— Возможно. В книге. В одной. У «Хроник эпохи истребления» и «Забытой истории запада» есть копии. А у дневника Тура Бегущего — нет. Если книга не уникальна, то кража лишена смысла.
— Картэн сказал, он жил не в то время.— Да, но он много ездил, много слышал и видел. Легенды, слухи, страшные сказки на ночь, — я вздохнула. — Это пока единственная надежда, если нам хотят помешать, значит, мы на правильном пути.Я позволила себе легкую улыбку, потому что страх ослаб, отступил на один шаг. Да, люди такие, они живут, пока думают.Пашка оскалилась, выпрямила спину и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, выжидающе замерла, сложив руки на груди.— Не думал, что увижу тебя здесь снова, Прасковья, — протянул вышедший спустя минуту на дорожку мужчина. Только он один называл ее так.Змея зашипела, но как-то тихо, без злости, клыков, когтей и темнеющей на коже чешуи.— Ты редко утруждаешь себя этим, Угрим. — Она рассматривала ледяного учителя моей дочери, кривя губы от презрения.Не в первый раз замечаю: там, где прошла легенда зимы, вскоре появлялся ледяной колдун. В светлых глазах мужчины не отражалось ничего: ни радости, ни ненависти. Бывшие любовники. Бывшие враги. Земля детей не пускала сюда тех, чьи сердца полны ненависти. Эти двое не могли быть здесь. И, тем не менее, были.Угрим едва заметно усмехнулся и картинно похлопал в ладони. Ни один звук не сопровождал этот нарочитый жест.— Браво, Прасковья, ты сумела обуздать звериные инстинкты.— С инстинктами все в порядке, просто твоя персона, Угрим, для них обесценилась. — Пашка отвернулась и, подхватив меня под руку, зашагала в сторону.Мужчина остался стоять, всматриваясь в темные окна библиотеки, по-прежнему оставаясь таким же равнодушно-замороженным.— Впечатляюще, — пробормотала я. — Ты и в самом деле успокоилась? Или опять лазейка в магии? Как в прошлый раз земля детей впустила тебя в его отсутствие?— Я даже не знаю, был ли он тогда здесь, — фыркнула явидь, и тихо добавила: — Мне не до ерунды. Угрим не стоит и волоска Кости. Высшие уберегли, и мой Невер не от него, не от горничной Алисы Седой. — Она рассмеялась, только смех вышел совсем уж невеселый.Мартын не пришел на ужин. Причин этому могло быть множество: от банальной занятости до неприятного похищения с последующим избиением и поеданием неведомыми врагами. В последнее упорно не верилось, потому как в случае реальной опасности контролирующий свое тело целитель мог легко выбросить в кровь порцию адреналина, переключая сердце сразу на пятую скорость. Хранительница придет на помощь любому воспитаннику, стоит тому лишь испугаться. А враги умрут, ну, или, потирая отбитые пятые точки, разбегутся по корпусам зализывать раны и жаловаться на злую охраняющую.
Марик и Алиса так же не появлялись. А вот поджигатели петард на отсутствие аппетита не жаловались, один из них на ходу запихнул в рот бутерброд и выбежал за дверь. В одном из залов, где столы покрыты скатертями, а еду разносят на подносах, сидели две подружки Марта. Брюнетка шмыгала носом и чесала покрасневшие ладони, рыженькая успокаивала. Первая любовь — дело хлопотное, это я по себе знаю.Но червячок сомнения и тревоги продолжал подтачивать изнутри. Поэтому через десять минут мы стояли перед одноэтажным деревянным домиком. Такому самое место в сказке о трех поросятах, только серого волка по соседству не хватает.— Уверена? — спросила я Пашку.— Следы не врут.Сразу от входной двери начинался широкий коридор с дверьми, что вели в ученические спальни. В той, куда привел нас запах Мартына, никого не было. Лишь голубая в полоску футболка, что была на парне с утра, небрежно валялась на кровати. Обычная комната, не очень большая, но и не маленькая, стенной шкаф с распахнутой дверцей, стол, стопка тетрадей, вечно покачивающийся маятник, рамка с фотографией скудного горного пейзажа, с которой она, похоже, и продавалась. Ни ноутбука, ни планшета. Хотя толку от устройств на земле детей немного, без выхода в интернет они мало чего стоят. В стаканчике от канцелярского набора ни одной ручки, ни одного карандаша. Покрывало на кровати смято.— Что ж, мы знаем, что он здесь был, — сказала змея.— Он хотел поговорить с книгочеем. — Я вышла в коридор и громко крикнула. — Алексей!Просто наудачу. Того, с кем хотел поговорить молодой целитель, могло не быть в комнате, в корпусе, да и вообще, в filii de terra.Несколько секунд в коридоре стояла тишина, а потом Пашка развернулась к двери справа. Створка приоткрылась, и в коридор выглянула вихрастая, неопределенного окраса голова.— Мартын у тебя? — спросила явидь и, не дав парню открыть рот, нагло протиснулась в чужую комнату.— Эээ… нет. Пару часов как ушел. — Парень посторонился, пропуская улыбающуюся девушку в комнату.Длинный, худой, с выступающим вперед носом и подбородком — когда повзрослеет, его лицо станут называть хищным, но пока круглые детские глаза придавали будущему хищнику наивный и растерянный вид.В комнате книгочей был не один. На кровати, на темно-зеленом покрывале, сидел черт. Круглые копыта, жесткие курчавые волосы, скромные рожки и черные вздернутые губы. В смуглых руках — книга, вернее, тетрадь в желтом кожаном переплете.Острым шипом кольнуло разочарование. Пропажа найдена, а значит, мои рассуждения перешли в разряд фантазий, и мы снова вернулись к исходной точке.Пашка вопросами не задавалась, а просто выхватила у студента том и открыла посередине.— Опять инопись, — простонала явидь и протянула желтый переплет мне.— Сначала Март, теперь они. — Глаза черта блеснули. — Дураки, ворующие у Картэна, до последнего года, как правило, не доучиваются.Я раскрыла тетрадь, уже понимая, что книга не та. Другие страницы, другой язык, более светлые чернила, да и рука, выводившая строчки инописи, иная. Сходство, начавшееся обложкой, ей же и заканчивалось, на этой даже уголки не успели засалиться.— Где Мартын? — спросила Пашка.— Не знаю, — ответил худощавый парень.— Ушел. Наверное, в библиотеку, — черт по-детски хихикнул и качнул рогатой головой, — пытал Леху насчет какого-то учебника по истории, а потом убежал.— Много напытал? — Я протянула тетрадь обратно.— Без понятия. Если надо, Леха ему любой учебник от корки до корки процитирует. — Нелюдь взял книгу и бросил рядом с собой на кровать.— Аррко прав, — пожал плечами книгочей. — Мы так и не поняли, что именно Мартын хотел. Ушел недовольный. Книги, как я понял, так и не нашлись?— Это же глупо, — фыркнул черными губами черт.Забавно, но он дал происходящему ту же характеристику, что и Мартын. Все это пахло глупостью.— Сперва кеды, потом рубашка, книги. Прошерстили бы малолеток на предмет созревания, глядишь, нашли бы пропажу под подушкой, как вспомню Лидку, — тихо пробормотал книгочей, когда мы уже повернулись к выходу.— Стоп. — Я нахмурилась. — Пропадали и другие вещи?— Да, — ответил худой парень, но как-то уж очень неуверенно.— У меня ничего не пропадало, — поднял руки Аррко. — Меня не впутывайте.Я посмотрела на книгочея.— Ну, у Марта вроде бы кеды сперли.— Вроде бы, — передразнила змея.— Да он и сам не знал, сперли или в раздевалке забыл на полигоне.— Так, — я подошла ближе, — а у тебя ничего не пропадало?— Рубашка, — отчего-то смутился Леха, — белая. Висела на стуле, а теперь — нет.— Так, может, ты ее в прачечную сдал, а забрать забыл? — фыркнула Пашка.По тому, как парень отвернулся, я поняла, что часть правды в ее словах была, и в факте кражи Леха совсем не уверен.— Может, вы сами сходите и проверите. — Цокнули копыта, черт встал. — Мы не обязаны вам что-то доказывать. Мы можем и хранительницу позвать. Она девка молодая, горячая, сначала бьет, потом разбирается, кто у деток погремушку отнял.— И вся земля детей через час будет знать, что ты испугался человека, — сказала я, паскудная ухмылка тут же исчезла со смуглой рожи нелюдя.— Так что там с рубашкой, — явидь, как бы невзначай, скользнула вперед, глаза с двойными зрачками смеялись, — и кедами моего пасынка?— Вы эта… та самая? — смешался книгочей.— Ага. — Змея оскалила клыки в жутковатой улыбке и напомнила: — Рубашка?— Я ее Марту одолжил, — быстро ответил высокий. — Он ее вернул. Сказал, что на стул повесил, но когда я пришел, ее не было. — Леха развел руками.— У него что, своей одежды мало? — спросила Пашка.— Да нет, — парень отвел глаза, — ему именно белая нужна была, а на свою он как раз пятно поставил.— Почему именно белая? — удивилась змея. — На похороны? Жертвоприношение?— Ну, почти. — Леха смутился.— Тьфу, — сплюнул черт. — Все вам расскажи, непонятливым. С девкой он встречался, ясно? Не в черном же к девственнице идти.— А девка — это Лили? Черненькая, худенькая, с короткой стрижкой? — продолжала задавать вопросы явидь.— Ага, — кивнул книгочей. — Только никакая она не Лили, а Лидка, просто не любит, когда ее так называют, вот и придумала это «Лили».Я выдохнула, закрыла глаза, досчитала до пяти и, боясь спугнуть удачу, задала последний вопрос:— У Марта есть компьютер?— Есть. Ноут. В комнате на столе стоит, — пожал плечами Аррко.— Спасибо, — поблагодарила я и вышла.— Только не трогайте, — донесся в спину голос книгочея. — Он его какой-то гадостью намазал, сыпью покроетесь, родная мать не узнает.— Слабак, — простонал черт, и дверь захлопнулась.Мы вернулись в комнату целителя, чтобы убедиться, что стол по-прежнему пуст.— Будем искать? — поинтересовалась змея.— Незачем.На улице солнце уже успело скрыться за деревьями, и их длинные тени причудливыми полосами легли на землю. Земля детей жила своей жизнью, где-то кричали дети, где-то истошно выл зверь, которого наверняка дергали за хвост. Я завертела головой, пытаясь сориентироваться.— Ты знаешь, кто украл книги. — Вопросительных интонаций в голосе Пашки не было.— Не уверена.— Не ври. Я слышу это знание в твоих словах, вижу в глазах, чувствую в запахе.— Как позвать Милу? — вместо ответа спросила я.— Поймать ученика помельче и ущипнуть. Или наоборот, постарше. Я бы с удовольствием послушала, как верещит тот рогатенький. Давай...— Не надо, — сказала появившаяся за ее спиной хранительница. — Ограничьтесь простым призывом, на ваш я сегодня откликнусь с удовольствием.— Охраняющий слышит всех взывающих на своей земле? — Я посмотрела Миле в глаза. — Слышит, но откликается лишь избранным, так?— Ты позвала меня, чтобы это проверить? — Девушка осталась спокойной. — Я не могу быть везде, иначе буду метаться между порезанным пальцем и неудачно сделанным домашним заданием. Мы играем теми картами, что нам сданы, и не хранители тасуют колоду.— Давайте вы поплачетесь о нелегкой женской доле попозже, — влезла Пашка. — Как твои поиски среди малышни?— Никак. Все здоровы и довольны жизнью. Один на грани, сам признался, что стал присматриваться к ложкам в столовой, надо предупредить наставников. Но и только.— Ольга знает, кто вор.— Неужели? — Мила подняла брови.— Только предполагаю. Где логово Лидии? У вас есть убежище для стяжателей? Для тех, в ком проснулись инстинкты? Не в комнаты же они всякий хлам тащат.— Есть. — Хранительница минуту раздумывала, а потом, развернувшись, пошла по дорожке к юго-западной окраине острова. — Старые ходы норников. Раньше здесь целая колония обитала, пока на зелья не извели, а норы остались. Картэн, как старейший ворий, одобрил их использование. Когда у стяжателей начинается созревание, их на первую декаду помещают… — Она дернула головой. — Впрочем, вам это неинтересно. Это Лидия? Уверена? Она из предвыпускного года и прекрасно контролирует инстинкты. К тому же, стяжатели не воруют друг у друга, они лучше других знают, чем обернется такой поступок.— Уверена. Почти.Пашка фыркнула, а я пояснила:— С нечистью никогда ни в чем нельзя быть уверенной до конца. Но это она. Поверь.— Верю. — Хранительница ускорила шаги.— А я — нет. — Пашка скользнула вперед, на ходу меняя человеческий облик на звериный. — Ты в это веришь. Она верит тебе. Сплошной клуб по интересам. Мне требуется что-то посущественней.— У Лидии созревание.— Нет, она уже выросла… — Мила замолчала, сделав круглые глаза. — Ах, это созревание.— Очередной этап взросления, через который проходят все. И я, и ты, и даже ты. — Я указала на растерявшуюся явидь. — Она влюблена. В первый, самый прекрасный и одновременно ужасный раз.— Мартын, — догадалась Пашка.— Да. Пропали вещи, которых касался парень. Вещи с его запахом: кеды, рубашка, карандаши, ручки, ноутбук. Я видела девочку в столовой, видела ее сжатые кулаки, слезы и сыпь на ладонях.— Чертенок сказал, что Мартын смазал игрушку какой-то дрянью. Умный мальчик. — В голосе Пашки слышалась гордость.Мы миновали ряды корпусов, на сей раз сложенных из красного кирпича, прошли полосу с редкими деревьями и густой изгородью из кустов, напоминающих шиповник и сирень, миновали запертую библиотеку. Я чувствовала приближение переходов, слышала дыхание безвременья, мы подошли вплотную к выходу из filii
Все постройки в filii de terra расположены по кругу. Учебные корпуса, полигоны — ближе к центру, жилые — к окраинам. И там, и там встречаются хозяйственные постройки, будки, хранилища инвентаря, столовая на севере, библиотека на юге, дом целителей на западе, там же и корпуса, куда расселили принявших первый год обучения. Возможно, чтобы далеко за подорожником и коньяком не бегать.Двухэтажные, сложенные из серых блоков корпуса напоминали общежития, что строил завод ЯЗТА для своих работников во времена моей юности. Такие же монотонно ровные и лаконичные, как изделия из конструктора. В окнах горел свет, хлопали двери, раздавались крики и топот ног по коридору.Кто-то скоро ляжет спать, кто-то, наоборот, убежит на ночные занятия, кто-то решит перекусить и сыграть злую шутку с соседом. Земля детей была отражением нашей тили-мили-тряндии, где ночь — сложное время и для бодрствующих, и для спящих.Дочь сидела на нижней ветке дерева, напоминавшего березу. К
Тело, в которое вселяют чужую душу, теряет способность к развитию и не подвержено изменениям. Этот мальчик никогда не вырастет, никогда не постареет и никогда не умрет. Его убьют. Может, через день, а может, через века. Визирг просто предлагает сократить этот срок.Но понимать — это одно, а принять — совсем другое, особенно, если речь идет о смерти. Человек внутри меня это знал. Но молчал.— Информацию за смерть. — Молодой целитель пожал детскую ладошку. — Сделка.Мальчишка облегченно выдохнул. Впервые с того момента, как мы вошли, на бесстрастном детском лице появились эмоции, и губы чуть раздвинулись в улыбке.— Информация, — сразу стал выполнять свою часть обязательств визирг. — Тур Бегущий исходил Бурый или, как говорят люди, Уральский хребет вдоль и поперек, иногда спускался на равнины. Здесь описан один случай из многих. — Тонкая рука указала на дневник. — Две стёжки у подножия Сосновой. Вепрева пу
Я мало где бывала, мало путешествовала. Ездила в детские лагеря, но не дальше границы области, маме так и не удалось выбить нам путевку в легендарный Артек. Куда еще? Дом отдыха, пара экскурсий в Москву, к бабушке на Климовские карьеры, к брату в Переславль, тогда он еще работал, не пил и был жив. К сестре на другой континент не выбралась ни разу, не успела, ушла на стежку. То время, вроде бы обычное, человеческое, сейчас вспоминалось с теплом. Тогда я знала, кто я.До Вепревой пустоши добирались верхом, по нашей тили-мили-тряндии не проложено железных дорог, как, впрочем, и никаких других. Вагон покачивался в такт перестуку колес, рельсы убегали вперед, иногда встречаясь с другими, иногда расходясь в разные стороны. Транссибирская магистраль, как свидетельствовал буклет, выданный в окошке кассы вместе с билетами, и который так и не поднялась рука выбросить, уходила на восток. Северный путь, как его еще назвали (поживешь на стежке, поневоле начнешь обращать внимания на такие об
Я стиснула зубы и направилась следом, глаза то и дело возвращались к влажному от крови и дождя камню, к неподвижному телу на нем. Палач переступил соляную черту, перекинулся парой слов с седоватым старичком в клетчатой рубашке, хлопнул по заду замешкавшуюся женщину. Высокий мужчина с перекатывающимися под кожей мускулами, с темными волосами, пронзительными голубыми глазами и ленивой улыбкой. На вид — чуть больше сорока, из той породы мужчин, что нравятся всем женщинам без исключения. Из тех, кто обладает первыми красавицами и заставляет таких, как я, кусать от зависти подушку.— Рад видеть. — Палач протянул парню руку, от улыбки на его щеках обозначились ямочки, в чертах лица, в линии губ появилось что-то неуловимо знакомое, при взгляде на этого мужчину, мне вспоминался экран черно-белой «Радуги» и лица актеров. — Гости в Пустоши редки.— Эээ. — Молодой целитель пожал широкую ладонь и отчего-то смешался. — Я… мы&
Предупреждению мы не вняли и уже через десять минут стояли перед домом с ажурными коваными решетками. Желтая тетрадь была предусмотрительно убрана в рюкзак. Ворота гаража, пристроенного к дому, открылись, и мы увидели гвоздаря.Позади кузнеца, там, где должна стоять машина, располагалась мастерская. Пылала жаром печь, в длинных мускулистых руках кузнец держал отнюдь не кузнечный молот, а рычаг современного механического пресса. Шишковатый череп повернулся в нашу сторону. Одного взгляда хватило, чтобы понять, почему Илие не стоит напоминать о визите Тура Бегущего. Он был робазом. Родами погибла его мать, его жена, а вот теперь и дочь. Ее убил плод, что оставил в ней путешественник, остановившийся в его доме на ночь. Еще один род, принимающий смерть от своих детей: либо при рождении, либо после их совершеннолетия. Дочь не доросла до того, чтобы поднять руку на отца, но зацвести для мужчины — успела вполне.— Убирайтесь, — высказался Илия, снова повернувшись
— Классно поговорили, — шипела змея, улица уже была темна, свет в окнах домов ложился на дорогу размытыми прямоугольниками. — Люблю задушевные беседы, особенно когда оппоненты настолько близки, что обходятся одними намеками.— Мы здесь никто. Ни сказать, ни приказать, ни заставить, прикрываясь именем хозяина. Прогоняют — уходи или дерись. — Простая истина возмущала и озадачивала молодого целителя.— Эти ведьмаки из Пустоши и из Подгорного братья по отцу, — сказала я.— Спасибо, святая Ольга-заступница, вразумила. — Пашка изобразила шутовской поклон, впечатление портили лишь выскочившие черные когти. — Плевать мне на их родство. Что тут, во имя низших, творится? Очередная версия Монтекки и Капулетти? Санта Барбары? Рабыни Изауры? Династии? Супермена? — Он-то тут при чем? — буркнул парень, последнее предположение почему-то его обидело.— У ведьмака в доме что-то хранится&helli
Помнится, мой тайник с серебром был из той же серии, хочешь что-то спрятать — оставь на виду. Жаль, что против нечисти это редко срабатывает. Но без второй части артефакт — не более чем древняя железка и может валяться в пыли хоть до следующей эпохи, чтобы найти артефакт, надо знать, что искать. И кто-то, безусловно, знает.Не успела эта мысль встревожить меня, как грязные доски пола приблизились к лицу, резко встав на дыбы. Тело стало мягким, будто из него вытащили кости. Падения я не почувствовала, зато услышала, как в кармане весело заиграл, задергался сотовый.— Уверен, — сказал, склонившись ко мне, Ксьян, его улыбка осталась такой же располагающей.Моя ошибка. Слишком привыкла считать себя кем-то более значимым, чем обычный человек.В Юково знали, кто я. Мать легенды зимы и старая игрушка хозяина, в которую он играет, хоть и редко, но выкинуть никак не соберется. Они знали, что даже беззубая добыча может укусить до крови, они, пусть и
— Зачем усложнять, это не камера, никто не запретит тебе переступать порог. Но каждый день ты будешь туда возвращаться. Так будет всегда, год за годом, век за веком. Если заход солнца застанет тебя вне стен — умрешь.— «Всегда» — это слишком долго. — Парень огляделся, Пашка все еще стояла позади него, не сводя горящих глаз с демона.— Торг? Полдела сделано. Заменим «всегда» на «до смерти»?— Моей или вашей?С минуту Простой рассматривал парня.— Давай, моей. — Нога на скамейке чуть шевельнулась, железное перекрытие срезало с подошвы песчаного ботинка еще один осыпавшийся на землю слой.Мартын посмотрел под ноги, зажмурился и глухо ответил:— Выбора ведь все равно нет? Согласен. — Он протянул памятнику правую руку.Простой пожал ее. Парень вздрогнул от его прикосновения, на лбу выступила испарина, словно целителя настиг внезапный приступ лихора
Через час Мартын попытался что-то сказать, вплотную склонившись к затылку. Я скорее уловила его дыхание, движение губ, чем услышала звук.— Что? — громко переспросила я, и ветер унес слово, сделав его частью бури.Он, кажется, повторил, но с тем же успехом.Все имеет свойство заканчиваться, даже песок, каким бы бесконечными он ни казался. Сделав очередной шаг, я вдруг вывалилась в оглушающее тихое пространство. Тело, вырвавшееся из плена хаоса, где каждый шаг давался с трудом, показалось нереально легким и воздушным.— Мы в заднице, — проговорил Мартын.Я опустила вниз натянутую на лицо футболку и открыла глаза. Сказано было даже слишком мягко. Перед нами возвышалась все та же светло-песчаная громада цитадели. Несколько пожелтевших деревьев, скамейки, кусты, чуть правее ряд жердей с увядшими плетьми, за которым пряталось надгробие.— Ты сбилась с пути? — рыкнул парень, поднимая с песка брошенную чуть более часа назад
— Убей! — прорычал парень.Пашка огляделась и, чуть сместившись, потянулась к валявшейся на полу скобе. Мужчина тут же ударил ее в бок рукой, девушка зашипела. Я подхватила железку и толкнула. На ладони остался кровавый отпечаток и кусок плоти, выдранный вместе с инструментом из щеки Мартына, но впервые мне было на это наплевать. Кровь больше не пугала.Тонкие пальцы со сбитыми костяшками ухватились за окровавленное железо. Змея повернулась и дала восточнику сдачи.Скоба вошла острым концом целителю в мясистую ляжку. Мужчина низко зарычал, заглушая равномерный стук маятника, заглушая победный крик явиди и шуршание песка под их сплетенными телами.В руках девушки инструмент не торопился раскаляться, но вполне сгодился в качестве шила. Змея выдернула железку и ударила восточника в корпус, в правое подреберье. Металл вошел в плоть сразу на десяток сантиметров. Звук был очень похож на тот, с которым вилка входит в жесткое мясо, тихий треск разрывающихся в
Я снова посмотрела на монотонно раскачивающуюся Пашку. Так-так-так — сопровождал каждое ее движение маятник на столе. Лучше бы лгуна закончила казнь, потому как в конце ее изысков стояла точка. Смерть. Вряд ли теперь стоит на это рассчитывать. Судьба заспиртованного в банке образца, возможно, не худший вариант развития событий. Самое время позавидовать спутникам, но тело человека не годилось для переселения души.— Ничего?— повернулась ко мне безглазая голова. — Ты уничтожила якорь Киу.— Неправда.Целитель вопросительно посмотрел на хозяина, но тот мотнул головой, оставляя человеку голос. Да, Простой отличался от других хозяев, и, не намеревайся он нас казнить, сказала бы, что в лучшую сторону.— Цветок осени дала обещание похоронить одного из ошеров Кайора. Но когда я снял с него голову, некоторые части тела растащили на амулеты. Она была настойчива. Она искала. Даже после собственной смерти. Невыполненное обещание тоже было
«Право знать» — сознание зацепилось за эту вроде бы обычную фразу, в которой больше пафоса, чем смысла. Но что-то в ней было, что-то знакомое. Право знать — два слова, слышанные ранее и именно в таком сочетании, в таком контексте. Только голос был другой, чуть более насмешливый и небрежный. Я уцепилась за воспоминание, стараясь вернуться в прошлое, представить его как можно четче, ярче. Тембр голоса, движение губ, наклон головы, черные глаза, седые волосы. Староста Юкова, именно он говорил что-то о старых изжитых традициях.Воспоминание было ярким, как вспышка. Сваар, приговоренный за то, что влез в отношения нелюдей накануне прибавления в семействе, уж очень сладкой оказалась их ярость. Не удержался, подтолкнул. В итоге четыре трупа и заложник, опьяневший от силы. Он тоже хотел знать, почему его казнят. За что? За его суть? За его природу? Бывший человек так и не понял, что даже нечисть не гадит в собственном доме.Я помню ответ старика:&laqu
Все смотрели на расколотое глиняное тело, замершие, почти очарованные картиной разрушения. Пользуясь секундным промедлением, Мартын вскочил с пола, подхватил цепь и закинул звякнувший конец на ведьмака, захлестывая шею. Охранник дернулся, но было уже поздно, в свой рывок парень вложил все, что у него было, все оставшиеся силы. Он практически повис на ведьмаке, натягивая цепь, перекрывая охраннику кислород и делая это с непередаваемым наслаждением.Теперь уже восточник пытался призвать магию, но цепь, оказавшаяся продолжением артефакта, не делала различий между охранником и пленником, ей, как и ошейнику, было все равно, что поглощать.Взгляд синих глаз тюремщика на долю секунды переместился на целителя, и Радиф атаковал. Рывок был почти неуловим для человеческих глаз. Вестник перехватил руку с зажатым якорем, одновременно нанося кулаком удар в переносицу. Нога вестника угодила в фарфоровое лицо Киу, вдавливая в пол остатки ее красоты. Денис уклонился от летящего в лицо удар
У стола возник Радиф с искаженным от ярости лицом.— Пошел вон, — рявкнул на Дениса вестник, и тюремщик отпрянул.Я почувствовала горячий комочек у бедра, словно в карман запихнули вынутый из печки уголек. Статуэтка девушки! Ее якорь!— Гаро, наорочи? — прошелестело в ушах, на этот раз я была уверена, что это не воображение.— Гаро, Киу.Глаза Радифа округлились, он издал рык и теперь уже сам схватился за ремень, удерживающий вторую руку.Уголек в кармане прожег ткань и коснулся кожи. Я замычала, кусая губы.«Со Киу», — сказала девушка, вручая статуэтку.Понимание было мгновенным и острым, как удар ножом. Я вдруг осознала, что знаю все, что она говорила мне. Все до последнего слова. И поняла, на что дала согласие.«Она Киу. Она Киу. Она Киу. Она Киу», — слова повторялись в голове, словно запись на заезженной, заикающейся пластинке.Волна чужой души накрыла меня с голов
То, что утро уже наступило, я поняла, когда проступившая на стене дверь распахнулась, впуская в камеру поток тусклого, но с непривычки все равно режущего глаза, света. Еще минуту назад казалось, время тянется бесконечно, и вот его уже не осталось.Гортанный скрипучий голос отдал сухой приказ. Сердце заколотилось о ребра в безумной непонятной надежде. Через порог камеры Киу переступила одна. На вид обычная девушка в джинсах и тунике. Перчатки, на этот раз белые, закрывали руки до плеч.— Наорочи, — просипела гостья Простого.— Киу, — ответила я.Она стояла в прямоугольнике света, напряженная, такая тоненькая и эфемерная, словно ненастоящая.— Сколько у меня времени? — спросила я, постучав указательным пальцем по запястью.Девушка ответила гортанной фразой и со злостью пнула песочную стену ногой в элегантной туфельке.— Согласна, — фыркнула я, происходящее мне тоже мало чем нравилось.Она в два шаг
Я подошла к неровной линии разлома, туда, где пол и потолок коридора перечеркивала оплавленная дыра, и посмотрела наверх. На третий этаж, где я никогда не была, как и на четвертом, и всех остальных. За остатки пола одной рукой цеплялся мужчина, вторая крепко сжимала каменное доисторическое кайло, хотя разумнее было бы его бросить. Тело долю секунды болталось в воздухе, а потом мужчина забросил инструмент и рывком втянулся в верхний коридор.— Идет за мной, да? — выкрикнула я вверх.Он обернулся, сузил черные глаза, под которыми залегли глубокие тени. Аккуратная бородка, присыпанная песком, была похожа на глиняную маску, закрывавшую нижнюю часть лица. Вестник вернулся в цитадель раньше срока, который сам же мне отмерил. Та дурацкая мысль, что вертелась в голове, как вертится слово на кончике языка. Догадка, для которой не было, по сути, никаких оснований, кроме одного. Вода ушла вместе с вестником, с ним же и вернулась.— А за мной ли? Сколько раз ты