Милана
Дрожащими руками снимала куртку, пытаясь успокоиться. Глупая, зачем поехала? Не хотела, пошла против себя, и тут такое… Знала, что Захар – бабник и подлец, но увидеть его с двумя девушками было противно и мерзко, ведь я через две недели выхожу замуж за него. Не по любви, конечно, а по приказу отца, из-за его бизнеса, который у него на первом месте.
Мы никогда не понимали друг друга, как бы я ни пыталась наладить наши отношения, даже будучи маленькой девочкой, когда мы еще жили с мамой. Отец никого не любит кроме себя и своего бизнеса. Хотя нет, сейчас в его сердце Мария. Высокая роскошная блондинка, отбившая отца у моей матери, пока заботилась о ней в должности сиделки. Коварная хищная женщина, притворяющаяся добрым ангелом-хранителем перед моим родителем и всеми, кто на ее взгляд этого достоин, исходя из размера их благосостояния.
Моя мама, Ройф Зинаида Витальевна, к огромному моему сожалению, сейчас живет не с нами и даже не в нашей стране. Она находится в Англии уже третий год, пребывая в дорогостоящей клинике. Диагноз: рак головного мозга. Первое время Зинаида держалась, а потом поникла, и стала отстраняться ото всех, не веря в свое выздоровление. Наши звонки, в которых она постоянно со мной прощалась, обсуждая кончину как само собой разумеющееся, случались все реже.
После общения с мамой, я запиралась в комнате и плакала, надеясь, что этого не случится, и она поправится. Было тяжело ежедневно слышать прощальные слова, но я нуждалась в ее голосе, словах, нежной ласке и любви даже на расстоянии. Раньше мы с ней были очень близки, а сейчас… она никого не хочет видеть, отказывается от моих звонков, и я больше года общаюсь с персоналом, заверяющим, что для ее состояния она себя чувствует нормально, но не желает разговаривать. Не передать, как это больно, когда любимый человек не хочет тебя даже слышать. Такая малость, и не доступна.
Чувствовала себя ненужной, но понимала, что это только из-за болезни, ведь это не в характере матери. Полгода назад, я не выдержала, и, купив билет на самолет, решилась в тайне поехать к ней. Проведать ее, увидеть, хоть на мгновение. Отец, Ройф Сергей Сергеевич, запретил выезд, и меня сняли с самолета. Помню тот позор, непонимание и обиду, но ему было все равно. Он заявил, что, если еще раз попытаюсь такое совершить, он перестанет платить за ее дорогостоящее лечение. На мою истерику, процедил, что я должна уважать желание больной матери, и не быть эгоисткой.
А потом открылось, что его влиятельный деловой партнер, Вигорский Евгений, с которым он совсем недавно стал работать, решил, что его сын должен быть семейным человеком и я идеально подхожу на роль жены. Мой отец, конечно, согласился, и уже полгода как все было решено, а теперь пришло время нас познакомить, чтобы мы привыкали друг к другу. На мой отказ отец стал открыто меня шантажировать лечением моей матери. Раньше он обрабатывал меня в более мягкой форме, напоминая о своей доброте, а теперь категорично и без вариантов. Мои гордость и желания в обмен на жизнь матери. Жестоко, но действенно.
Что сказать, за это время я возненавидела его как никогда, всей душой, чувствуя себя вынужденной пленницей. Совсем не слышала голос мамы, только видела счета за ее лечение, указания и требования. И вот, через две недели моя свадьба.
Что говорить, мой жених, Захар – эгоист, относящийся к современной разбалованной молодежи, живущий на широкую ногу. Он с первого раза мне не понравился, хотя внешне мужчина очень приятен и выглядит довольно хорошо. Но его пренебрежение, презрение, даже ненависть к тем, кто не так богат, отталкивают меня от него как от чумы. Пыталась идти через себя, стараясь быть послушной дочерью, чтобы отец не прекратил выплаты, но с каждым днем становилось все труднее. Внутри я разрывалась от одиночества, обиды и непонимания.
И вот, наивно решила устроить жениху сюрприз, и поговорить по душам. Надеялась, что он поймет меня, и мы станем по-другому общаться. Верила в хорошее и человеческое в нем, спрятанное внутри, что сделает возможным нашу совместную жизнь. Глупо рассуждала, что, если поговорим, мы станем ближе. Но нет, если мужчина ведет себя нагло, подло и даже жестоко по отношению к другим, душа у него черная и прогнившая. А я наивно мечтала попросить о помощи, чтобы съездить к своей матери. Думала… глупая дуреха.
Увидев меня, Захар даже не смутился и предложил войти, а своих «девочек» попросил пройти в комнату и подождать его. Моему удивлению, неверию, ужасу не было предела, на что он только усмехнулся и посоветовал привыкать. Видите ли, после свадьбы только моя жизнь круто поменяется для его удобства и выгоды, а он продолжит вести «обычный» образ жизни.
Надолго меня не хватило. Выбежала со слезами на глазах, не зная, что делать. Даже не помню, как добралась домой. Зато, войдя в дверь нашего двухэтажного коттеджа, поняла, что нужно сделать. Пусть отец, что хочет, то и придумывает, а с меня довольно. Попрошу денег у деда со стороны отца. Ройф Сергей Иннокентьевич – жадный и алчный старик, но ради матери, я попробую с ним договориться, ведь не может быть все так плохо.
Сняла куртку в огромной гардеробной и направилась к мраморной белоснежной лестнице. Резко зажегся свет, и я увидела отца, со злостью смотрящего на меня. Высокий худой светловолосый мужчина, стоял облаченный в черные брюки и белоснежную рубашку, очевидно недавно только явившись с какого-то мероприятия. Если нет Марии, значит, ждал меня, а она уже поднялась наверх. Что же, Захар позвонил и на свой лад рассказал о нашей встрече. Правильно, зачем откладывать разговор на завтра? Сегодня и сейчас.
Уверенно посмотрела отцу в глаза и прямо сказала:
– Я не выйду за него замуж!
Сергей Сергеевич смерил меня пренебрежительным взглядом и, открыв рот, тут же его закрыл. Замерла, совсем не ожидая такой реакции, удивляясь странному поведению отца. Но тут же услышала:
– Я забочусь о твоей матери! А ты – неблагодарная эгоистичная дрянь!
Резко сделала шаг к нему и, пытаясь не сорваться на крик от обиды, хрипло прошептала:
– Это ты виноват, что она закрылась в себе и стала тенью. Уничтожил ее надежды и любовь, жестоко обманывая с сиделкой, а потом избавился, как от ненужной вещи, чтобы не мешала твоим грандиозным отношениям с Марией.
Видела, что он хотел замахнуться, что иногда бывает во время наших споров, но сейчас отец не опустился до нормальной для него низости. С чего бы это?
– Я не избавлялся! – процедил он. – Дал деньги и огромную квартиру.
Меня трясло, вспоминая состояние мамы после того, когда она застала их вместе в гостиной, а отец, как ни в чем не бывало, оделся, и заявил, что больше не намерен жить с больной и немощной женщиной. Эти слова она часто повторяла вечером, сидя в кресле на лоджии, не веря в произошедшее. Зинаида его очень любила, даже после того, что он совершил, и надеялась, что он одумается.
– Зачем ей она, когда мама тяжело болела и хотела твоей любви и заботы, а ты убивал ее, занимаясь новой жизнью!
– Я мужчина! – выплюнул Сергей Сергеевич, стискивая кулаки.
Не стала слушать, развернулась и пошла по лестнице. В душе все кипело, находясь в стадии взрыва. А потом… застыла на месте и пробормотала:
– Никогда тебе этого не смогу простить.
За спиной послышалось неприличное восклицание и громкий крик:
– Мне и не нужно твое прощение. Я любил Зину, но, ни что не вечно.
Медленно повернулась, и тихо задала вопрос, который всегда меня мучил, как только стала подрастать:
– Ее, возможно, «да», когда-то, а меня никогда. Почему?
На секунду в его глазах вспыхнули гнев и злость, но потом они исчезли, а отец, успокоившись, ухмыльнулся и соизволил ответить:
– Ты стала огромным разочарованием для меня. Во всем. Я не хотел такую дочь. И даже сейчас выкаблучиваешься, зная, что у меня будут проблемы, если ты не выйдешь замуж за Захара.
Возмущение плескалось во мне дикими, необузданными волнами, но я решила быть выше истерик. Внимательно посмотрела на отца и гордо произнесла:
– Почему я разочарование для тебя? Что я сделала не так? Всегда примерно училась, золотая медаль, сейчас иду на красный диплом. Соревнования, олимпиады и помогаю тебе на предприятии. Что не так?
Мужчина фыркнул, усмехаясь чему-то, а потом посмотрел куда-то в сторону, и вновь на меня, процедив:
– Да что ты помогаешь? Встречаешь гостей и развлекаешь? Это жалкая должность даже для самой тупой курицы.
– Но другой ты мне не даешь, хотя твой экономист имеет техническое образование и очень некомпетентен в некоторых вопросах, а я…
– Хватит! – резко рявкнул отец. – Еще не хватало от соплячки выслушивать что-то. Если Виола работает, значит, меня устраивает. А ты… а ты… вот тебе я не доверяю!
– Почему? – возмутилась я.
– Нечего совать нос, куда тебя не просят.
– А что, есть что скрывать? – тихо поинтересовалась я, мысленно ставя себе галочку как-нибудь посмотреть финансовые документы по его работе, когда девочки оставят их на столах, что случается очень часто.
Отец почернел взглядом, посылая столько ненависти и злобы, что с непривычки можно было бы отлететь в сторону от такого негатива. Но я привыкла, отец никогда не был другим по отношению ко мне.
– Много говоришь, девчонка. И … как ты собираешься достать деньги? – приподняв левую бровь, спросил он.
– Попрошу у деда, – спокойно проговорила я. – Думаю, он не так жесток, как ты, чтобы продавать родную дочь.
Отец рассмеялся скрипучим неприятным смехом, что стало не по себе. В это мгновение передумала все: что дед поддерживает его и все в курсе нашего конфликта с отцом, и что никто мне уже не поможет. Самые плохие и страшные мысли, режущие по живому. Но Сергей Сергеевич, успокоившись, с интересом посмотрел на меня и предложил:
– Что же, попробуй. Отец, даже мне, родному сыну, ничего не дал для того, чтобы я встал на ноги в мире бизнеса. А тебе… тебе… Попробуй, мне даже интересно, что старик тебе ответит.
Сказав это, он развернулся и направился в кабинет, а я продолжала стоять, чувствуя на себе липкую неприятную паутину от его слов. Но тут Сергей Сергеевич резко остановился, и отчеканил:
– Милана, если завтра вечером ты не дашь мне положительный ответ, то я закрою твои счета, а также дам запрет на все счета за лечение твоей матери. И делайте что хотите. Мне плевать.
Бросив грязные слова мне в лицо, он продолжил свой путь дальше, а я села на ступеньку лестницы, не видя ничего перед собой. Слезы рвались наружу, несмотря на мои вечные обещания и оправдания, что я привыкла и больше никогда не буду плакать. Но нет, почему-то так невыносимо больно, что невозможно дышать.
Завтра с утра поеду к деду и поговорю с ним. Обязательно. А пока… пойду спать. Вечер у меня сегодня просто ужасный. Посмотрев на часы, ужаснулась времени. Три часа ночи.
Поднялась и тихо пошла по мраморной лестнице, а потом по коридору в свою комнату. Через полчаса я лежала в кровати и держала в руках рамочку с фотографией мамы. Она на ней такая веселая, лучезарная, с огромным счастьем в бездонных голубых глазах. Медленно провела пальчиком по ее светлым длинным волосам и самой ласковой, нежной улыбке. Старалась не думать о причинах и следствиях, просто вспоминала, вновь чувствуя себя любимой и нужной, маминой девочкой.
Ройф Сергей Иннокентьевич сидел в черном кресле и, недовольно прищурившись, смотрел на меня. Дедушка был человеком весьма сложного характера, даже скверного и склочного, что, несомненно, отражалось в его манере общения. Особенно он не терпел неуважения к себе, ни в каком виде, что доходило до паранойи. Считался суровым директором-диктатором, являлся бездушным отцом и жестоким мужем для своей второй жены. Раньше он был другим, когда была жива моя бабушка, насколько знаю по рассказам тети Марины, живущей в Германии, и не поддерживающей с ним даже простых отношений «привет-пока». Но не утверждаю, потому что Федора Егоровна покинула наш мир, когда мне было три года, а тетя Марина была очень обижена на отца, по причинам, которые никому не известны, и никогда не отзывалась о нем хорошо. Мужчина был высокого роста, очень худым и немного горбился, когда ходил. Длинный нос и неприятный прищур глаз напоминали мне персонажа из новогоднего мультфильма «Рождественская история», а и
Отсидела пары, находясь в отличном настроении. Готова была петь соловьем. Посмотрела на часы и поняла, что есть пятнадцать минут свободного времени, а потом пойду в актовый зал. Спустилась по лестнице на первый этаж и пошла к выходу, желая немного подышать свежим воздухом, когда зазвучала мелодия моего сотового телефона. Захар. Не хотелось разговаривать, но почему я должна бегать и прятаться? Нажала прием и сухо ответила: – Слушаю. – Нам нужно поговорить, чтобы больше не расстраивать родителей, – сразу выдал мужчина деловым тоном. Родителей? Для моего отца расстройство – это нормальное состояние в отношении меня. – Захар, я не выйду за тебя, – спокойно произнесла, надеясь, что он поймет. – Милана, давай без девчачьих капризов. Поговорим и все решим. Я через полчаса буду на стоянке университета. Жди. – У меня репетиция, – мгновенно проинформировала, не собираясь пропускать подготовку к выступлению из-за него.
В огромном актовом зале было оживленно и весело, участники мероприятия кучками сидели на местах зрителей, о чем-то разговаривая, другие пели или танцевали, ну а Ирина Васильевна кричала громче всех, объявляя номера по фамилиям. Слушала я лишь краем уха, меня до сих пор трясло. Сидела в стороне от всех, как прокаженная, и надеялась быстро спеть и уехать. Если бы я не обещала, то давно бы уже была в парке. Очень часто езжу в это красивое успокаивающее место отдыха, чтобы побыть одной и обо всем подумать. А так… приходится здесь на сотый раз прокручивать всевозможные варианты и пути их решения в сложившейся ситуации. Но, к сожалению, приемлемого и выгодного выхода для меня нет, как ни крути. Единственное, что необходимо сделать – взять письменное обязательство с отца о том, что он будет выплачивать все расходы на лечение матери, а потом заверить у нотариуса. Еще, нужно съездить в банк и уточнить вопрос о состоянии моего счета. Проверить не мешает. Но вероятно, э
Сумасшедшие потрясающие ощущения, от которых я визжала и кричала, искренне и страстно радуясь этим мгновениям. Такого со мной еще никогда не было. Просто непередаваемый калейдоскоп взрывных эмоций. Постоянно вертела головой, выглядывая из-за спины Лены, желая видеть, что там впереди, ни на секунду не закрывая глаза. Была в восхищении, как никогда, и не хотела, чтобы это счастье когда-нибудь заканчивалось. Через полчаса мы уже выезжали из города. Правда, по пути сделали остановку в KFC, купив еды через окошко для тех, кто на колесах, а потом понеслись по гладкой захватывающей шумной дороге. Как только приехали к озеру, и я очутилась на земле, с диким восторгом закружилась, не переставая смеяться от радости. – Как мало для счастья нужно, – заметила Елена, улыбаясь мне. – Это потрясающе! Классно! – кричала от восторга. – Рада, что тебе понравилось, – довольно проговорила она, облокотившись о сиденье байка. – Я бы все отдала, чтобы научить
День шел в обычном режиме. Кроме «радости» за завтраком видеть злобное выражение лица отца и ехидный – мачехи, всегда провожающей его на работу, никаких изменений не было. Даже странно. Очевидно, отец решил эти две недели не встречаться со мной, чтобы не расстраиваться изменениями в поведении дочери. На последней паре отправила сообщение Андрею: «Привет. Это Милана. Сможем сегодня встретиться для знакомства и первой поездки? Очень надеюсь». Отослала и, положив сотовый рядом с собой, с нетерпением ждала ответа. Через некоторое время телефон зажужжал, так как поставила на режим «вибро», и я прочитала: «Привет, Милана. Конечно. Лена вчера звонила, рад буду тебя учить. Давай встретимся в парке где-то часиков в шесть. Сегодня можно уйти пораньше с работы, поэтому рвану сразу за тобой. Внимание! Одежда: джинсы или кожаные брюки, куртка. Никаких юбок и платьев! Обувь без каблуков. Второй шлем у меня есть. Только ты в нормальной одежд
Больше двух часов мы катались по трассе, обгоняя всех, кого можно на беспредельной скорости, казавшейся мне уже вполне нормальной. Андрей даже уделил тридцать минут моему обучению, периодически хмурясь и недовольно ворча, что с такими темпами кладбища и заполняются молодыми сопляками. Но я не обращала внимания на его комментарии, если только по делу. Старалась ехать правильно, чувствуя спиной огромное мощное тело мужчины, держащего меня за талию, чтобы в любой момент отнять управление. Это он так объяснил свои прикосновения ко мне, вернее, рявкнул, чтобы сомнений не было. Тяжело было сосредотачиваться, когда он все сильнее прижимал меня к себе. Несколько раз просила об остановках, чтобы порадоваться за обучение и прийти в себя от взвинченного состояния, которое появилось благодаря моему учителю, постоянно задевающему некоторые части моего тела. Даже ласкающему, я бы сказала. Поэтому щеки горели, сердечко колотилось, а тело дрожало. Решили остановиться у кафе близ дор
Милана Андрей довез меня почти до нашего высокого забора, не доезжая до дома двести метров. Он ничего не сказал о районе, где я живу, только внимательно посмотрел в глаза и буркнул: – Завтра в пять. Потом рванул с места, не дожидаясь моего ответа. А я и не собиралась ничего говорить. На тот момент была возмущена его предложением, но находилась на грани искушения. Медленно побрела домой, с улыбкой на лице. Сняв куртку в гардеробной, прямиком направилась в кабинет к отцу. Он сидел со стаканом виски в своем кресле и что-то писал ручкой на бумаге. Никогда не любила эту комнату. Неприятное темное помещение с громоздкой мебелью темной расцветки: шкаф во всю стену, старинный красный стол, стул и кожаный диванчик черного цвета, а на стенах развешаны множество чучел диких животных. Мерзость. Так и хочется сразу сморщиться, и убежать. – Нужно стучать, – злобно выдал отец. – И тебе добрый вечер. Что с мамой? Почему
Милана Почти всю ночь не спала, думая о предстоящем разговоре с мамой, или хотя бы с персоналом, если, как они заявляют, ей плохо, и она вновь откажется со мной говорить. А что думать, когда уже год не дают услышать ее голос, или увидеть со стороны? Неужели все хуже и хуже? Совсем нет надежды? Почему так несправедливо? Понимаю, что возможен ужасный итог, но мне страшно даже вслух произнести эту фразу. До такой степени боязно, что начинает трясти лишь от вероятности такого исхода. Проснусь, а у меня больше нет любимого родного и единственного человека, которому я дорога. Кровь леденеет в жилах от мысли, что я останусь без нее. Приняв душ и спустившись в столовую, увидела отца, сидящего за столом, а рядом с кружкой лежала телефонная трубка. Отлично. Помнит. Сергей Сергеевич с досадой посмотрел на меня и произнес: – Значит так. Ричард Булл сам тебе сейчас перезвонит, и вкратце обрисует ситуацию с Зинаидой. Но предупр