За воротами начиналась широкая мощённая плиткой дорожка, которая, постепенно разветвляясь, вела к разным постройкам. Когда-то они были белыми, но сейчас потемнели от времени и непогоды. Храм, колокольня, вытянутые одноэтажные бараки, несколько деревянных домов, которые я бы причислила к хозяйственным. Монастырский двор производил странное впечатление, я бы сказала, двоякое. С одной стороны, почти во всем чувствовалось спокойствие и величие. Здания дышали временем, древностью. Они стоят здесь очень долго и простоят ещё не один век. Хочешь, не хочешь, а оробеешь. С другой стороны, везде были заметны следы различных работ, начатых, но словно брошенных на полдороге, часть стены побелили, часть нет, одна из мощёных дорожек вела «в никуда», обрываясь с левой стороны двора. Около деревянного сруба были сложены доски, когда-то свежеспиленные, сейчас потемневшие и разбухшие от влаги, тронутая ржавчиной пила валялась рядом.
Псионник стал методично обходить все постройки, пугаОтголосок силы блуждающего Дмитрий уловил сразу же, без всяких приборов.– Что за…? – Александр не договорил и нахмурился.Псионники совместно набрасывали план вечерних мероприятий. Демон не стал посвящать парня в детали дела по закрытой категории, ограничился правонарушениями, зафиксированными в монастыре. Вину за это Саша почему-то взял на себя. Доля правды в этом была, мог бы и раньше обнаружить, каждые выходные к тётке катается.– У кого из местных хвосты?– Почти у всех, – ответил парень, – но мелочовка…Дмитрия кольнуло неприятное предчувствие.– Лена! – крикнул он, поднимаясь.Ни в доме, ни на крыльце, ни на участке её не было.– Туда она ушла. К мертвец… к десятому дому, – махнула рукой хозяйка. – Скучно околесицу вашу слушать.Разделяющее дома расстояние показалось Станину бесконечным. Он чувствовал силовое усиление атак и знал, откуда они исхо
Мотор мерно урчал, Дмитрий вгляделся во тьму дороги и перевёл взгляд на спящую на соседнем сиденье девушку. Мысль о том, что он один в один повторяет путь двадцатипятилетней давности, путь Сергия Астахова в ночь с четырнадцатого на пятнадцатое мая, не давала ему покоя.Раскопки в обители не дали никаких сенсационно разоблачительных сведений. В этот раз настоятельница была разговорчивее, прямо-таки пылала готовностью выложить сведения и избавиться, наконец, от присутствия специалистов.К счастью, среди сестёр нашлась одна, помнившая Маринату, пришедшую в монастырь ещё при прошлой настоятельнице и так и не успевшую принять постриг.– Пугливая она была, словно олень, – сухонькая круглая старушка, казалось, рада была поболтать. – Уж не знаю, кто её сюда определил али сама пошла… Тихая, лишний раз глаза поднять боится, только шмыг-шмыг туда-сюда. Работать, правда, не очень любила, но это по первости у всех, к послушанию быстро привыкают.&ndas
Я поймала себя на мысли, что начинаю ненавидеть больницы. Какой-то замкнутый круг: что ни сделаешь, куда ни пойдёшь, всё едино, рано или поздно окажешься здесь. Жизнь человека начинается в казённых стенах среди людей в белых халатах и зачастую там же и заканчивается.Молодой мужчина, которого нам представили как главврача, сидел за большим столом и очень эмоционально ругался в телефонную трубку. Едва зайдя в кабинет, я поняла, что с документами возникли проблемы. И именно с нужными.– Я не могу отвечать за своих предшественников. – Он грохнул трубкой об аппарат, та жалобно звякнула. – Архив в таком состоянии, что удивительно, как там до сих пор мыши всё не съели. Простите, но помочь вам, увы, ничем не могу. – Молодой врач казался искренне расстроенным.Мой телефон, в последнее время словно нарочно мешающий всем и вся, заиграл весёленький марш. Я виновато посмотрела на мужчин и сбросила вызов. Опять Влад.– Сколько ещё историй болезни
Сорвалась я на улице. До этого заставляла себя равномерно переставлять ноги и не бежать, вдыхать воздух через равные промежутки времени, прислушиваясь к барабанному бою сердца. Не торопиться, не реветь, не кричать. Ты сможешь, уверяла я себя. Но, конечно же, не смогла.Глотнула залпом холодного ночного воздуха, закрыла лицо руками и разревелась. Словно маленький ребёнок, брошенный родителями, не понимающий, за что и почему взрослые так обошлись с ним.Я знала, что Дмитрий, стоит рядом, чувствовала всем телом. Не надо, не подходи, мысленно взмолилась я. Жалость и утешение мне пока не нужны.Хриплые рыдания рвались из груди нескончаемым потоком, казалось, ещё немного и они разорвут на части. Я оплакивала себя, своих несчастных родителей, девочку, не прожившую и дня.Впереди - освещаемая лишь луной автостоянка, позади - яркие окна больничного корпуса. А на этой полоске земли, поросшей деревьями, темнота и мрак. Так же, как и внутри меня. Бесконечный, казалось бы, по
Кто бы знал, как Дмитрий устал от своей любимой некогда машины. Который день он проводит за рулём, десяток часов в замкнутом пространстве салона, и даже постоянно меняющийся пейзаж перестаёт радовать. Неужели он начал скучать по своей пустой квартире и обычной кровати? Похоже, что так. Сейчас бы вытянуться во весь рост и проспать сутки, забыв обо всем на свете.Лена бросила озабоченный взгляд с соседнего сиденья. При воспоминании о последнем происшествии руки сами собой сжимались на кожаной оплётке руля.Все, у кого есть хвосты, знали: призраки ядовиты. Служба контроля не афишировала эту информацию, но и не охраняла на уровне имперской тайны. Этот факт из разряда условно опасных. К примеру, все знали, что газом дышать нельзя, но пользоваться плитами от этого не перестали. Призраки редко принимали физический облик перед живыми, да и для летального исхода нужно принять внутрь (проглотить или вдохнуть) не менее пяти-десяти кубиков материи блуждающих, в зависимости от веса и в
События завертелись, словно на карусели. Охранники, никого в квартире не нашедшие, получили строгий выговор от прибывших работников имперского корпуса, были грубо отстранены от расследования и понижены в статусе от участников до свидетелей. Следующими подъехали пси-специалисты, которые точно так же поступили с самими операми.К дележу власти Дмитрий остался равнодушен, состояние девушки волновало его куда больше. Чтобы хоть что-то сделать, он перенёс её на диван, стоящий в подсобном помещении, Лена к перемещению в пространстве осталась равнодушна, не откликалась и не реагировала на лёгкое обрызгивание водой (идея Андроса). Приехавшим медикам оставалось лишь констатировать смерть потерпевшей, и поэтому они безотлагательно занялись её внучкой. Диагноз «шок» Демон мог поставить и сам. Врач ловко сделал укол, девушка, среагировавшая скорее на боль от иглы, чем на лекарство, оглядела всех мутными глазами и отключилась.Осмотр места преступления и допрос свидетелей з
Я бежала под холодными струями дождя. Недоуменные взгляды людей, прячущихся от непогоды под зонтами, упирались мне в спину, словно подталкивая, заставляя спешить ещё больше.Убежать, как можно дальше, уйти, пока он меня не хватился. Мой взгляд скользил по улице в поисках высокой фигуры. Людей в столице много, и все всегда куда-то спешат в этот ранний час.За спиной осталось квартала четыре, прежде чем я смогла остановиться. Не люблю Заславль, большой город, и люди в нем, нет, не плохие, скорее, равнодушные. Как бабушка здесь живёт? Воспоминание резануло по ещё не закрывшейся ране. Жила. Надо привыкать говорить в прошедшем времени.Что я натворила? Мы натворили.Бессмысленно задавать вопросы, на которые некому отвечать.Надо забыть. Запереть навсегда память о прошлой ночи. Я подняла руки к горячим, несмотря на ледяные капли, щекам. От воспоминаний по телу прошла дрожь. У меня нет права ни на что – ни на любовь, ни на жалость.Дождь смешивался со сл
– Бабушка никогда не поступила бы так со мной. Слышите, – в отчаянии, боясь хоть на мгновенье поверить его разумным, гладким объяснениям, я повысила голос.– Нирра оставила записку. Написала от руки, – привёл он последний довод. – Одна строчка. Вернее цитата: «Нет власти большей, чем мы даём над собой сами». Знакомо?На заре становления империи и развитии пси-науки было такое направление, как «изволичность». Его приверженцы считали, что власть блуждающих над живыми основана на слабоволии людей. То есть призрак атакует, только если ты позволяешь. Самовнушение – великая вещь, по историческим данным, «изволисты» шли на всё, чтобы подтвердить теорию. Они убивали, а потом с улыбкой выходили на суд мёртвых. И умирали с этой фразой на устах: «Нет власти большей, чем мы даём над собой сами». Блуждающему нет никакого дела до человеческих убеждений, религий, научных теорий и даже настроения.Я н