10. Демон снимает маску. Решение Валерии

Сейчас, когда я вспоминаю ту злополучную встречу, у меня перехватывает дыхание, ведь с нее все и началось. Давно это было, а вроде, как вчера. Я сидела, рассматривая те чертовы фотографии, чувствуя неприятный ком в горле и жжение на глазах от подступающих слез. Ни одной девушке не хотелось бы видеть своего обожаемого отца в подобных пикантных ситуациях. Тогда я безумно разозлилась на псевдопрофессора, не догадываясь, что этим шантажом он меня спасает, ведь его руководство отдало приказ убрать из Оболенки чересчур любопытную студентку.

<center>***</center>

— Как это понимать, я должна буду делать все, что вы скажете? — переспросила я, поежившись от его пристального взгляда и отгоняя сотню непрошенных самых грязных мыслей.

— Давай на чистоту… И да, будем на «ты», так проще.

— Да, как вы смеете? Я не собираюсь переходить на «ты». Догадываюсь, о чем вы меня попросите! — трактуя его слова по-своему, вспылила я, вскочив со стула.

— Идиотка, сядь на место. Мне не нужен секс с тобой, если ты об этом. Да и вообще, в этом плане ты мне не интересна, — прикрикнул Романов, и я опустилась обратно на стул. От его слов стало так обидно, я почувствовала себя настолько уязвимой, что хотелось разрыдаться, но я из последних сил сдержалась.

— Что вам от меня нужно? — прошептала я, снова рассматривая отвратительные фотографии, в глубине души надеясь, что это монтаж.

 — С этого дня будешь делать все, чтобы никто в Оболенке не усомнился, что я профессор. Планы лекций, вопросы к семинарам и коллоквиумам. А если услышишь где-нибудь в закромах, что кто-то подозревает неладное на мой счет, сразу донесешь. Тебе понятно?

— С какой стати? — фыркнула я, обижаясь на его тон.

— Откажешься — я обнародую папку, и твоего отца уволят за сексуальную связь со студенткой, — спокойно ответил Арсений, снова садясь за свой стол.

Закрыв лицо ладонями, я больше не сдерживала слезы. Мой отец, такой правильный, честный, уважаемый, спал со своей студенткой! Да еще и дипломницей. Как Королева пошла на такое? Связаться со своим научным руководителем… Он же вдвое старше. Если о связи папы с Леной станет известно ректору, его уволят, а Оболенка для него вся жизнь. Я не могла этого допустить, и оставалось только согласиться на условия индюка. Но что если этим я только навлеку на нас с отцом беду?

— Кто вы такой? Зачем вам нужно выдавать себя за профессора? — вопросила я, глядя на то, как Арсений прячет папку с компроматом обратно в ящик.

— Хорошо, Лер, — он поднялся из-за стола, подошел к книжному шкафу и достал из-за него большой конверт, откуда вытащил какое-то удостоверение и протянул мне.

— Федеральная служба безопасности… Смирнов Дмитрий Сергеевич. Дмитрий?

— Будем знакомы.

— Вы из ФСБ? — я все еще не верила удостоверению, но Арс… Дмитрий только усмехнулся.

— Как видишь, Лера, сейчас перед тобой два пути. Первый — это сотрудничество. Ты будешь помогать мне в Университете, готовить лекции и объяснять все так, чтобы я доносил материал студентам. Тебе придется поддерживать мою репутацию и следить, чтобы меня не раскрыли. Второй путь — сдаться. Вы с отцом попадете под программу защиты свидетелей. Компромат на Андрея Николаевича выплывет, а у тебя найдут наркотики. Вас обоих выгонят из Оболенки, а спецслужбы обеспечат вам новые имена и другую жизнь.

— Но как я могу быть уверена, что вы из ФСБ? Я впервые вижу перед собой такое удостоверение и не могу быть уверена, что вы его не подделали. Я позвоню в ваше управление и выясню, правда ли вы там работаете, — я решила идти ва-банк, но псевдопрофессор не стушевался.

— Пожалуйста, — он махнул на телефон, — звони сколько влезет.

Номер ФСБ я нашла в Интернете, через добавочный я попала в нужный отдел, где почти сразу мне ответили. Приятная девушка на другом конце провода подтвердила номер удостоверения, фамилию, имя и личные данные Дмитрия.

— Ну, что? Убедилась? — Дмитрий забрал у меня телефонную трубку и положил на место.

— С каких это пор шантаж является методом работы в ФСБ? — ехидно спросила я, откинувшись на спинку кресла.

— Лер, давай будем называть это договором? — улыбнулся мой научрук.

— Хороший договор выходит…

— Я дам тебе время подумать, — серьезно сказал мужчина, — иди домой, а завтра в десять утра приходи. Скажешь, что решила. Если согласишься сотрудничать, начнем с подготовки к понедельничным лекциям.

Ничего не ответив, я встала из-за стола и направилась к выходу, радуясь, что индюк меня отпустил. Во всяком случае у меня будет время обо всем подумать. Но как только я подошла к двери, Дмитрий нагнал меня и, схватив за руку, развернул к себе.

— Завтра в десять, — повторил он, в то время, как его лицо было так близко от моего, что я почувствовала его горячее дыхание.

Снова по телу прошел электрический ток, а голову затуманило отвратительное подобие влюбленности, но псевдопрофессор так сильно сжимал мою руку, что наваждение мигом пропало.

— Не вздумай кому-либо проболтаться. Поняла?

— Поняла-поняла, — ответила я, поморщившись.

— Умница, — ухмыльнулся Смирнов, разжимая стальную клешню, — уверен, ты примешь правильное решение.

У меня перехватило дыхание, а руки затряслись, но я собралась и гордо вышла из его дома. Голова разрывалась от огромного количества мыслей, но я никак не могла сосредоточиться на чем-то одном. Слишком много новостей, слишком много открытий. Я на автомате шла по улице, как заметила, что почти подошла к дому отца. А дальше… Дальше эмоции взяли верх над разумом.

Папа был в саду и сгребал в кучу опавшую листву. Он не сразу меня заметил, и я подошла к нему почти вплотную. Во мне смешались боль, обида, стыд, злость, и я ужаснулась дикому желанию влепить отцу пощечину.

— Папа, надо поговорить, — сжав руки в кулаки, отчеканила я.

— Лерочка? Напугала… Что-то случилось? — папа шагнул ко мне, но я обошла его и направилась в дом.

— Не на улице.

У отца в гостиной рядом с телевизором стояла тумбочка, в которой он хранил крепкий алкоголь. Я никогда не любила ничего подобного, но сейчас нуждалась в чем-то сорокаградусном. Папа настолько удивился, что ничего не сказал, когда я налила рюмку коньяка и мигом ее осушила.

— Ты давно спишь с Леной? — откашливаясь, спросила я.

— Кто тебе сказал? — отец изменился в лице, он медленно сел на диван и, шумно выдохнув, закрыл лицо руками.

— Так давно? — снова спросила я, но папа молчал, словно не слыша вопроса.

— Полгода, — неожиданно спокойно ответил отец, — но я люблю ее.

— Что? — я вскочила и отвернулась, не желая смотреть ему в лицо. — Ты себя слышишь? Да она же моя ровесница!

— Тебе ли, как философу, не знать, что возраст не главное.

— Тебя могут уволить из-за этого! Ты же знаешь, что в нашем Университете подобная связь запретна! — моя суровость уступала место слабости и обиде, а слезы уже катились по щекам.

— Никто не узнает, а через несколько месяцев Лена окончит Оболенку, — взволнованно сказал папа.

— Вот и встречайся с ней через несколько месяцев. Заодно проверишь ваши чувства.

— Лер, выслушай меня…

— Не собираюсь! — перебила я и повернулась. — Начни думать головой, а не тем, что у тебя в штанах!

— Ты не понимаешь, это не просто секс! — папа поднялся и шагнул ко мне, но я отпрянула, останавливая его жестом.

— Может быть, для тебя, а для нее? У нее к тебе тоже чувства или просто желание успешно написать и защитить диплом?

— Лена не такая! — рассердился отец, но все же взял себя в руки.

— А какая была бы твоя реакция, если бы я вдруг тебе сказала, что сплю с Арсением Романовым, к примеру?

— Это другое, — сквозь зубы процедил папа.

— Разве что разница в возрасте меньше, но так это как раз плюс. Он не годится мне в отцы, — парировала я.

— Тебе нужно доказательство наших чувств? — переспросил папа, глядя на меня с такой надеждой, что моя решимость поуменьшилась.

— Да, если докажешь, что это не просто кризис среднего возраста и амбиции твоей студентки, то я не буду против, — вздохнула я, сознавая, что если у моего отца и правда чувства и они взаимны, то не буду стоять на пути его счастья.

— Хорошо, Лерочка, я поговорю с Леной, — ласково проговорил папа, аккуратно обнимая меня, боясь, что оттолкну, но я не смогла, прижавшись к нему только сильнее, — мы расстанемся, пока она не окончит Оболенский Университет, но ты пообещай, что примешь ее потом.

— Если докажете, что у вас серьезно, — ответила я и выпуталась из папиных объятий, — а теперь извини, мне надо идти.

— Может, останешься?

— Нет. У меня болит голова, и я хочу побыть одна.

Разговор с отцом меня окончательно доконал. Я чувствовала, как нарастает мигрень, и единственным желанием было вернуться к себе, забраться под одеяло, свернувшись клубочком, как котенок, и уснуть, чтобы весь сегодняшний день оказался дурным сном.

Как странно устроен мир: мы всегда болезненно воспринимаем новости о новом романе родителя, даже если он давным-давно свободен. Я не исключение. Даже если папа влюблен в Королеву, а она в него, если мне придется принять их отношения, все равно в глубине души останется это мерзкое эгоистическое чувство, что папочка должен любить только маму. Всем нам хочется, чтобы родители были вместе, а те, кто занимают место одного из них, воспринимаются в штыки. Сейчас я не хотела встречаться с Леной, всеми фибрами души ненавидя эту девушку. Боясь столкнуться с ней у корпуса, я как можно скорее прошмыгнула к себе и заперлась в комнате.

Все та же узкая кровать, большое окно с розовыми занавесками, письменный стол, нагруженный книгами, учебниками и конспектами, кресло, накрытое вязанным пледом — моя комната ничуть не изменилась с утра, но теперь казалась мне чужой. Мой мир перевернулся за полдня, и я осталась одна. Во мне разрасталось мерзкое чувство, что я потеряла папу, что теперь он принадлежит другой. Он всегда хвалил Лену, радовался, когда она была рядом, с удовольствием работал над ее дипломом. Как же я была слепа, как же не видела, что это не увлеченность отца работой, это любовь к ней! На часах еще не было девяти, и я взяла снотворного, выпила двойную дозу и, забравшись под одеяло, уснула мертвецким сном, а в десять утра следующего дня уже переминалась с ноги на ногу под дверью Дмитрия Смирнова.

— Лер, заходи, — он стоял в спортивных штанах и мятой футболке, широко распахнув дверь, впуская меня в дом. Выглядел Дмитрий неважно, хотя лучше сказать, сонно: взъерошенные волосы, красные глаза и вмятины на щеке, какие бывают, если заснуть не на подушке.

— В кабинет? — уточнила я.

— Да, — кивнул он.

— Вы жутко выглядите, — прямо сказала я, усаживаясь на тот самый стул, на котором сидела вчера, — тяжелая ночка сотрудника ФСБ?

— А ты, Лерочка, смелая, я смотрю. Но права, я почти не спал из-за всех этих работ, — он кивнул на стопку эссе у себя на столе.

— Кто их за вас проверяет? Вы ведь отправляете их кому-то по факсу, а проверенные вам высылают обратно? — я решила озвучить свою догадку и, гордо вздернув носик, ждала ответ Смирнова, но он только странно заулыбался.

— Ты сообразительная. Я в тебе не ошибся, — наконец, заявил он довольно.

— Тогда я не поняла, что это был факс. Слышала странный звук, но заглянуть в окно не вышло.

— Я догадался, что это ты.

— Конечно, догадались, но я не хотела давать вам возможности меня уличить. Так зачем вы здесь, Дмитрий… Олегович, кажется?

— Сергеевич, Лера, Сергеевич. Но мое предложение перейти на «ты» все еще в силе.

— Что вы забыли в Оболенке, Дмитрий Сергеевич? — игнорируя его предложение и специально выделяя интонацией обращение, вопросила я.

— Я здесь на задании, но тебя это не должно волновать. Ты просто поможешь с философией.

— Нет, так не пойдет, если я помогаю, то хотя бы должна знать почему.

— Это секретная информация, и я не могу тебе рассказать, — отрезал Смирнов и, усевшись на край стола, посмотрел на меня сверху вниз, — Лера, ты не в тех обстоятельствах, чтобы ставить мне условия.

— Ах, да! Как я могла забыть, вы же меня шантажируете, — я наигранно всплеснула руками.

— Лера, я предложил рассматривать все это как договор, — мои слова его явно задели, и Дмитрий уже не казался таким уверенным.

— Ваше дело связано с гибелью профессора Радзинского?

— Ты хочешь мне рассказать что-то по этому поводу?

Тогда я еще не была до конца уверена в том, что стоит доверять Диме. Возможно, я обиделась, что он не рассказал о своем деле, хотя вовлек во всю эту канитель, а, может быть, сомневалась в нем… Не знаю, но я решила умолчать о том, что удалось выяснить. Во всяком случае пока.

— Мне нечего рассказывать.

— Я так не думаю, — пробормотал Смирнов, потирая подбородок, — мы еще поговорим о профессоре, а теперь четко скажи, ты будешь сотрудничать с ФСБ, то есть со мной?

Я глубоко вдохнула и, задержав дыхание, внимательно посмотрела на мужчину. Он не сводил с меня взгляда, ожидая ответа, словно я могла отказаться. На самом деле мы оба знали, что я скажу.

 — Да.

— Ты приняла верное решение, Лера, — довольно заключил Дмитрий, протягивая руку, и я ее пожала.

Это воскресное утро стало одним из важнейших в моей жизни, ведь то, кем я стала к сегодняшнему дню, исключительно Димина заслуга. Жаль только слишком поздно открыли друг другу свои карты. Быть может, если бы своими секретами мы поделились раньше, смогли бы предотвратить те страшные события, что последовали.