Едва видимая тропинка тонула в черных провалах деревьев ночного леса. Кусты дикой малины больно били блестящие от пота бока гнедого жеребца, и это подхлестывало его не меньше, чем беспощадные шпоры наездника. Колт хрипел, закусив удила, и стриг темными, как смоль, ушами. Лес, и без того мрачный, окутывала атмосфера, какая бывает на скотобойне — лошади не знают, что произойдет, но запах смерти витает в воздухе, и животные шкурой ощущают опасность. Так и здесь: колючие растения, оставляющие кровавые царапины, глухие невнятные звуки, да еще и кислый запах волков, пропитывающий каждый кустик, каждую травинку. Ох, не нравилось ему это путешествие. И если бы наездник был другой, Колт обязательно сбросил бы его с себя и умчался прочь. Но жестокость хозяина и абсолютное его равнодушие к чьей бы то ни было жизни усмиряли и более строптивых существ. Колт от всей души ненавидел всадника и безмерно боялся его.
***
Вперед! Опять этот упрямый жеребец норовит свернуть с пути. Холка его подрагивает — чует волков, гад... Но ему, Алодлору, как раз было необходимо попасть в Волчий лес. Ему нужно было в логово, в самый центр, дабы план осуществился наверняка. Ублюдок не просто обязан умереть, его должны разорвать на части, причинив как можно больше боли. И так жаль, что Сориану не суждено этого увидеть. Это было бы самой сладкой местью. Но планы Алодлора не допускали столь пикантного наслаждения. Что ж, ради цели можно поступиться малым. А затем обрести гораздо больше.
Неожиданно жеребец выскочил на просторную круглую поляну, окруженную со всех сторон непроходимой чащей. Всадник резко натянул удила. Колт, ощутив резкую боль, загарцевал на месте. В мерцающем свете луны Алодлор разглядел точно посередине широкий плоский камень, покрытый испариной земли, от которой тот таинственно блестел и казался чернее, чем сам лес.
Жестко усмехнувшись, он спустился на землю, крепко держа удила. Эта строптивая скотина мгновенно удерет, как только ощутит хоть намек на свободу. Даже сам он ощущал волчий дух, исходящий от этого места. То, что нужно. И импровизированный алтарь имеется. Вот она, моя жертва тебе, Водд[1], за исполнение мечты о жизни, полной радости, развлечений и любви.
Мужчина откинул тяжелый от сырости плащ и аккуратно левой рукой вынул из-за пазухи маленький сверток. Удивительно, но ребенок спал. Даже дикая скачка по мрачной чащобе не нарушила покой маленького существа. На бледном точеном лице мужчины заходили желваки. Нет, он не сомневался. Просто так велико было желание самому оторвать эту маленькую головку. Но он должен быть чист, поскольку в разгар какой-нибудь пьянки запросто мог похвастаться тем, что собственноручно отвернул голову ублюдку. И путь к любви был бы закрыт навечно. Этого Алодлор не мог допустить.
Сплюнув в сторону, он дернул коня за уздцы и, стараясь перешагивать высокую, уже мокрую от ранней росы траву, направился к черному камню. Скоро рассветет, нужно спешить.
— Прости, тварь, — хмыкнул мужчина, аккуратно водружая сверток на мокрый камень. — Прощание будет скорым, мне еще надо закончить дела с твоим папочкой!
Еще раз сплюнув, он вскочил в седло и вонзил шпоры в и так израненные бока Колта. Жеребец заржал, встал на дыбы и, чуя близкую опасность, изо всех своих оставшихся сил метнулся в сторону дома.
Еще полчаса бешеной скачки. Похоже, конь продержится недолго, но Алодлор не щадил его, без конца всаживая шпоры. Ничего, скоро у него будет табун таких красавцев, и каждый день он будет решать, кого из них осчастливить честью быть под его седлом.
Как мужчина и ожидал, жеребец очень скоро рухнул наземь. Страх и бешеная скачка сделали свое дело. Спрыгнув в последний момент перед тем, как туша коня коснется земли, Алодлор ловко приземлился и быстро откатился в сторону. Встав и отряхнувшись, он увидел, что находится как раз на берегу Ори. Той маленькой речушки, что протекает около замка его брата. А значит тайный ход в крепостной стене, где он условился о встрече с верными ему людьми, где-то недалеко. Всадник жестко усмехнулся. Замечательно, скотина продержалась вполне достаточно. А дальше можно и без коня…
Колт хрипел, грудь его вздымалась рывками. Надо бы прикончить его, чтоб не мучился, но Алодлор не мог потерять ни секунды. План был просчитан до мелочей, и коню придется сдохнуть самому, без помощи хозяина.
Мужчина отстегнул уже насквозь промокший плащ. Тот водопадом обрушился на землю рядом с умирающим животным. У стены замка жалось несколько темных фигур, и Алодлор быстрым шагом направился к ним.
— Вы выполнили приказ? — строго спросил он невысокого, по сравнению с ним, коренастого человека в форменной одежде.
— Да, милорд, — подобострастно ответил тот, сгибаясь в поклоне. — Что с ней делать?
— Бросьте в реку, — отмахнулся Алодлор. — И немедленно приступайте ко второй части плана.
Воин сурово кивнул и подал знак спутникам. Несколько человек бросились в черную щель прохода. А двое оставшихся подняли с земли связанную по рукам и ногам женщину с мешком на голове. Она мычала, пытаясь кричать, и отчаянно сопротивлялась. Не обращая внимания на ее попытки, заговорщики втащили женщину на мост и спихнули в темноту воды. Ожидаемый Алодлором всплеск был перекрыт страшным взрывом по ту сторону крепостной стены. Он махнул рукой воину и двум его подчиненным, те быстро исчезли вслед за союзниками. Через минуту темный проход исчез, словно его тут никогда и не было, а крепкая шершавая стена всегда была монолитна и неприступна.
В наступившей тишине послышался стон со стороны моста. Женщина с мешком на голове испуганно сжалась в комочек, не зная, ушли ли те жестокие люди, что избили ее, надругались и бросили умирать. Вдруг то, что ей повезло зацепиться остатками корсета за клин, торчащий из балки, поддерживающей мост — лишь агония, небольшая отсрочка смерти? Но все было тихо. Женщина осмелела и, стараясь не обращать внимания на пульсирующую болью кровоточащую царапину в боку, оставленную острым колом, попыталась избавиться от пут. Чуть не теряя сознание, она содрала с кистей веревку, не видя неширокие полоски кожи на волокнах, которыми заплатила за свободу. Не зная, насколько высоко висит и как долго продержится корсет, сжалась от ужаса. Вздрогнув, поспешно ощупала узел на шее. Возможно, времени совсем мало.
Торопливо сорвав мешок с головы, испуганно огляделась. На берегу, хвала богам, не было никого. Но за крепостной стеной раздавались жуткие крики и непонятный шум, а в небе расцветало зарево пожара, смешиваясь с утренним просветлением на небе. Сердечко женщины застучало еще быстрее, хотя секунду назад казалось, что оно и так скоро выпрыгнет из груди.
Ломая ногти, она постаралась быстро распутать ноги. Ткань разорванного корсета сдавалась клину рывками, и каждое мгновение грозила бросить ее в пучину. Воды Чилва не боялась, поскольку хорошо плавала с детства. Но купаться в Ори со спутанными ногами было крайней степенью безрассудства… хотя плавать в этой маленькой, но опасной речушке, с переменчивым дном, быстрым течением и острыми валунами было всегда безрассудством: что без пут, что в путах. Впрочем, после только что пережитого ужаса вода ее почти не пугала.
Ткань угрожающе затрещала, клин продолжал пропарывать нежную кожу женщины. Та обеими руками сжала рот, силясь сдержаться и не закричать от боли. Ей оставалось только ждать конца медленной пытки: когда ткань окончательно сдастся, и клин отпустит ее измученное тело в ледяные воды Ори. Или же рискнуть и попытаться вылезти на мост? Боясь упасть, Чилва осторожно раскачалась и попыталась ухватиться за клин — тот постоянно выскакивал из рук. Периодически теряя сознание от боли и страха, она пробовала снова и снова. И вот, когда почти удалось извернуться, обхватив пальцами колючую деревяшку, завязки корсажа не выдержали. Склизкая деревяшка опять выскользнула.
Река с утробным звуком поглотила окровавленное тело, но Чилва поспешно изогнулась и сразу вынырнула на поверхность. Она знала: стоит только поддаться реке, и та потащит вниз по острым граням камней, обездвижит ледяным холодом конечности. И за пару минут все будет кончено. Женщина энергично, собрав последние силы, поплыла к берегу, благо речушка узенькая. Пара метров и она уже цепляется за гибкие кусты прибрежного кустарника, стараясь поскорее вытащить из воды коченеющие ноги.
Оказавшись на мокрой от росы траве, Чилва упала без сил. Но спохватившись, вновь вскочила: надо осмотреть рану! Тяжелые от воды юбки неприятно липли к замерзшему телу. Жалкие остатки корсажа обнажали торс почти до пояса. Вздрогнув, она постаралась отогнать страшные воспоминания, снова и снова мелькавшие перед глазами: мешок на голове, мужские руки на теле… Сейчас важно выжить и попытаться спасти самое дорогое в жизни существо. Если конечно еще не поздно. От этого подонка Алодлора всего можно ожидать.
Сорвав остатки корсажа, женщина постаралась ощупать рану на спине. Содрогаясь от боли и страха, ощутила под левой лопаткой рваный порез, едва не доходящий до пояса. Но тут же с облегчением вздохнула. Рана оказалась совсем неглубокой, хоть и неприятной. Сняв все нижние юбки и порвав их на широкие ленты, Чилва старательно обмотала торс, сделав сразу два дела: и рану перевязала, и грудь прикрыла. Холод воды сослужил хорошую службу, женщина почти не ощущала боли, лишь неприятное покалывание.
Чилва с трудом встала. В одной верхней юбке, без корсажа, с голыми плечами и животом, она почувствовала себя падшей женщиной. Но сейчас не до приличий. Что же милорд мог сделать с ребенком? Убить или сжечь мог бы и не уезжая, значит все гораздо сложнее. Единственное, что она слышала, когда надели на голову мешок, это как захватчики говорили про Волчий лес. Туда добровольно не сунулся бы ни один здравомыслящий человек, но милорд никогда не отличался здравым умом. Но даже Алодлор пешком в лес ни за что бы не пошел. Но куда он дел коня? Убил?
Чилва задумчиво брела вдоль реки, стараясь не обращать внимания на зарево пожара. Что бы не происходило в замке, самое страшное для молодой женщины уже приключилось здесь, на берегу Ори.
Внезапно споткнувшись, она упала и испуганно прижалась к земле, уткнувшись лицом в сырую ткань. Плащ источал терпкий запах мужского пота. Заскулив от ужаса, женщина приготовилась к смерти. Но тут услышала рваное дыхание. Жеребец Алодлора! Еще живой, но в очень плохом состоянии. Чилва огляделась и, убедившись в том, что милорда рядом нет, торопливо осмотрела коня, поскольку знала, что делать. Ее отец всю жизнь прослужил у хозяина на конюшне. Обтерев бока Колта сырой травой, женщина прикрыла его мокрым плащом милорда.
— Только выживи. Умоляю тебя, милый, — шептала она, поглаживая мощную шею Колта.
[1] Водд — бог жизни, богатства, исполнения желаний. Чтобы снискать благосклонность бога, люди приносили ему кровавую жертву.
Алодлор изящно взбежал по сырой от росы каменной лесенке. Внизу остался ждать суровый воин. Его верный помощник раздавал подчиненным короткие, точно лай собаки, команды: «сеять панику, к колодцам не пускать…».Алодлор лениво осмотрелся на площадке. Широкая, полукругом, с приступками для обороны и окруженная склизкими от постоянной влаги зубцами крепостной стены, только сюда могла выйти добыча. Уж его люди об этом позаботились. Осталось запастись терпением и немного подождать.Внизу царила паника. Поднятые с постели посреди ночи страшным событием, полуодетые люди метались по всему двору. Но любые попытки объединить усилия и потушить пожар, тут же ловко прерывались быстрыми темными тенями. Алодлор с жесткой усмешкой наблюдал за суетой, но сердце его не было спокойно. Слишком долго длится ожидание. Он никогда себе не простит, если пострадает главное сокровище. То, чего вожделел больше власти. Хотя приятный дополнительный подарок в
Темноту леса искорками росы тронула вестница рассвета, — тишина, — лишь для того, чтобы увязнуть в нежной мягкости тумана. Вскоре запели, защебетали в ветвях могучих деревьев маленькие серые пташки. Они призывали первые лучи солнца озарить эту землю, разогнать размытые тени, притаившиеся в кустах. Лес оживал, готовясь к новому дню, полному беззаботной радости, которая присуща всем его обитателям.Маленький комочек на камне беспокойно ворочался. Он хотел есть. И ему было холодно. Но пока еще терпел, выражая недовольство лишь сопением и тихим попискиванием. Любопытная белка спрыгнула с дерева и быстро подбежала к камню, вытягивая вертлявую головку. Но на камень вскочить не решилась. В следующее мгновение она чиркнула остроконечными ушками в сторону леса и метнулась обратно, в спасительную крону родного дерева.Тихий шорох, едва отличимый от легкого ветерка, проснувшегося за миг до восхода, выдал чье-то приближение. Озаренный первыми луча
Изящные пальцы мастерицы-Колины выпускают тонкие нити судеб, которые ложатся на землю затейливым рисунком и тут же попадают под бдительное око Водда. Холодный расчет Мороса режет сверкающую пряжу на куски. В действиях богов нет жестокости. Ведь даже безжалостная смерть соткана из паутины высшей любви. Слабые, ограниченные умы людей не в силах постичь замысел небес.Древнюю, как мир, легенду легкой дымкой почтения окутывает людская молва. Серебристый туман суеверий сковывает сердца людей страхом. Что есть правда, а что вымысел? Только боги знают. Только боги видят. Только боги творят…Сила богов скрыта непостижимыми тайнами в роду шакти. Именно этот род дарил миру великую Шактир — Солнечную волчицу. Повелительницу, устами которой говорили боги, руками которой боги творили свою волю, сердце которой принадлежало лишь небесам. Род продолжался. Мальчики становились великими воинами стаи и служили великой Шактир. А девочки продолжали старин
— Ну конечно, — хмыкнул Врадес, выходя на залитую полуденным солнышком полянку. — Что же ей еще делать? Как всегда спит.— Молодой организм, пусть сил набирается, — хихикнул Ковес, задорно тряхнув рыжими кудряшками. Глаза его, светло-серого цвета, искрились весельем. Парень явно получал удовольствие от всего происходящего. — И вообще, тебе не угодишь. Девчонка болтает — надо заткнуть, бегает — надо осадить, спит — надо разбудить. Хоть какое-то состояние тебя устроит?— Устроит, — хищно осклабился Врадес. — Но не устроит других, — тихо сказал Солдес, неслышно возникая из леса за фигурами братьев. Он всучил Врадесу в руки небольшой сверток, подобный достался и Ковесу. Спокойно добавил: — Все так, как и должно быть. Приступим.Следом за высоким зеленоглазым мужчиной из леса выступили еще четыре воина. Все полностью обнажены, у каждого
Как болит голова. Кота потянулась всем телом и сразу застонала. Мышцы ныли так, словно вчера она три часа кряду упражнялась на мечах с вредным Врадесом. Непонятно, почему тело так реагирует. Девушка сладко зевнула и неожиданно для себя громко клацнула зубами. Тихо рассмеявшись, осторожно приоткрыла глаз, опасаясь яркого солнышка. Но лес мерцал полночной тьмой. Девушка недоверчиво зажмурилась и снова открыла глаза. Темные листья деревьев отбрасывали продолговатые постоянно меняющие форму тени, но от луны, что ярко сияла в абсолютно чистом искрящемся звездами небе.Так вот в чем дело! Ее угораздило проспать до самой ночи. Теперь понятно, почему тело выговаривало болью за неумелое использование. Проспать весь день на жестком камне, до этого еще надо было додуматься!Но почему ее никто не искал? Даже Врадес не полюбопытствовал, почему Кота не явилась на обед, и лишил себя удовольствия пинать сестру от жертвенной поляны до самого поселения? Право, не в
Кота зажмурилась от ужаса и начала медленно отползать под прикрытие густого ковра прошлогодней листвы. Ну все — убьют собственные братья! Как же дать знак, кто она? Ага, поверят волку! Да что толку — она и слова произнести не может.— Бу! — раздалось над левым ухом.Девушка взвизгнула от ужаса и метнулась вперед, не разбирая дороги. В три прыжка достигла полянки, где обычно разводили костер. Еще два — и она в своей землянке. Кота забилась под деревянный стол, все тело сотрясала крупная дрожь. В голове не пробегало ни единой мысли. В просвете двери появилась тень. Ужас сковал тело.— Ладно, девочка, вылазь! — смеясь, крикнул Солдес. И добавил, оглянувшись: — Ты прав, Врадес, это она! Ну зачем было так пугать-то?— Нет, — пискнув, Кота забралась глубже под стол. — Это не я!— Ну что ты такое говоришь, — мягко усмехнулся Солде
Рано или поздно все заканчивается. Кота усталая, но очень довольная, почти вальяжно перевернулась над камнем. Развалившись на сырой от утренней росы траве, сладостно протянула:— А почему я раньше не знала обо всем этом? Как вы умудрялись скрывать такое?И тут же получила по лицу. Метким броском Врадес «предложил» девушке одеть штаны. Ничуть не обидевшись, — сейчас Кота готова была простить брату и большее, — она весело натянула холщовые брюки. И снова вопросительно уставилась на Врадеса.— Дрыхнуть надо меньше, — неожиданно добродушно усмехнулся синеглазый атлет. — Мы всегда уходим на рассвете. К обеду стая возвращается, а ты в это время только соизволишь левый глаз приоткрыть…— И что, теперь нужно вставать на рассвете? — ужаснулась Кота. — Каждый день?!— Ага, — хитро сощурился Врадес и, насладившись страдальчески
Город был чем-то нереальным, знакомым лишь со слов других. Чилва иногда ездила туда, да и то ей каждый раз приходилось упрашивать Солдеса. Он очень не любил, когда женщина начинала щебетать про горожан, про нравы обычных людей, считая все эти разговоры досужими сплетнями. Вожак рассказывал, что когда-то позволил молодой женщине остаться при стае. Солдес был вынужден это сделать, так как Чилва несколько дней бродила вокруг жертвенного камня. Еле живая от отчаяния и скорби, она разыскивала новорожденную девочку. Коту уже приняли в стаю и по традициям вернуть воин ее не смог бы. А Чилва готова была умереть, но уйти не соглашалась. Солдес взял с женщины клятву молчать о тайной жизни воинов. С тех пор Чилва живет в небольшой палатке, готовит еду… и не имеет права вмешиваться в дела стаи и в воспитание Коты. И, сохраняя верность клятве, про замок харца она тоже ничего не рассказывала, несмотря на неуемное любопытство Коты. Врадес, который был н
Лай видел только перед собой — Коту и Шактир, братьев, что стояли напротив, включая Солдеса, да небольшую часть комнаты с альковом, Чилву… он не видел. Женщина, только что испуганно жавшаяся к огромной кровати, исчезла. В глазах Коты плескался страх и робкая надежда. Шактир судорожно сжала ее плечики, наблюдая за кем-то в дальней части покоев харцессы. Раздался решительный женский крик и удар.Кота, которая давно заметила, как кормилица старается незаметно обойти харца и неподвижно стоящих вельмож, пыталась ничем не выдать своих чувств. Чилва явно пробирается к синему трупу. Локк же смотрел прямо на шакти, не оборачиваясь, и у служанки был шанс. Но, увы, использовать его она не смогла. Тонкий женский кинжальчик, которым Чилва пыталась пробить грудь мертвеца, отлетел так, словно женщина ударила камень.— Глупо, — прокомментировал локки и медленно обернулся. — Смело, но глупо. Бросив бесчувственную хар
Шактир встрепенулась, шаря жадным взглядом по лицам. Лай явственно ощутил колючую нетерпеливость голубых глаз. Увидев сына, женщина подалась вперед и несмело протянула руку. Разные эмоции сменялись на ее лице со скоростью несущихся диких лошадей. Страх, недоверие, надежда… Глаза потемнели и скоро стали совсем синими, как у Врадеса. По щекам вновь заструились слезы, но это уже были слезы радости.— А это кто? — странным, как будто деревянным, голосом спросила Кота, столкнувшись взглядом с красными глазами харца. Тот жадно смотрел на кулон, покачивающийся на ее груди.Шактир с ощутимым трудом оторвала от Лая взгляд, полный невысказанной нежности, и оглянулась. Плечики шакти опустились.— Локк, — просто ответила она и тяжело вздохнула. — Странно только, что он нашел другое тело, а не вернулся в мое.— Я бы с большим удовольствием, — вмешался локки в разговор. Пусть магия
Он обошел круг неподвижно стоявших воинов. Никто из стаи даже не пошевелился, но напряжение ощущалось даже в голосах, ни на миг не прекращающих петь слова древней молитвы. Лай спиной ощутил, как харц протягивает к нему руку. Юноша стиснул зубы и сильнее сжал ладони братьев. Он почуял то, отчего стая испытывает такие эмоции. В харца вселился Локк, изгнанный из Вии щитом Дороса! Силы исходила от локки мощной волной, проливаясь водопадом на окружающих. Магия была настолько мощной, что тошнота подступала к горлу, а перед глазами плясали разноцветные круги. Так вот о чем говорила Шактир! — осенило Лая. Локк каким-то непостижимым образом может проникать в других людей. Не только управлять мыслями. Но даже влить в них свою силу — его подозрения оказались верны! Ведь он испытал воздействие на себе. Конечно, лишь малой части духа Локка. А теперь он полностью вошел в тело харца. Неудивительно, что тот сейчас едва жив, — в смысле, его тело. Красные глаза
Юноша вздрогнул, точно очнувшись. Крепко сжав ладони братьев, снова занял свое место в круге. Теперь он ни на секунду не сомневался — это его место! Принадлежащее ему по праву рождения.— Так меня звали когда-то, — немного свысока кивнула женщина и Кота поверила, на секунду увидев блеск былого величия. — Я — Шактир, избранная богами! — Потом горько усмехнулась и добавила: — Была.— Что же произошло? — тихо спросила девушка. — Как ты стала локки? Как вообще такое возможно?— А такое и невозможно, — печально покачала головой Шактир. Глаза, наполненные синевой неба, подернулись легкой дымкой облаков-воспоминаний. — Когда я сбежала, Локк словно обезумел. Он приказал всем локки уничтожать девушек-шакти. В конце концов, выследил меня.— Да, я знаю, — нетерпеливо кивнула Кота. — Двое воинов из серой стаи пытались тебя защитить.
Миген тяжело дышала, прижав руки к груди, и не сводила глаз с белокурой женщины. Но видела не ее. Картины прошлого застилали происходящее, отравляли душу. Сегодня боги вернули ей дочь, но взамен отбирали сына… Как это несправедливо!Лай пораженно замер, недоверчиво разглядывая незнакомку. Осторожно коснулся Врадеса, который, закрыв глаза, тихо пел вместе с остальными слова древней молитвы богам.— Странно как-то. Мальчишка превратился в женщину. Вы уверены, что это тот самый щит бога, а не обыкновенная иллюзия? — Сердце юноши замерло от страха, ведь если он прав, то Кота все еще в опасности. Если, конечно, еще жива.Врадес бросил на Лая взгляд, полный недовольства. Мол, не отвлекай по пустякам. Нахмурив брови, он все же оглянулся на сферу и замер. Выражение лица у воина вдруг стало по-детски растерянным. Руки безвольно опустились, выскользнув из пальцев товарищей. Кродос, стоявший рядом с Врадесом, скосил на брат
— Мадам, — наемный кучер заглянул в маленькое окошечко, — может, есть какой объездной путь? Так мы до вечера плестись будем.— Так узнай, — отмахнулась задремавшая Миген. Она так устала. Женщине уже все равно, сколько они будут ехать и приедут ли когда-нибудь. Во всяком случае, ее путь на земле теперь закончен. А то, что она пока дышит — просто недоразумение, которое нужно исправить. Ведь на самом деле она умерла в ту ночь страшного пожара.Кучер остановил кобылу и спрыгнул в толпу. Миген приготовилась спать дальше, но страшный женский крик вмиг прогнал всю дремоту.Харцесса выглянула в окно. Из дома, напротив которого они остановились, вышли двое мужчин в черных одеждах. Лица их были в масках, руки в перчатках. На руках у одного тоненько ревел маленький ребенок, не больше года от роду. За ними, уцепившись за черные одежды, волочилась по земле молодая женщина и кричала:— Не
Вернувшись, юноша сгрузил все в центр покоев Миген, да передал Врадесу дрыгающееся и орущее покрывало с завернутым в него котом. Харцесса уже встала с кровати, но была все еще очень бледна. Обеспокоенная Чилва ни на секунду не отходила от своей хозяйки, заботливо поддерживая ее. Братья разобрали атрибуты и встали кругом посередине комнаты. Солдес жестом пригласил Лая. Юноша удивился, но послушно подошел. Зеленоглазый вожак снял с его шеи кулон и уложил точно в центр круга, образованного братьями. Оттеснив локки-отступника, встал на свободное место и кивнул Врадесу.Тот сделал шаг, присел на одно колено и одним жестом перерезал орущему коту горло. Кровь брызнула на сверкающий камень, лежащий на ковре. Безжизненная тушка полетела в сторону. Миген слабо вскрикнула, а Лай неожиданно ощутил укол совести. Он хоть и недолюбливал кота, но тот с детства был рядом. Поэтому поспешно отвел взгляд от комка шерсти и во все глаза уставился на камень. Сердце клана ожило. Камень
Миген сидела в глубоком кресле, затаив дыхание. Она сильно изменилась. И так хрупкая, еще больше похудела, и сейчас стала похожа скорее на привидение, чем на живого человека. Впечатление усиливали темные круги под глазами, да блестящие платиной пряди в некогда черных волосах. Зрачки расширены, отчего темные очи казались бездонными омутами. Прошлое будто снова вернулось к ней. Крики, пожар, Сориан… Ребенок…Чилва тщательно избегала смотреть на женщину. Радость оттого, что хозяйка жива, сменилась страхом. Узнав, как теперь живет харцесса, женщина растерялась. Стоит ли ворошить события прошлого, от которого за столько лет не осталось ни следа? Башня, уничтоженная пожаром, была отстроена заново. Сейчас ничего не напоминало кормилице о тех временах, когда она жила здесь.Они находились в полутемной большой комнате — спальне харцессы. Во всем чувствовались незыблемые предпочтения хозяйки. Пол устлан мягкими белоснежными коврами с выс
Юноша оперся спиной на кряжистый ствол дерева. Он мрачно наблюдал за неразберихой, царившей на круглой полянке. Братья пытались облачиться в городские одежды. Началось все с того, что Солдес в сопровождении сурового мужчины с усталым взглядом карих глаз, — имен всех воинов Лай еще не успел узнать, — вытащил большой старый сундук. Внутри оказались разноцветные тряпки. В страшном беспорядке запиханные некогда, выглядели они весьма плачевно: все мятое, перекрученное… И запах! Вожак приглашающим жестом предложил Лаю первым выбрать себе одежду. Пока тот, пытаясь скрыть брезгливость, перебирал пальцами содержимое сундука, Солдес смущенно бормотал про некую Чилву, с уходом которой все пришло в запустение. А ведь еще каких-то шестнадцать лет назад они не могли себе даже представить, что среди них будет жить женщина. Теперь же с трудом привыкали к ее отсутствию. Подобрав более-менее сносные брюки и камзол, Лай быстро облачился и с удив