В этот раз Невис никого не стал призывать к благоразумию. Оказавшись у постели полумертвого Алестара, кашляющего кровью, целитель негромко и очень грязно выругался с упоминанием глубинных богов, а также медузьих мозгов и дурной крови, стукнувшей некоторым в голову прямо из хвоста. Джиад его понимала… Ей самой было отчаянно стыдно: выглядело так, будто молодой король Акаланте очень старательно пытается отправиться на тот свет, а она, Страж и избранная, всеми силами ему в этом способствует.
Так что когда Невис велел ей лечь рядом, взять Алестара за руку и расслабиться, Джиад быстро и молча повиновалась. Ираталя, пытавшегося узнать о здоровье короля, целитель буквально вышвырнул из спальни коротким злым шипением и вообще был настолько не похож на обычного милого и кроткого старика, что Джиад стало жутко. Повернув голову, она смотрела на чеканный мраморный профиль Алестара, закрывшего глаза, на заострившееся лицо и спутанную рыжую косу… Жрецы обещали разорвать их за
К тому моменту, как Алестар вернулся, Джиад уже почти успокоилась. И даже смогла мрачно оценить забавность происходящего: сам король морского народа выгуливает ее зверюшку и плавает за выпивкой. Расскажи кому на суше — ведь не поверят. И уж точно не поймут. Джиад и сама не понимала многого, но знала точно: Торвальду никогда бы просто в голову не пришло даже предложить подобное. Он-то всегда знал, как вести себя по-королевски. Умел принимать восхищение и любовь, сиять отраженным светом, сберегая собственные силы… А впрочем, меньше всего Джиад сейчас хотела думать о Торвальде.Алестар с немалым трудом запихнул в клетку весело огрызающегося Жи и вернулся к столику, на котором оставил кувшинчики с тинкалой. Без всякой нужды переставил их ближе к постели, потрогал мерцающий сосуд с эликсиром, снова взялся за тинкалу. И все это — старательно не глядя на Джиад. Его коса, туго заплетенная с утра, растрепалась, и длинные рыжие пряди норовили расплестись — ирен
Вокруг было море. Холодная, темная, бескрайняя вода, и уже не ночное, но еще не рассветное небо смыкалось с ней где-то невообразимо далеко, пряча солнце в молочно-серых глубинах. От летящих брызг Джиад мгновенно промокла насквозь, хотя стояла в воде только по пояс, а идущие к берегу волны прокатывались вокруг неё едва ощутимыми упругими толчками. Позади, на близком и одновременно бесконечно далеком берегу, остался Каррас, и Джиад боялась обернуться, хотя встретиться с алахасцем взглядом все равно не вышло бы.А впереди, всего в паре-тройке шагов, если бы воду можно было мерить шагами, качались в волнах двое иреназе, приподнявшись над спинами салту, то выныривая из морской мглы, то снова погружаясь в нее по грудь. Качались и молчали. И это, пожалуй, было самым умным, что они могли сделать, потому что Джиад чувствовала себя натянутой до предела тетивой. Растяни ещё хоть на волос, тронь неосторожно — порвётся, хлестнув наотмашь.— Вы сказали, — услышала
Дня два-три проплыли в полубеспамятстве. Алестар почти все время спал, просыпаясь лишь для того чтобы первым делом, подняв тяжелые веки, увидеть дремлющую рядом или сидящую у клетки с мальком Джиад и снова, послушно выпив тинкалы с какими-то зельями, уснуть. Боль, терзавшая все время разлуки с запечатленной, ушла, как вода в сухой песок, зато страх новой потери никак не хотел отпускать, это было мерзко и унизительно — бояться, но Алестар ничего не мог с собой поделать. И слабость… Каким же беспомощным он себя чувствовал! Тело, всегда такое ловкое, сильное, послушное, расплывалось по постели медузой, руки не могли удержать даже книжной таблички, да и читать не хотелось: строчки плыли перед глазами, а мысли путались. Однажды, с трудом сосредоточившись, он вяло и утомленно подумал, что хотел бы увидеть отца, но тот, раньше почти не отплывавший от его постели, теперь почему-то не показывался.И все-таки слабость отступила следом за болью. Утром очередного дня Алестар
Невис даже не ругался, лишь глянул на Джиад с такой усталой безнадежной укоризной, что это было хуже любых попреков.— Она не виновата, это я захотел прогуляться, — кинулся с непрошеной защитой Алестар, но целитель только досадливо дернул плечом и вздохнул:— Разумеется, ваше высочество. Госпожу избранную никто и не винит. Как и вас. Допейте зелье, будьте добры.— Уже допил, — буркнул рыжий, протягивая опустевший кувшинчик, из которого последние несколько минут тянул что-то очень противное, судя по тому, как передернулся с последним глотком. — Невис, я же прекрасно себя чувствовал утром.Да, а вечером, стоило вернуться с развеселой прогулки, свалился. До последнего утверждал, что все хорошо, хотя Джиад по лихорадочно горящим глазам и ярким пятнам на скулах видела — врет. Или в самом деле не чувствует слабости, при сильном жаре так бывает.— Простите, — виновато сказала Джиад. — Мне следова
На втором малом круге Алестар понял, что сегодня все впустую. Его Серый, обычно такой покладистый и старательный, упрямился все сильнее. Алестар всем телом чувствовал, как растет напряжение в могучих мускулах зверя, как нервно и зло салту работает хвостом, огибая столбы, а останавливаясь, едва сдерживается, чтоб не попытаться укусить. Гонять верхового салту в таком настроении — бесполезно и даже опасно. А показав зверю, что можно и не подчиниться ездоку, загубишь труд многих тренировок.И потому за очередным столбом Алестар остановил Серого не рывком, а плавно, позволив проплыть сколько хочется. Соскользнул с седла, погладил чувствительную кожу над глазами, и успокоившийся салту ткнулся мордой в его плечо, словно извиняясь.— Что, малыш, настроения нет? — хмыкнул Алестар, почесывая Серому нос. — Понимаю, сам бы кого-нибудь покусал. На охоту махнуть, что ли?Серый игриво махнул хвостом, не понимая слов, но чувствуя, что хозяин не сердится,
В отцовскую спальню Алестар вплывал осторожно, стараясь даже хвостом лишний раз не махнуть. Невис сказал, что королю лучше и он хочет видеть сына, но если уснул, то не надо будить. Это Алестар знал и сам, после долгой работы с Сердцем Моря всегда наваливается не просто усталость, а страшное бессилие. И хочется спать, спать…Но отец не спал. Лежал в постели с книгой, рассеянно скользя взглядом по табличке, а увидев Алестара, сразу ее отложил.— Отец… — выдохнул Алестар, подплывая и опускаясь на пол у ложа.Поднял голову, вглядываясь в лицо, на котором помнил каждую черточку, но сейчас почти не узнавал. За несколько дней для повелителя Акаланте словно прошло десять лет — и лет нелегких. Под глазами набрякли темные мешки, морщины между бровями углубились, залегли резко, как трещины в гранитной скале. Зрачки — Алестар хорошо знал этот самый тревожный признак — помутнели, выцвели…— Что, плохо выгляжу? &
— Джи! Джиад!Кто-то звал её, голос был знакомый и вроде бы неприятный, но, главное, он не был зовом, и Джиад ухватилась за него тоже, упрямо выныривая, выкарабкиваясь, добавляя к осязанию слух, а затем и зрение.— Джиад!Алестар смотрел на неё сверху и сбоку, его лицо плыло перед глазами, и выражения было не разобрать, но в голосе звенел испуг, и Джиад, как пьяная, протянула руку, нащупала пальцами плечо принца, белое посреди отступающего серого марева, сжала тонкую ткань…— Джиад! Да что здесь происходит, Тиаран?!— О, боюсь, это моя невольная вина, — отозвался другой голос, мягкий, сочувствующий, обволакивающий…— А-ле-стар… — выдохнула Джиад, впервые радуясь появлению рыжей заразы рядом.— У тебя кровь на руке, — отозвался принц, держа ее за плечи. — Тиаран, позовите целителей. И я хочу знать, что случилось.Голос у него был скорее злой, чем ис
На четвертый день Джиад начала беспокоиться всерьез. Известно ведь, открытый котел кипит шумно, но вреда от этого никакого, зато закрой крышку плотнее, и рано или поздно ее сорвет. Принц был в точности как тот котел, в котором кипело и бурлило непонятно что. Каждый день с раннего утра и до обеда Алестар, как рассказали близнецы, занимался делами. Затем, не появляясь у Джиад, уплывал на Арену и тренировался там до изнеможения, а поздно вечером возвращался и почти без чувств опускался на постель, но не засыпал, а подолгу смотрел в потолок.Джиад старалась быть незаметной, как и положено стражу, когда он не нужен, но безделье откровенно тяготило. По утрам просыпалась от возни Алестара, но, не подавая виду, ждала, пока тот соберется и уплывет. Потом вставала сама, завтракала и кормила Жи. Выгуляв стремительно растущего рыбеныша, отводила его в комнату, а сама возвращалась во внутренний дворик и отрабатывала связку за связкой. Вечером снова гуляла с Жи, старалась поесть до возвращ
К тому моменту, как Алестар вернулся, Джиад уже почти успокоилась. И даже смогла мрачно оценить забавность происходящего: сам король морского народа выгуливает ее зверюшку и плавает за выпивкой. Расскажи кому на суше — ведь не поверят. И уж точно не поймут. Джиад и сама не понимала многого, но знала точно: Торвальду никогда бы просто в голову не пришло даже предложить подобное. Он-то всегда знал, как вести себя по-королевски. Умел принимать восхищение и любовь, сиять отраженным светом, сберегая собственные силы… А впрочем, меньше всего Джиад сейчас хотела думать о Торвальде.Алестар с немалым трудом запихнул в клетку весело огрызающегося Жи и вернулся к столику, на котором оставил кувшинчики с тинкалой. Без всякой нужды переставил их ближе к постели, потрогал мерцающий сосуд с эликсиром, снова взялся за тинкалу. И все это — старательно не глядя на Джиад. Его коса, туго заплетенная с утра, растрепалась, и длинные рыжие пряди норовили расплестись — ирен
В этот раз Невис никого не стал призывать к благоразумию. Оказавшись у постели полумертвого Алестара, кашляющего кровью, целитель негромко и очень грязно выругался с упоминанием глубинных богов, а также медузьих мозгов и дурной крови, стукнувшей некоторым в голову прямо из хвоста. Джиад его понимала… Ей самой было отчаянно стыдно: выглядело так, будто молодой король Акаланте очень старательно пытается отправиться на тот свет, а она, Страж и избранная, всеми силами ему в этом способствует.Так что когда Невис велел ей лечь рядом, взять Алестара за руку и расслабиться, Джиад быстро и молча повиновалась. Ираталя, пытавшегося узнать о здоровье короля, целитель буквально вышвырнул из спальни коротким злым шипением и вообще был настолько не похож на обычного милого и кроткого старика, что Джиад стало жутко. Повернув голову, она смотрела на чеканный мраморный профиль Алестара, закрывшего глаза, на заострившееся лицо и спутанную рыжую косу… Жрецы обещали разорвать их за
Отлежаться в постели Алестар не изволил, как ни умолял его Невис. Упрямо заявил, что его драгоценному хвосту все равно, где заживать, в постели или в зале Совета. Дела же отлагательства не позволяют. Невис, обреченно махнув рукой, сдался и только заставил рыжего выпить несколько крошечных кувшинчиков микстур. Потом заново обработал мазью рану и удалился, пообещав вернуться с новой порцией лекарств, которые готовил сам, не доверяя ученикам и помощникам.— Может, вам и в самом деле отдохнуть? — осторожно поинтересовалась Джиад, устраиваясь на другом конце кровати, чтобы разговаривать лицом к лицу. — Лекари обычно плохого не посоветуют. А вам еще плыть к вулкану…— Это — завтра, — отозвался Алестар, ожесточенно черкая острым стилом по навощенной дощечке. — До завтра мне точно полегчает. А сегодня… Джиад, где может оказаться перстень?— Где угодно, — искренне ответила она. — Я отдала его Лилай
Алестар держался из последних сил. Джиад не была сильна в целительстве, но могла бы поклясться, что у принца и сил-то не осталось, их заменило знаменитое бешеное упрямство рыжего. И все-таки Совет следовало закончить побыстрее.Она отпила тинкалы, мечтая о горячем вине и свежей лепешке с мясом, но, увы… Зато любимое питье иреназе отлично восстанавливало силы, а рыжему они сейчас были нужны. Еще ему, кажется, требовалась близость Джиад: он льнул к ней плечом, сам того не замечая, а в пальцы вцепился так, словно пытался удержаться на краю бездны. Сжимал, впрочем, крепко, но не слишком, и Джиад не забыла, как Алестар боялся сделать ей больно, пока ему зашивали рану.— Говори, — тяжело уронил рыжий.Наложница снова набрала полный вдох воды, ее смуглое лицо стало прозрачно-серым. Она послушно кивнула, потом негромко заговорила в давящей тревожной тишине:— Я хотела прислать королю весть с кем-нибудь из слуг, но побоялась. Любой мог пре
Алестар смотрел на Санлию — и не узнавал ее. Куда исчезла томная красавица, всегда безупречно наряженная, причесанная и накрашенная? Самая соблазнительная из дворцовых жемчужин удовольствия сегодня выглядела простолюдинкой в скромной темной тунике, с туго заплетенными волосами и без единого украшения. Алестар понял вдруг, что впервые видит настоящее лицо Санлии, смуглое, с тонкими резкими чертами, не смягченными краской. Лицо истинной суаланки.Санлия медленно проплыла внутрь зала, далеко обогнув так и застывшего посередине Кари. Остановилась перед креслами Совета, то ли гордо, то ли беспомощно закинув голову, словно тяжелая толстая коса тянула ее назад. Что-то во всем этом было неправильное…Джиад! Теперь в центре зала их было трое: Санлия, Кари, то ли растерянно, то ли зло озирающийся вокруг, и Джиад внутри обруча, ограждающего место подсудимого, скованная им в движениях. Беспомощная…— Ираталь! — резко приказал Алестар, легко п
Вернувшись к себе, Алестар устало подумал, что день еще только начинается, а уже хочется, чтоб он быстрее закончился. Хоть бы не тянулось это отвратительное ожидание, как у постели тяжелобольного или раненого: выживет или нет. Теперь, когда впервые настоящая и близкая опасность угрожала не ему самому, а Джиад, Алестара до кончика хвоста обволакивал липкий холодный страх, щупальцами забираясь под чешую и кожу, скручивая внутренности, пропитывая насквозь.Перед Джиад он старался казаться уверенным, но сам-то знал, что его голос, голос короля, неизмеримо веский в любом другом деле, сегодня вечером не будет иметь в Совете ни малейшего значения. Судьи должны быть совершенно беспристрастными, а разве он может быть беспристрастным к своей избранной?Опустившись на постель в своей прежней комнате, Алестар мрачно и беспомощно посмотрел на полку с раковинами, карту дна, растянутую на стене, шкаф с табличками любимых книг. Он даже с Джиад не мог остаться, потому что и это Тиаран
До дверей спальни Джиад в полном молчании проводили Ираталь и Кари, Дару остался у кабинета короля, остальные иреназе уплыли кто куда. Открывая дверь перед Джиад, которой по-прежнему трудно было управляться с тяжелым вращающимся кругом, Ираталь сказал виновато:— Госпожа жрица, вы же все понимаете, верно? Это всего на пару дней. Обвинения так смехотворны…— Конечно, я понимаю, — кивнула Джиад. — Ставьте стражу, каи-на Ираталь, я не буду доставлять им неудобств. Мне так даже спокойнее.Про себя же она подумала, что видела казни и по более нелепым обвинениям, вспомнить хотя бы правление отца Торвальда. Один из его графов поплатился жизнью за то, что споткнулся и случайно толкнул подозрительного до безумия короля Аусдранга. А уж иреназе, скорбящим по любимому правителю, и подавно хочется возмездия, для которого двуногая, существо иной расы и недавний враг, подходит как нельзя лучше. Остается только надеяться, что Алестар, справившись
Кариандский принц коротко с достоинством поклонился, а у Джиад потемнело в глазах. Брат Маритэль! Принцессы, чье место она заняла, чей браслет — браслет избранной и будущей супруги — носит на руке. И ведь Эргиан не может не понимать, кто сейчас рядом с его будущим… зятем, так выходит? То-то так блестят глаза.— Я очень рад знакомству, тир-на Эргиан.В воде — не той, что на самом деле, а которую представляла Джиад, — начали плавать мелкие льдинки. Глупо, конечно, но что еще оставалось делать, как не смотреть и слушать? О да, рядом с Торвальдом она и помыслить не могла, чтобы попасть в такое положение.— Я тоже, — продолжал улыбаться кариандский принц. — Могу ли просить о чести быть представленным вашей прекрасной спутнице?На мгновение Джиад посетила дурацкая мысль, что на самом деле она спит. Или бредит. Ну разве ее это место — среди наследников престола и придворных интриг? Но ведь не проснутьс
Как она уснула после того злосчастного разговора, Джиад не помнила. Просто в какой-то момент ее обволокло тяжелое, но не удушливое тепло, проникая в каждый уголок измученного тела, а плотная вода превратилась в колыхание волн, поднимающих и опускающих Джиад в странном ритме под биение огромного глухого барабана. В надвигающемся сне она точно знала, что это чье-то сердце, но не понимала — чье. А потом и это стало неважным, только волны укачивали ее с материнской заботой, как воспоминание из самого-самого далекого детства. Такое раннее, почти стертое… А может, оно и вовсе никогда не существовало, просто редкий ребенок в храме не придумывал себе совсем другую жизнь и родителей, которых никогда не знал.Что-то очень глубокое и болезненное, как давно зажившая и все-таки иногда ноющая рана, растревожил в ней прошлый день, за который сейчас было стыдно, но как-то не всерьез, не по-настоящему. Да, она вела себя недостойно жрицы Малкависа. Но она давно ступила на дорогу,