она оставила в стиральной машине, слишком устала, и квадратное пятно света застыло на стене над самой кроватью. В нем, как театре, двигались тени.

Они выглядывали из темноты, проносились по светлому участку и снова прятались. То устраивали пляски, а то застывали, и тогда Даше казалось, что она ощущает их взгляд.

Девушка убеждала себя, что это её фантазии, что это машины и фонари, что это нормально, но стоило зажмуриться, как в затылок упирался чужой взгляд. От которого немели руки и ноги, цепенело тело и прерывалось дыхание.

Не выдержав, Даша вскочила и распахнула дверцу шкафа, стоящего у окна. Она как раз закрывала это чертово пятно!

Теперь взгляд преследовал её из темного нутра, из-за стопки свитеров. Проворочавшись еще с полчаса и, девушка схватила смартфон и быстро, пока наблюдатель не опомнился, сделала снимок.

Ничего.

Ни игоши, ни другой нечисти. Просто аккуратно сложенная одежда.

— Свихнуться можно, — Даша не знала, что делать. Не к папе же бежать! Тот не поймет.

Свернувшись калачиком, она заскулила. Размазывала по щекам слезы, всхлипывала в подушку. Ей так не хватало мамы! Её объятий, ободряющей улыбки, спокойных разговоров вроде того, что был в ту ночь.

Гроза! Все началось во время проклятой грозы! И часы тогда же остановились. Это точно не совпадение! Это знак!

Даша тут же забыла про призраков и полезла в смартфон.

Рябиновые грозы в сети упоминались мало. И только то, что рассказала мама. Но совпало абсолютно все!

В эту схему даже кафе вписывалось. Проклятое кафе с нестареющей хозяйкой! Иначе, почему там везде была рябина? И на посуде, и на стенах, а даже резьба на деревянных досках для хлеба!

Аня поддержала эти подозрения. После вчерашнего к подруге она не пошла, зато с нетерпением ждала её у себя. Петр отправился к репетитору, так что можно было откровенно поговорить.

Выслушав рассказ о ночных ужасах, Аня всхлипнула:

— Бедная-я-я! Это точно ведьма из проклятого кафе вредит! Ей свежая кровь нужна! Вот она на тебя глаз и положила!

Слушая скулеж подруги, Даша поняла, что верит в этот бред.

— Дулю ей, а не мою душу! Я справлюсь! И маму в обиду не дам. Слушай, Ань! А если сжечь это чертово кафе? Как думаешь?

Лицо подруги посветлело:

— Точно! Там же дерева много! И хлама! Полыхнет так, что никакие пожарные не спасут.

— А если огонь на другие дома перекинется? Они же там совсем рядом.

Аня задумалась:

— А, может, и не перекинется. Этого же кафе ни для кого, кроме тебя, не существует. Невидимое оно. Вот, кстати, интересно: а остальные заметят пожар?

Дашу больше занимал другой вопрос: загорится ли огонь вообще? Все-таки проклятое место. Разве что от церковной свечи попробовать. От бабок на лавочке слышала, что нет средства сильнее.

— И ты в это веришь? — фыркнула Аня. — У вас недавно священник всю квартиру провонял. Помогло?

Даша задумалась. Действительно, игоша притих, но ненадолго. А потом отправил маму в больницу. В том, что эту участь вредный нелюдь приберегал для неё, Даша не сомневалась.

Разговор подруг прервал телефонный звонок. Папа сообщил, что маму переводят из реанимации в обычную палату, но пролежит она долго.

— Тетя Ира приедет. Поживет какое-то время, тяжело мне одному и работать, и в больнице находиться. Да и за домом присмотреть надо.

Даша обиделась: почему это один? А она? Но спорить не стала. Все-таки тетю, папину сестру, она любила.

Та, будучи городским жителем, неожиданно для всех продала квартиру и перебралась в деревню, в самую глушь, где исполнила давнюю мечту: разбила такой цветник, что любоваться приезжали со всей округи.

Но основной причиной было не это: в глубинке Ирина Васильевна собирала местные легенды и суеверия.

— Ну ты же образованный человек, филолог, — пенял ей брат, — а изучаешь мракобесие.

— «Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам», — следовал неизменный ответ. — К тому же на этих суевериях люди уже не одну кандидатскую защитили.

И вот теперь она приехала к Леше, чтобы помочь в трудной ситуации. А вместе с ней в квартире поселился аромат свежескошенной травы, меда и корицы — Ирина Васильевна обожала выпечку, но при этом оставалась тощей, как палка.

Первым делом она проинспектировала квартиру на предмет чистоты и осталась довольна:

— И чего панику поднимал? Дочка и сама справляется, правда, Даша?

А потом, похвалив её вязание и заказав десяток «ажурненьких салфеточек», отправилась на кухню. Вскоре оттуда запахло сдобой.

— Дашка, иди с тестом возиться!

«Возиться с тестом» значило сидеть на стульчике рядом и развлекать тетю разговорами. Но Даша не знала, что делать: с одной стороны, хотелось спросить совета, с другой — было страшно, что не поверят.

— И чего мнемся? — кусок теста превращался сначала в тончайший блин, а после в затейливую плюшку и отправлялся на противень. — Хочешь что-то сказать, так сейчас самое время — руки заняты, а язык свободен.

И Даша решилась.

Говорила долго, путаясь и перескакивая с одного на другое, приплетала и скрип качелей, и веревку на детской площадке, и рыжего кота... Рассказывала и боялась, что её обвинят во вранье.

Но тетя поверила:

— Знаешь, племяшка, когда день за днем, год за годом собираешь необычные истории, слышишь о домовых, анчутках, кикиморах и прочей нечисти, рано или поздно задумаешься: а не правда ли все это. И, когда, наконец, столкнешься, примешь их существование как должное.

— А ты их видела? — у Даши даже голос пропал от священного трепета перед непознанным.

— Нет, — тетя отправила в духовку первую партию плюшек, — не довелось.

В молчании она раскатала следующий пласт, смазала маслом, посыпала сахаром. Но Даша видела, что мыслями тетя Ира сейчас далеко и боялась даже пошевелиться, чтобы не спугнуть, не прервать.

Наконец, та решительно вымыла руки и велела:

— Покажи-ка мне эти фотографии.

— Я их... удалила, — расстроилась Даша. И тут же вскинулась: — У Пети есть, сейчас попрошу прислать!

Интернет тормозил, снимки долго грузились, так что в духовку успела отправиться уже вторая партия выпечки. Первая «отдыхала» в плетеной корзине, прикрытая льняным полотенцем.

— Ну что там? — Ирина Васильевна поставила перед племянницей кружку молока и плюшку. — Готово?

— Да. Вот, смотри, это...

— Игоша, — договорила за Дашей Ирина Васильевна. — Признаюсь, я его другим представляла, но сомнений нет, он и есть. Классика! Заблудился, бедный ребенок...

Даша чуть не подавилась. Назвать этого уродца, устраивающего погром в квартире, пугающего её шагами и смехом, «бедным ребенком» язык не поворачивался.

— Игоша маму свою ищет, чтобы или обрести вечный покой, или отомстить.

— Так это из-за него мама в больнице? И ругается постоянно?

Тетя Ира строго посмотрела на племянницу и вздохнула:

— Ты что же, веришь, что твоя мама убила собственного ребенка?

— Нет, — Даше чуть не плакала. Как тете только в голову такое пришло!

— И, потом... Не похоже это на игошу. Он обычно конкурентов убирает, так что если бы кто и пострадал, так это ты.

— А я и пострадала! — выпалила Даша. — Сначала пугал до полусмерти, потом квартиру разгромил! И, вообще, за что нас-то?

— О, было бы за что, — рассмеялась Ирина Васильевна, — от вас бы и мокрого места не осталось. Говорю же — заблудился. Дом многоквартирный, поди найди, где негодная мамка живет.

— Ага, свою не нашел, а мою в больницу отправил!

— Даш, вот скажи мне: чем ты слушаешь? Говорю же — это не игоша. Тут что-то другое...

Экран мигнул. Картинка наконец-то загрузилась, прервав разговор. Ирина Васильевна вгляделась в фотографию, а потом тихо хмыкнула:

— А ведь я там тоже была. Надо же, совсем об этом кафе забыла. Вот там, — палец замер в миллиметре от экрана, — стоял крохотный столик, на одного. Я его любила: возьмешь кофе, пирожное и сидишь, в окошко глазеешь. Или кота гладишь.

— Рыжего?

— Рыжего. Толстый лентяй, и урчал как трактор. Ну, пойдем?

— Куда? — удивилась Даша.

— В кафе. Хочу посмотреть, во что оно превратилось.

— Все равно не увидите, — буркнула девушка. Ей вовсе не хотелось идти в проклятое место, с которого начались её несчастья.

— А это на что? — указала тетя на свой смартфон. — Не каждый день выпадает шанс самой сфотографировать то, о чем всю жизнь истории собираешь. Представляешь, какой материал для научной работы?

— Плюшки не сгорят? — Даша попробовала сменить тему, но в ответ услышала задорный смех:

— Не сгорят. Вот допеку, маме в больницу отвезем для поднятия настроения, и в кафе.

— Так вечер уже будет!

— Ничего, темнеет сейчас поздно, успеем все!