Такси тащилось так медленно, что он начал про себя злиться. Мало того что не успел на ранний рейс, так еще таксист попался излишне осторожный и вел машину по свободному шоссе со скоростью черепахи, травя никому не нужные истории. Сальвадор разве что не скрипел зубами и с трудом сдерживался, чтобы не попросить водителя замолчать. Похоже, полз тот с такой медлительностью не столько из осторожности, сколько из желания поговорить. Наконец‑то машина принялась взбираться вверх по крутой, закручивающейся спиралью, дороге. Сальвадор выглянул в окно. Девяносто девять процентов из ста, что девушка после их вчерашнего разговора собрала вещи и поехала следом за мужем. Девяносто из ста, что не упустила возможности заехать в этот поселок, чтобы самой разузнать историю Пабло Молины. Конечно, она могла оказаться из нелюбопытных, но все же он поставил на то, что вместо Мадрида она прилетит сюда. Девушка могла быть излишне осторожной, но вся ее осторожность уходила на задний план, когда дело касалось
На следующий день я самым неожиданным образом проспала, чего со мной не случалось очень давно. Я относилась к ранним пташкам, просыпаться за полдень было совершенно не в моих правилах. В первый момент, увидев, что на часах четверть первого, я подумала, что они сломались. Но когда увидела на мобильном телефоне, вскочила и заметалась по номеру, собирая немногие вещи в чемодан. Как же так вышло? И даже хозяева гостиницы не обеспокоились тем, что их постоялица загостилась: обычно выехать из номера просят до полудня, а то и в десять утра. Словно в подтверждение моих мыслей, в дверь постучали. Решив, что это пришла горничная, я распахнула дверь и ойкнула от неожиданности, потому что на пороге стоял Сальвадор.–Доброе утро!– церемонно, будто мажордом, поклонился он.Я смущенно спряталась за дверь, устыдившись своей пижамы и растрепанных волос. Сальвадор, в черной водолазке и отглаженных черных джинсах, выглядел безупречно. Остроносые пижонские туфли бы
Пока я в молчаливом испуге взирала на происходящее, Рауль уже обнял парня за плечи и чуть наклонил к себе, так, что запрокинутая голова качнулась и свесилась на грудь, словно у тряпичной куклы. Спутанные в дреды волосы упали на лицо, и до моего сознания наконец‑то дошло, что этот парень – Чави. В это короткое мгновение я заметила, что у него из носа струится кровь.–Что с ним? Его избили?!– испуганно закричала я.Рауль, не обращая на меня внимания, быстро заглянул Чави в глаза, раздвинув веки, а затем торопливо нащупал пульс.–Похоже, передоз,– произнес он, и эти слова прозвучали громом среди ясного неба.–Вот ведь дерьмо какое,– процедил сквозь зубы Хосе Мануэль, отпихивая носком ботинка свернутую бумажку, валяющуюся рядом с царапающими пол пальцами Чави.– Ты можешь привести его в чувство?–Не в моей компетенции,– тихо сказал Рауль.&nb
В Галисию, город Ла Корунья, мы приехали с опозданием почти на сутки. К счастью, график был рассчитан так, чтобы без помех проделать такой долгий путь. Как будто в воду глядели. Опоздание никак не отразилось на подготовке к концерту, разве что съело свободное время, которое музыканты рассчитывали использовать в личных целях. Дорога прошла без эксцессов, большая часть пути пришлась на ночь, поэтому почти все эти часы мы провели во сне. Чави чувствовал себя хорошо, но был явно не в настроении. В микроавтобусе сел отдельно от всех, возле перегородки, отделяющей салон от багажного отделения, в которое со всеми предосторожностями были погружены инструменты. На встревоженные вопросы своих коллег отвечал с неохотой. А когда с ним заговорил Рауль, вообще буркнул что‑то невежливое, так что Рауль, не ожидавший такой реакции, растерялся. Но оставил друга в покое, решив, что Чави расстроен пропущенным концертом и задержкой по его вине. Мне же подумалось, что между Чави и Раулем возникло напряже
Я сопротивлялась изо всех сил, но тот, кто меня тащил к открытой двери, был, казалось, сильнее меня в разы. Я его не видела, темнота скрывала очертания его фигуры. Я лишь слышала его натужное сопение. Когда я догадалась, зачем меня волокут к балкону, меня захлестнула паника. И в этот момент раздался спасительный стук в дверь. Я замычала изо всех сил, и потенциальный убийца вдруг отшвырнул меня и сам скрылся на балконе.Я лежала на полу, растирая ушибленное о столик бедро и тяжело дыша. Стук в дверь прекратился. А в моей голове мысли оказались разбитыми даже не на осколки, они рассыпались крошкой.Привел меня в себя звонок мобильного телефона. Решив, что это Рауль, я нашла в себе силы подняться и дойти до спальни. Но в трубке услышала другой голос.–У меня есть к тебе разговор,– сказал Сальвадор, не извинившись и не поздоровавшись.–Вы видели, который час?!– воскликнула я, пытаясь дышать ровно, не прерывисто.
В первый раз это случилось во время болезни. От усталости ли, от неутомимой ли погони за победой я тяжело заболел. И в одну из ночей, когда лежал с высоченной температурой, в полубреду, увидел себя в другой эпохе. Я был бродячим музыкантом, у меня была другая внешность, но это был я. Сон ли мне приснился, видение ли, порожденное горячкой, посетило – не знаю. Но очнулся я с четким ощущением, будто видел себя в другой эпохе. Может, со временем я бы забыл о том случае, но с тех пор меня стали нередко посещать подобные видения. Иногда это были просто мысли: я задумывался, и мне на ум приходила какая‑нибудь новая подробность из «той» жизни. Я настолько стал соотносить себя с тем музыкантом, что иногда забывался, в каком времени живу. «Та» жизнь будто стала заменять мне настоящую. История врастала в меня, пускала новые ростки, текла по моим венам вместе с кровью, билась вместе с сердцем. И я больше понимал себя, понял наконец‑то, что имели в виду те, кто гово
Поговорить на следующее утро нам так и не удалось: день был занят подготовкой к дороге, посещением группой двух программ. А следующую ночь мы провели в дороге.Сеговия встретила нас готичным туманом и мрачностью узких каменных улиц, а также пробиравшим до костей холодом. Даже Ла Корунья с ее ветрами, дующими с океана, была теплее. Или мне так казалось, потому что еще по приезде в Галисию наши отношения с Раулем дышали жаром, а когда мы оттуда уезжали, их словно тронуло изморозью. Нет, мы с ним разговаривали – на отвлеченные темы, старательно обходя в разговоре ту ночь. Но все же будто нарушилось какое‑то равновесие в наших отношениях, и мы оба поддерживали его лишь с видимым усилием.Отель, в котором нас разместили на этот раз, напоминал советские дома культуры с большим холлом с огромными зеркалами в позолоченных рамах, мраморными лестницами с колоннами и красными дорожками. Мы поднялись в свой номер, Рауль достал из чемодана сменную одежду и кивнул на дверь ван
Я стояла неподалеку от сцены и сквозь пелену слез пыталась поймать взгляд Рауля. Но он то ли не видел меня, то ли делал вид, что не замечает. Я слушала его и не слышала, потому что в ушах звучал его оклик: «Анна!.. Анна!». «Анна…» Если бы можно было перевести часы на несколько часов назад и изменить ситуацию. Если бы было можно…–Что он делает?!Рядом со мной оказался Хосе Мануэль. Не сводя напряженного взгляда со сцены, он нервно провел ладонью по волосам.–Что с ним сегодня? Ни в одну ноту не попадает! Ты слышишь?– повернулся он ко мне. Я, сглотнув комок в горле, еле заметно кивнула.– Может, он себя не слышит? Или музыку?И я только сейчас поняла, что Рауль на самом деле сегодня ставит концерт под угрозу срыва: то пропускает слова, то запаздывает со вступлением, то просто промалчивает целые куплеты. И, как правильно заметил встревоженный Хосе Мануэль, не попадает в нот
Квартира встретила меня могильной тишиной и каменным холодом, будто она в одночасье превратилась из недавно еще теплого жилища в склеп похороненных воспоминаний. Я даже почувствовала себя тут чужой – живой человек среди выцветающих призраков счастливых моментов. Я переступила порог и остановилась, поняв, что, если сделаю еще шаг, расплачусь. Присела на оставленный у двери чемодан и обхватила себя ладонями, пытаясь согреться. Меня колотило от холода так, что даже стучали зубы. Не думала, что возвращение в дом – наш дом – окажется таким мучительным.Не знаю, сколько я так просидела у двери, может, всего несколько минут, а может, целую вечность, опомнилась от мысли, что приехала я не затем, чтобы предаваться рефлексии. У меня на нее еще будет время – бесконечность одиночества. Потом. Я встала, втащила чемодан в спальню, затем включила отопление, сняла верхнюю одежду и легла на кровать, думая отдохнуть с дороги немного. Но и сама не заметила, как провалила