Я молниеносно прошмыгнула за угол дома, и, кажется, Арсений меня не заметил. Вот только домой возвращаться он не спешил. Послышались приближающиеся шаги. Чувства словно обострились, даже у воздуха появился горьковатый привкус опасности, а время замедлилось. Отрезвил шлепок ботинка по сырой листве совсем рядом, и я со всех ног бросилась прочь.
Он видел, как я убегаю, но не стал преследовать. Капюшон бесформенной толстовки скрыл длинные волосы, джинсы и кеды не выдали девичью натуру. Арсений не мог узнать меня, лишь только догадаться. Пробежав до конца улицы, я обернулась. Профессор смотрел мне вслед, стоя на дорожке у дома. Его лица не было видно, и одному богу было известно, насколько сильна была его ярость. Чтобы унять дрожь от страха, я снова побежала и не останавливалась, пока не оказалась в своей комнате.
Скинув всю одежду, я пошла в душ, но успокоить бешеное сердцебиение не получилось. Я терялась в догадках, что делать, если Арсений узнал меня, как объяснить свою слежку. Заглядывать ночью в окно преподавателя — безумие! Строгий выговор, вызов к ректору на ковер, объяснительная и разочарование папы. Но ведь даже если чертов профессор меня узнал, он не может быть в этом уверен? Было темно, да и лица моего не видел. Можно все отрицать, как говорится: «не пойман — не вор». Состроив коварный план обмана, я вдруг поняла, как устала за пару ранних утренних часов. Снова забравшись под одеяло, я сладко уснула, да так, что пропустила завтрак.
Кроме общей столовой на территории Оболенского Университета стоял кафетерий, где помимо ароматного крепкого кофе готовили салаты, супы и сандвичи, но за отдельную плату. Пересчитав остатки своей стипендии, я прикинула, что вполне могу позволить себе салат, сандвич и какой-нибудь десерт. Стоило только подумать о еде, как голод гулко отозвался в животе. Правда, до завтрака нужно было сделать одно важное дело.
Я достала из ящика большой черный мусорный пакет и сложила туда вчерашнюю одежду. Ветровка была старая, ее было не жалко, а вот джинсы, толстовка и кеды… Но выбора не было. Мусорные контейнеры стояли сразу за жилым корпусом, и я быстро, не привлекая внимания, к ним прошмыгнула. Но как только я открыла крышку бака, чья-то тяжелая ладонь опустилась мне на плечо. Вздрогнув от испуга, я отскочила в сторону и приготовилась давать объяснения Романову, но передо мной стоял не он.
— Авилов, придурок! Ты напугал меня.
— Это я и планировал, — усмехнулся он и схватил за руку с мешком, — что это у тебя в пакете? Уж, не труп расчлененный?— Ты больной! — отдернула руку я и быстро выбросила компромат в мусор.— Да, ладно тебе, Лерочка, — Петя шагнул ко мне и практически вжал в стену, — расскажи, что там было в пакете.— Для тебя там не было ничего! — упираясь ладонями в его грудь и отталкивая от себя парня, сказала я. — Просто старая одежда.— Старая одежда? Неинтересно, — фыркнул он и, шлепнув меня по ягодице, пошел к корпусу.Авилову удалось испортить мне настроение, да еще и голод превратил меня в разъяренную фурию, усмирить которую мог только вкусный завтрак. Кафетерий был практически пуст, но я все равно присела за барную стойку. Казалось, что если буду видеть, как готовят еду, ее подадут быстрее. Наконец, передо мной поставили тарелку с греческим салатом, но не успела я его попробовать, как в кафетерий зашел профессор Романов собственной персоной. Видимо, этот день решил доконать меня окончательно, посылая одного за другим людей, которых я не переносила. Уткнувшись в тарелку, я понадеялась остаться незамеченной. Голод моментально пропал, и теперь кусок в горло не лез. Мне уже принесли горячие сандвичи, а я так и не поела. Романова же не было слышно, кажется, он даже не делал заказ, и я решила обернуться, чтобы проверить, не ушел ли этот индюк.
Вопреки моим надеждам Арсений не просто не ушел, он внимательно рассматривал меня. Под его изучающим взглядом стало неприятно до покалывания кончиков пальцев ног, как это бывало на приеме у врача. Неужели пытался узнать во мне ночного гостя? Наши гляделки затянулись до неприличия, и я кивнула профессору, но он воспринял как знак и подошел к стойке.
— Добрый день, Валерия…
— И вам.— Завтракаете? — он взглянул на мой салат и поморщился, чему я не удивилась, ведь у этого человека аллергия на все, что как-то связано со мной.— Как видите. А вы вот нет? — я взглянула через плечо на его пустой столик.— Я зашел, когда увидел вас, — спокойно ответил Арсений, словно это было чем-то обычным. Зайти в кафе ради меня и специально выжидать, чтобы я его заметила.— Почему тогда не подошли? И что вам вообще от меня нужно?!— Только напомнить, что к трем жду ваши наработки по диплому, — улыбнулся он, продолжая всматриваться в мое лицо, пытаясь поймать на нем каждую эмоцию.— Я помню, Арсений Витальевич. Не переживайте, я не опоздаю, — ответила я, расплываясь в такой же лицемерной улыбке.— Отлично, тогда не задерживаю вас, — кивнул он и уже хотел уйти, как задержался и снова бросил взгляд на мой салат, — лучше бы мясо ели, а не всякую траву.Человеческий организм — вещь очень интересная. Стоит нам утолить голод, как настроение поднимается. Как только Романов ушел из кафетерия, ко мне вернулся аппетит. Я даже предположила, что индюк может быть демоном, обладающим сверхсилой влиять на работу внутренних органов. Например, не позволять желудку принимать пищу. Вот он ушел, и я снова смогла поесть. Усмехнувшись своим мыслям, я снова погрустнела, вспомнив, что совсем скоро мне предстоит снова встретиться с Арсением. Да еще у него дома один на один!Вернувшись к себе, я собрала в большую папку все то, чем занималась больше года с профессором Радзинским. Свою работу я начала как курсовую еще в прошлом году и успешно защитила, тогда Павел Аркадьевич предложил развить ее в диплом. Мы немного расширили тему, и теперь я писала о влиянии трактатов Пьера Абеляра на зарождение номиналистической диалектики средневековья. Такая работа не могла оставить Арсения равнодушным.
Без трех минут три я уже стояла на пороге дома с зеленой крышей и звонила в звонок. Время, пока Романов не открыл дверь, показалось мне вечностью, но когда я его увидела, не смогла сдержать легкого смешка. Судя по виду Арсения, я его разбудила: растрепанные волосы, заспанное лицо с вмятиной от подушки на щеке и надетая наизнанку футболка с каким-то ярким рисунком, который невозможно было разобрать с оборотной стороны ткани.
— Валерия, вы пришли сдавать работу или веселиться? Что вас рассмешило? — он сказал это довольно строго, но напугать меня не вышло.
— Простите… Ваша футболка…Арсений опустил взгляд и только заметил свою оплошность. Еле слышно выругавшись, он стянул с себя футболку и, пока ее выворачивал, я имела возможность насладиться прекрасным мужским телом. Романов был отлично сложен, да и спортзалом явно не пренебрегал… Даже не у всех наших оболенских атлетов были такие ярко очерченные кубики. А спина… широкая, мужественная…
— Я могу одеваться, вы все рассмотрели? — усмехнулся профессор, нагло разоблачивший меня. Черт… Как стыдно.
— Простите, — я опустила взгляд, но все же отметила, что Арсений не разозлился. Неужели ему было приятно? Хотя… он же живой человек. И мужчина… Еще какой мужчина!— Валерия, вы так и будете стоять на пороге? — вздохнул он, и тут я поняла, что Романов давно уже пропускал меня в свой дом.Мы прошли в гостиную, и я с интересом стала рассматривать жилище научрука. Интерьер, выдержанный в классическом стиле, явно заслуга прошлого обитателя коттеджа, а вот разбросанный мусор, недоеденное талое мороженое в миске, упаковки от конфет и полупустая бутылка молока здесь точно от Романова. И как можно быть настолько неряшливым? По планировке дом был таким же, как у Радзинского, поэтому я сразу поняла, где кухня, кабинет и спальня. Если так, то этой ночью свет горел в кабинете.
— Присаживайтесь, Валерия, — Романов указал на диван, и я села на него с опаской, боясь оставить на юбке пятно, что было бы естественным в такой грязи, — я на минуту.
Взяв со стола молоко и грязную посуду, Романов отправился на кухню, а я, пользуясь его отсутствием, стала рассматривать гостиную. Это был светлый зал с коричнево-зеленой мебелью. Небольшой журнальный столик с наваленными на него книгами, в каждой из которых было по несколько десятков закладок, стоял посредине помещения. На каминной полке разместились различные фигурки, копирующие палеолитических Венер. Не знала, что профессору медиевистики так интересна древняя культура. Видимо, он человек разносторонний. Несколько книжных шкафов были забиты различными фолиантами, которые, скорее всего, представляли некоторую материальную ценность.
Отсюда была видна и столовая, переходящая в кухню. Судя по идеальному порядку там, Арсений не готовил и не питался дома. В центре столовой — большой стеклянный стол с разноцветной икебаной посередине. Вокруг него восемь стульев. Все говорило о том, что эта столовая ждет гостей на ужин, но не думаю, что когда-либо дождется.
— Валерия, вы очень пунктуальны. Я ценю это в людях, — серьезно сказал вернувшийся Арсений. Он устроился в кресле напротив меня и кивнул на мою папку.
— Вот мои наработки, — я с улыбкой протянула ее Романову.— Вы не дурно потрудились.— Благодарю.— Вы знаете, Валерия, я сегодня не очень внимательный, за что хочу извиниться, — признался Арсений, тяжело вздохнув, и внимательно посмотрел на меня, пытаясь снова прочесть мои эмоции, — выдалась бессонная ночь.— Возможно, стоит выпить крепкий кофе? — я прекрасно понимала, куда клонит Арсений, но не планировала пасовать перед ним.— Возможно, — он откинулся на спинку кресла и стал медленно потирать подбородок, — дело в том, что со мной произошла странная вещь этой ночью.— Расскажете?— Представляете, я допоздна проверял студенческие работы, как услышал странный шум за окном. Когда я вышел на улицу, увидел убегающего человека. Кто-то подглядывал за мной, хотя не думаю, что из этого что-то вышло, я всегда плотно задергиваю шторы.— Как странно, в Оболенке нет чужих, — нахмурилась я, напрягая весь свой артистизм, чтобы не попасться на крючок.— И я об этом подумал. Значит, это был кто-то из своих.— Для чего кому-то подглядывать за вами, да еще и ночью? — усмехнулась я, словно сомневалась в словах Романова.— А у вас, Валерия, нет никаких догадок на этот счет? Вы у нас девушка проницательная. Постарайтесь влезть в голову этому извращенцу.— Ну, почему сразу извращенцу? — обиженно вопросила я, но тут же сообразила, что могу проколоться. Я перевела дыхание и расплылась в коварной улыбке. — Возможно, вы занимались чем-то таким, что могло вызвать чужой интерес?— На что вы намекаете? — взъелся Арсений. — Я не мог заниматься чем-то странным, но вот мой ночной гость мог себе что-нибудь придумать.— У вас есть предположения, кто это был? — прямо спросила я. «Пан или пропал», как говорится. Романов нахмурился, он не решался ответить сразу, а, значит, все же не уверен.— Давайте подумаем вместе… Это был человек невысокого роста и хрупкого телосложения. Судя по тому, как он легко и быстро бежал, при этом слегка виляя пятой точкой, — Арсений мельком взглянул на мою попку, отчего я почувствовала, как лицо запылало, — могу допустить, что это была молодая девушка.— Интересные размышления, Арсений Витальевич, — я перевела дыхание, стараясь заглушить желание врезать индюку, — проблема в том, что под такое описание подходят все наши студентки и даже кое-кто из преподавателей и обслуги.— Верно, но этот человек должен быть связан со мной, раз решил сунуть свой длинный нос не в свое дело.Упоминание про длинный нос меня задело. Мне всегда не нравился мой нос, я считала его чересчур тонким и длинным. И Арсений ударил по больному, ведь это точно не было метафорой.
— В таком случае, Арсений Витальевич, круг подозреваемых сужается, и первой в этом списке должна быть я.
— Вот как? Почему? Аргументируйте! — он опешил, не ожидая от меня такой решимости. Так-то!— Все просто. Во-первых, я подхожу под описание человека, которого вы видели. Во-вторых, я связана с вами. В-третьих, о чем вы, кстати, не упомянули, я точно знаю, где вы живете.— Тогда обязан спросить, Валерия, какой у вас размер ноги? — Арсений заметно расслабился, и его улыбка больше не напоминала оскал. Ему нравилась наша игра, я чувствовала это, а вот мне было некомфортно.— Тридцать шестой с половиной. Соответствует оставленным следам? — вопросила я, разглядывая свой маникюр, словно наша дискуссия мне надоела.— Идеально, — с трудом сдерживая смех, ответил он, — скажите, у вас есть серая толстовка с капюшоном, серая ветровка и синие джинсы?— Серой толстовки нет, ветровки тоже, — спокойно произнесла я, ведь это было правдой, я избавилась от них, — а что касается синих джинсов, то да, и не одна пара.— Валерия, — улыбка сошла с его лица, а зрачки так сузились, что я вмиг почувствовала себя преступником на допросе, — что вы делали вчера ночью?— Смотря в какое время, Арсений Витальевич. До половины двенадцатого я была с однокурсниками и следила за партией в бридж, а после спала в своей комнате, которую не покидала до утра.— Кто-нибудь может это подтвердить? — он чуть прищурил глаза.— Нет. Я сплю одна.— И последний вопрос, — он снова посмотрел мне в глаза и чуть приподнял голову так, что я увидела его напряженный кадык, — вы когда-нибудь играли в театре? Вы хорошая актриса?— Никогда не увлекалась театральными постановками. Я предпочитаю танцы. — В таком случае, если все, что вы сказали, правда, это были не вы, — сказал Романов, но я видела по нему, что он мне не верит. Тем не менее, ему не удалось доказать мою вину.— Я рада, что развеяла ваши сомнения, Арсений Витальевич. Я могу быть свободна, или обсудим диплом?— В другой раз, Валерия. Сначала я прочту вашу писанину.Назвать мой диплом писаниной? И это даже не взглянув? Чтобы не провоцировать конфликт с индюком, я гордо поднялась с места и кивнула, намереваясь уйти, но Романов резко вскочил с кресла и перегородил выход.
— Простите, я не должен был так выражаться, — виновато проговорил он, что было весьма неожиданно, — я провожу вас, Валерия.
— Спасибо.Тем не менее, я продолжала злиться на индюка. Гордо вздернув носик, я направилась к двери, но не успела ступить и пары шагов, как обо что-то споткнулась и упала бы, не окажись Арсения рядом. Он успел вовремя подхватить меня, и в этот момент мне показалось, что мое тело пронзил удар молнии. Его горячие руки на моей талии, шумное дыхание и лицо, так близко от моего… В горле пересохло, и я, кажется, забыла, как дышать. Единственное, чего я хотела, чтобы он не отпускал меня.
Порой достаточно одного мига, чтобы ваше сердце, выполнив кульбит, вернулось на место, но уже не билось размеренно, как прежде. Рядом с молодым профессором я почувствовала нечто подобное, в его глазах я была готова утонуть, тело само подалось вперед, но Арсений безжалостно разрушил магию момента.—Валерия, вы такая неуклюжая,— с долей раздражения сказал он, отпуская меня и вытирая руки о футболку, словно мог испачкаться, держась за меня.—Боитесь подцепить заразу? —не сдержалась я, чувствуя неприятную обиду.—На вас у меня может быть только аллергия. С таким медицинским надзором, как в Оболенке, вам никакая зараза не грозит.—Вы такой обходительный, Арсений Витальевич! —съязвила я.—До свидания, Валерия,— отрезал он и захлопнул дверь у меня перед носом.Снова индюк меня разозлил. Он словно ядовитое растение, которое, завидев меня, выбрасывает
Воскресное утро, как и субботнее, я проспала. Снова пропустила завтрак, не пожелала отцу хорошего дня и потеряла уйму времени. Лениво потянувшись на кровати, я стала не спеша подниматься. Нужно было поторапливаться, если я не хотела остаться еще и без обеда. Правда, собиралась я, как на автомате, думая о том, что видела ночью. Даже в душе перед глазами был образ того человека в плаще. Чтобы прогнать пугающие воспоминания, я решила скорее пойти в столовую.Окунувшись в гущу студенческой жизни, я смогла, наконец, расслабиться. Сегодня как никогда было шумно. Все обсуждали предстоящий осенний бал. Подсев за столик к девочкам, я быстро влилась в беседу о платьях, туфлях и прочей ерунде.Балы в Оболенке были старой доброй традицией и устраивались три раза в год: осенью, зимой и весной. Для выпускных курсов Оболенские балы были не просто приятным времяпрепровождением, но и возможностью показать, чему научились в знаменитом Университете.На осеннем балу мы демонстриров
Осенний бал Оболенского Университета окончился трагедией: нетрезвый студент вышел на балкон в кабинете ректора, но не устоял на ногах и выпал. Он умер сразу. Тело Петра Авилова перенесли в отдельную палату лазарета. Его родным сообщили в тот же вечер, и на следующий день убитые горем родители забрали тело сына. Еще через два дня на небольшом подмосковном кладбище прошли скромные похороны несчастного студента. Дениса Лядова и Алексея Фомина, приятелей Пети, с которыми он распивал алкоголь, отчислили из Оболенки сразу же, и на следующее утро после бала оба покинули Университет.Хотя и студенты, и преподаватели старались не обсуждать трагедию, во всем Университете царила атмосфера подавленности. Над нами словно висело проклятие. Это была вторая смерть в Оболенке за такой короткий промежуток времени, и если многие грешили на злой рок, я понимала, что оба несчастных случая связаны между собой. Петя что-то узнал от профессора Радзинского и пусть не поверил ему, мог ненароком пробол
Сейчас, когда я вспоминаю ту злополучную встречу, у меня перехватывает дыхание, ведь с нее все и началось. Давно это было, а вроде, как вчера. Я сидела, рассматривая те чертовы фотографии, чувствуя неприятный ком в горле и жжение на глазах от подступающих слез. Ни одной девушке не хотелось бы видеть своего обожаемого отца в подобных пикантных ситуациях. Тогда я безумно разозлилась на псевдопрофессора, не догадываясь, что этим шантажом он меня спасает, ведь его руководство отдало приказ убрать из Оболенки чересчур любопытную студентку.<center>***</center>—Как это понимать, я должна буду делать все, что вы скажете? —переспросила я, поежившись от его пристального взгляда и отгоняя сотню непрошенных самых грязных мыслей.—Давай на чистоту… И да, будем на «ты», так проще.—Да, как вы смеете? Я не собираюсь переходить на «ты». Догадываюсь, о чем вы меня попросите! —&n
В доме моего липового научного руководителя была восхитительная библиотека. ФСБ прекрасно обеспечили своего сотрудника всем необходимым, поэтому у меня был широкий выбор самых разных книг для подготовки Смирнова к лекции. Я с интересом и некоторой завистью рассматривала корешки редких изданий, пока Дмитрий молча сидел в своем кресле. Моя задетая гордость, даже сейчас, когда приходилось подчиняться индюку, не позволяла тушеваться. Я четко решила дать понять мужчине, что не боюсь его, и раз работаю на него, он обязан со мной считаться.—А как мне теперь к вам обращаться? На профессора вы не тянете. Сержант Смирнов? Лейтенант?..— Майор, но можешь звать по имени— Дмитрий, и давай все-таки на «ты». Мы— партнеры, к тому же поменялись ролями, и теперь ученик я,— индюк криво улыбнулся, но по нему было видно, что он волнуется, и это немного успокаивало: не одной мне неуютно.—Хорошо, Дмитрий
Конечно, невозможно подготовить человека, который совершенно не смыслит в философии, к тому, чтобы он прочел серьезную лекцию, как настоящий профессор. В конце первого дня занятий с Дмитрием Смирновым я была совершенно вымотана. Он же, сославшись на головную боль, обвинил меня, что теперь не сможет работать по своему делу. В результате я составила план лекций для начальных курсов, а для старших пришлось согласиться на очередное эссе. Правда, на этот раз тему выбирала я, а не учебник философии для ВУЗов. Дима хотел продолжить заниматься и завтра, но пришлось его разочаровать, сообщив, что у меня другие планы. Вот только индюк нисколько не расстроился и приказал (именно приказал, нахал!) явиться по возвращении из Москвы.Утро понедельника выдалось тревожным. Сидя на треклятой эстетике, я только и думала о том, как справляется с лекцией чертов индюк. Именно поэтому, как только прозвенел звонок, помчалась на кафедру философии.—Можно? —деликатно спр
Всю дорогу до Университета мы с Ариной почти не разговаривали. Сославшись на усталость, она задремала в поезде и не захотела рассказывать, что ей нагадала мадам Барелль. Я, в свою очередь, тоже не горела желанием общаться. Несмотря на весь мой скептицизм, гадалке удалось подпортить настроение дурным предсказанием, и пусть я в него не верила, было как-то не по себе.Вернувшись в Оболенский городок, мы распрощались с Ринкой, договорившись встретиться утром, чтобы вместе пойти на завтрак. Подруга ушла, а я с завистью подумала, что ее ждет мягкая постелька, а вот меня мученье с индюком. Наспех приняв душ, переодевшись и захватив кое-что из купленных в городе продуктов, я направилась к своему псевдопрофессору. Усталость не прошла и после душа, поэтому никакого желания надолго задерживаться у Смирнова не было, даже несмотря на мои романтические чувства.Я подошла к уже знакомому дому с зеленой крышей и намеревалась постучать, как заметила, что дверь была приоткрыта. Тогда, н
Все люди разные. Каждый из нас по-своему реагирует на обиды: одни легко забывают и идут дальше, вторые молча переживают, мечтая о скорейшем примирении, третьи прорабатывают коварные планы мести. Я же относилась к четвертому типу и требовала извинений за нанесенную обиду.Дмитрий Смирнов не просто был груб, он оскорбил меня, а его запрет заниматься расследованием разозлил и пуще раззадорил. Я была уверена, что мне под силу докопаться до правды, только нужно узнать, что известно ФСБшнику.Весь день я как на иголках ожидала встречу с индюком, а его пара, как назло, стояла последней. В его аудиторию я заходила с высоко поднятой головой, намереваясь игнорировать Смирнова, но мужчина лишь бросил на меня беглый взгляд и отвернулся. Теперь он, а не я играл в обиженного. Что ж, пусть будет так! Все равно лжепрофессору никуда не деться от моей помощи. С этой мыслью я устроилась за партой и приготовилась слушать до невозможности скучную лекцию, но и тут Смирнов удивил.Вос
В двадцать два часа по Московскому времени во всех окрестных городах начались праздничные салюты в честь Великой победы, но один залп был громче остальных… Теперь Оболенский Университет был стерт с лица земли. Я взглянула в зеркало заднего вида: темное небо вдали озарилось лиловым цветом. Совсем скоро поднимутся клубы дыма, и только тогда жители близлежащих городков поймут, что пришло время вызывать пожарных. Почему-то в этот момент мне вспомнился праздничный фейерверк на студенческом выпускном. Мы стояли на центральной площади у фонтана и смотрели, как разноцветные искры взмывают в небо, рассыпаясь на сотни красочных огоньков. А потом была ночь танцев, на которую я не смогла заставить себя пойти, как бы друзья ни упрашивали…На глаза навернулись слезы, и я съехала на обочину. Нужно было успокоиться, взять себя в руки и поскорее добраться до дома. Прошло каких-то полчаса, как я уехала из Оболенки, а в воспоминаниях пронеслись долгие месяцы. Не нужно было дальше
В каждой войне случается решающая битва, которая может принести окончательное поражение или ознаменовать победу. К такой битве готовятся заблаговременно: стягивают силы, мобилизуют резервы, запасают орудия. К примеру, Дмитрий Донской в середине августа проводил смотр войск под Коломной, отправляясь на великую Куликовскую битву, которой суждено было случиться восьмого сентября. Войска русского князя уничтожили мосты, тем самым оставив за собой выбор места сражения и навязав его противнику. Войска были выставлены в боевые порядки еще накануне битвы, и Дмитрий Донской лично провел смотр, а ночью отправился на разведку, чтобы издали оценить свои и противника позиции. В полдень следующего дня, когда рассеялся утренний туман, на поле показались татарские войска… Победа на Куликовом поле стала одной из самых значительных побед в истории нашего отечества. И пусть она не принесла окончательно освобождения от татаро-монгольского ига, но сплотила русские земли перед лицом врага, вселила
В конце девятнадцатого века идеологии материализма, рационализма, позитивизма, буржуазного общества и демократии активно противостояли друг другу. Период смены веков, ощущение нового времени, стремительно развивающаяся наука, теория Дарвина, эстетика Вагнера, расизм Гобино, психология Лебона и философия Ницше дают толчок к рождению нового мировоззрения. Его приверженцы стали считать человека частью более крупной общности, осуждали рационалистический индивидуализм либеральной общественности и распад социальных связей в буржуазном обществе.Итальянский юрист и социолог Гаэтано Моска в труде «Правящий класс» разработал теорию, которая утверждает, что во всех обществах «организованное меньшинство» будет доминировать и властвовать над «неорганизованным большинством». Французский революционный синдикалист Жорж Сорель выступал за политическое насилие и пропагандировал радикальные меры для достижения революции и свержения капитализма и буржуазии че
Что такое борьба? Борьба— это схватка, в которой противники стараются осилить друг друга. Борьба— это нечто присущее природе человека. Борьба— это неотъемлемая часть нашей жизни. Истоки борьбы следует искать в первобытное время. Необходимость добычи пищи, собственной защиты и защиты сородичей вынуждала первобытных людей быть готовыми ко встрече с врагом. Со временем у человека появляется оружие, которое, проходя долгие стадии эволюции, становится все более совершенным. В современном мире одним из наиболее действенных оружий становится шантаж. Имея в руках нечто важное для противника, можно получить полную власть над ним, практически ничем не жертвуя. В нашей борьбе с тайным обществом «Калокагатия» ректор Серов выбрал именно шантаж.—Дмитрий, я дам вам время собрать вещи и покинуть Оболенский Университет, но собираться вы будете под присмотром моих молодцев,— Серов кивнул мужчинам, и те моментально напрягл
С четырнадцатого века в Европе начинается новый этап развития культуры. Патристика и схоластика остаются в прошлом, зарождается иное мировоззрение, в центре которого отныне не Бог, а человек. Бог сотворил мир, а венцом творения стал человек. Именно на людей Бог возложил священную обязанность создавать то, что не создал сам. Человек есть главная ценность, центр Вселенной и цель всех совершающихся в мире событий, его возможности безграничны, а достоинство неоспоримо. В культурологической науке подобная философия получает название «гуманизм», что происходит от латинского слова «хуманитас»— человечность. Но все новое— это хорошо забытое старое…Философия гуманизма пришла на смену темным средним векам, а те, в свою очередь, возникли на руинах высококультурной Античности. Идеи гуманизма проскальзывают в трудах Аристотеля и Демокрита. В Древней Греции и в могущественной Римской империи интерес к человеку был велик. Основой антич
История тайных обществ уходит корнями в древность. Считается, что они возникли из отрядов воинов-охотников, для вступления в которые требовалось пройти процедуру изощренной инициации*. Подобные тайные общества присущи многим традиционным религиям. Даже в Библии можно найти описание тайного общества— собрание Иисуса со своими учениками. Вспомнить хотя бы Тайную Вечерю— последний ужин Христа с двенадцатью самыми близкими учениками, когда он установил таинство евхаристии, преподал заповеди о смирении и христианской любви, предсказал предательство одного из учеников и будущие судьбы христианской церкви и всего мира. Тайные общества в том или ином виде существуют на протяжении всей истории человечества: масоны, баварские иллюминаты, орден окулистов, сыны свободы и другие. Многие люди почтут за честь стать членом подобного общества, не исключением был мой отец.Андрей Ланской, будучи молодым аспирантом Оболенского университета, получил особое приглашение вст
Когда-то давно, еще будучи школьницей, я услышала страшную историю о том, что Гоголя похоронили живым, и в гробу он очнулся. Тогда я с ужасом представила, каково это — оказаться заживо погребенным, чувствовать нехватку кислорода, не видеть ничего вокруг и бессильно ждать своей смерти. Это стало моим тайным страхом, но, как человек рассудительный, я не думала, что со мной такое может случиться. Когда я пришла в себя после того, как потеряла сознание на руках Нилова, то первой мыслью было, что я в гробу. Детский страх ожил. Кругом была темнота, ни единого лучика света. Тела я практически не чувствовала и даже не сразу поняла, что лежу в позе эмбриона. Нилов связал меня, и веревки больно врезались в кожу, перекрыв кровообращение, поэтому мои конечности совершенно затекли. Во рту был кляп. Приложив усилие, я попыталась пошевелить ногами и с трудом смогла их немного разогнуть, но ступни тут же уперлись в какую-то стенку. Рукой, сквозь неприятное покалывание, я нащупала стенки по бо
Перед бурей всегда бывает затишье: птицы не поют, ветер сменяется штилем, наступает волнительная тишина. Так было и в ту ночь, когда я, снедаемая уколами ревности, пришла к своему возлюбленному. Помню, как он внес замерзшую меня в дом, как отогревал в своих объятьях, как успокаивал мое израненное сердце, убеждая, что не изменил с другой. Та ночь была прекрасна своей тишиной и стала последней спокойной перед страшной бурей, апогеем которой стали два выстрела, навсегда разделившие мою жизнь на «до» и «после». Уже тогда мы чувствовали, что грядет что-то серьезное, но не могли предположить, с чем предстоит столкнуться в скором времени. В тот момент меня больше всего заботило, что Диму раскрыли, и теперь его жизнь под угрозой.—То есть как Ремизова знает, что ты не тот, за кого себя выдаешь? Она так и сказала?—Нет конечно. Елизавета старалась все делать деликатно. Весь вечер она подливала мне коньяка, громко смеялась, флиртовал
Человек, проникшийся экстримом, никогда не откажется от этого ощущения. Например, у сноубордиста без очередного спуска начинается самая настоящая ломка. Зато, оказавшись на склоне, от предвкушения свободы полета с горы сносит крышу. Так было и у меня перед походом к Нилову через подземелье. Я настолько полюбила наши опасные игры, что больше не боялась очередной вылазки, а, напротив, с трепетом ее ждала.Мы выдвинулись в путь поздней ночью, как и договорились. Помня о промозглости подземного города, я специально надела теплые вещи и даже шапку, заодно спрятав под нее свои волосы. В этот раз Оболенское подземелье казалось еще более зловещим. Теперь мы убедились, что здесь веками творилось черт знает что. Кто знает, сколько крови, смертей и разврата повидали эти стены… Дима крепко держал меня за руку, и это придавало твердости моим шагам.С помощью карты мы продвигались к дому Захара, но на нашем пути возникло непредвиденное препятствие. Одна из дверей, шедших вдол