~~~~~
Я закончила рассказ — и заодно приветливо кивнула вышедшему на порог хозяину кафе, обозначая, что нам можно принести счёт. Патрик, слушавший меня не отрываясь, выдохнул. Пробормотал:
— Вы — блестящая рассказчица. Я почти увидел своими глазами этот провинциальный русский городок, загадочного мистера Азурова и вас, молодую девушку, рядом с ним. И концовка тоже была реалистичной.
— Я бы её описала как «непредсказуемую», — грустно улыбнулась я.
— Именно это я имел в виду, говоря «реалистичная». Знаете, ваша история ощущается как чашка чая, оставленная на столе кем-то, кого вы никогда не видели, но можете почувствовать, что человек был здесь, потому что чашка ещё тёплая.
— Сильный образ. Спасибо.
— Спасибо вам. Так странно думать, что «тётушка Алиса» тоже была девочкой семнадцати лет, влюблённой в своего преподавателя. Интересно, как вы выгляде
○○○○○Переход в этот раз занял больше времени. Почти час я пыталась поймать новую тонкую точку фокуса, заодно осмыслив, что все предыдущие путешествия тоже, по сути, не были сном, а лишь чем-то очень похожим на сон. Как будто на лестнице спуска в сон открывалась маленькая боковая дверца, и требовалось не проскочить эту дверцу…Наконец, на минутку прикрыв глаза, я заметила, что комната как бы отразилась слева направо: зеркало, висевшее чуть правее напротив кресла, оказалось чуть левее, переехал налево open storage unit, превратившись в забавный пузатый комод; сотовый телефон на столе вырос в древний дисковый аппарат; поменялись местами окно и дверь. Да и без этого можно было бы догадаться, что я — в новом пространстве: краски стали тёплыми, яркими, светящимися как будто сами по себе, а контуры вещей забыли понятие о строгих прямых линиях, да и вообще выглядели немного условными, будто не вполне обязательными. Изменилась и я сама: отражение пок
ГЛАВА ШЕСТАЯУважаемые студенты, тема сегодняшней лекции — русский романс. У термина «романс» — многовековая история, происходит он, как говорит Википедия, от испанских повествовательных баллад — что, конечно, не полностью надёжное утверждение. Мы в равной мере можем предположить происхождение этого жанра от итальянских серенад или от немецких миннезангов (дословно «песен любви»), с которыми у него много общего. Романс, если давать лаконичное определение, — это лирическая песня для голоса и инструмента, которая, в соответствии с Оксфордским музыкальным словарём, «имеет особенно личный или нежный характер» (думаю, несколько лекций назад я уже упоминала это определение). Другими словами, это любовная песня в её художественной, обработанной форме, хоть и не всякий романс достигает высот того, что можно назвать классическим искусством. Это, если снова перефразировать, художественная песня,
~~~~~~Cразу после этого занятия случилось то, о чём я продолжаю вспоминать с содроганием, хотя происшествие было, по меркам современного человека, малозначимым, может быть, даже ничтожным.Я уже собирала немногочисленные вещи, когда меня окликнул Адам: тот самый немногословный парень, который, как выяснилось два дня назад, был «партнёром» Патрика:— Мисс Флоренски? Надо поговорить.— Э-э-э… — потерялась я и не нашла ничего лучше, как предложить:— Может быть, нам пойти в кафетерий?— Нет, зачем, — отозвался Адам без всякой вопросительной интонации. — Дальше нет занятий. Посмотрел в расписании.Что-то было в его манере разговора, какого-то персонажа она мне напоминала — и, кажется, не очень симпатичного персонажа… Да, большинство фраз почти любого языка остаются понятными, даже если лишить их вспомогательных глаголов и подлежащих. Но есть же всё-та
******Мне приснился мой повторяющийся сон, который раньше уже снился мне раза два или три, и первый раз — как раз в конце февраля 2009 года, после нашей с Александром Михайловичем долгой прогулки: сон странный, красивый, печальный и немного тревожный. Удивительно, но перед самим засыпанием я знала, что именно этот сон и увижу.Снова была зима, снова падал снег, и мы снова шли вместе — к автовокзалу. Я помнила во сне — как помнила и в самый первый раз, — что мне нужно уехать, а ему остаться, или наоборот: в любом случае, расстаться нам необходимо.Уже на вокзале мы увидели всего две кассы: пригородную и междугороднюю. В первую очередь была длинной, а во вторую стояло всего несколько человек. Нужно мне было вставать во вторую кассу, это была моя судьба, это не обсуждалось, но…— Вам не продадут билета, — сказал Александр Михайлович.И я, оглядев своё простенькое серое платье ученицы православн
~~~~~~~Голос в телефоне ожидаемо сказал, что он, Патрик, встревожен моим сообщением, что именно сейчас он свободен, что он готов зайти через пять минут, если его визит уместен. Я весело подтвердила, что визит уместен (веселиться было, положа руку на сердце, нечему) и за оставшееся время успела немного прибраться в комнате.Патрик действительно постучал в мою дверь через пять минут. Войдя и пробормотав какое-то приветствие, он застыл с немым вопросом в глазах, долговязый, нескладный, но такой милый в этом своём беспокойстве (а на фоне Адама — особенно). Склонил голову на бок, словно некая умная птица:— Что… что произошло?— Вы, это, лучше сядьте, — ответила я уклончиво. Сидячих мест было не так много: два табурета и кресло-шезлонг, мой «снаряд для психонавтики». Руководствуясь принципом «Лучшее — гостю», я усадила Патрика в это кресло, хотя он и пытался слабо протестовать, а сама
******Поступить, после того февральского сна, можно было как угодно, в том числе и очень «по-русски»: промолчать, сказать себе, что ничего не случилось. («А у русских на этом необитаемом острове всё устроилось именно так, как всегда было в России: женщина любила одного, а принадлежала другому». Говорят, что у мужчин среднего возраста на любой случай жизни есть свой анекдот. Интересно, к женщинам среднего возраста это тоже относится?) Да и что, в конце концов, значит один сон? Но для меня он кое-что значил, и не только сам по себе, а в сочетании с той прогулкой — концом той прогулки…Я решилась написать Александру Михайловичу письмо. (Его адрес электронной почты был у всех нас: на его почту мы иногда сдавали домашние задания.) Лёгкое, ни к чему не обязывающее, ни в чём не признающееся: письмо-полунамёк, четвертьнамёк. (За прошедшие годы эта манера стала, кажется, моим вторым «Я», по крайней мере, моим самым
○○○○○○Новый мир, в котором я оказалась, по сравнению с нашим, земным, был очень чётким: как если бы человек с сильной близорукостью внезапно надел очки. Я могла, к примеру, подняв с земли упавший с дерева лист, рассмотреть каждую из его бесчисленных жилок, и внутри каждой жилки, если всматриваться в неё, раскрывались для зрения свои перспективы…Я стояла на берегу пруда с очень спокойной, зеркальной водой (пруд отразил девушку в простом светлом платье с высокой талией, в лёгком летнем капоре), недалеко от барской усадьбы с белыми колоннами, в очаровательном, хоть и слегка запущенном саду. Можно было бесконечно вглядываться в этот сад, изучать в нём каждую веточку… На клумбе передо мной покачивались от утреннего ветра прекрасные кустовые розы: белые, красные, жёлтые и даже изумительные синие. На Земле таких, кажется, и не бывает? Надо будет разузнать…— Вот было бы славно, если бы вы ещё и говорили! — сказала я вслу
ГЛАВА СЕДЬМАЯСегодняшняя лекция посвящена русской рок-музыке. Тема — важна, мы не можем позволить себе пропустить её, даже вопреки тому что ваш покорный лектор, как правило, не очень любит музыку такого рода. Но надо ведь бороться со своими фобиями и комплексами, правда?Никакой рок-музыки в Советском Союзе не было до тех пор, пока государство было «скорее живым, чем мёртвым», если использовать шутливую фразу из русской книги для детей, написанной Алексеем Толстым. Джаз, рок, блюз, техно и иные подобные музыкальные жанры считались идеологическими противниками коммунизма, тем, что могло испортить советскую молодёжь. Высмеивать эти коммунистические страхи, видеть в них очередную нелепость советской жизни и печальный побочный продукт строительства общества в духе Оруэлла — самое лёгкое дело, но при этом более глубокий анализ способен обнаружить некоторую, пусть и искажённую, правду в этом мировоззрении.Артур