— Классно поговорили, — шипела змея, улица уже была темна, свет в окнах домов ложился на дорогу размытыми прямоугольниками. — Люблю задушевные беседы, особенно когда оппоненты настолько близки, что обходятся одними намеками.
— Мы здесь никто. Ни сказать, ни приказать, ни заставить, прикрываясь именем хозяина. Прогоняют — уходи или дерись. — Простая истина возмущала и озадачивала молодого целителя.— Эти ведьмаки из Пустоши и из Подгорного братья по отцу, — сказала я.— Спасибо, святая Ольга-заступница, вразумила. — Пашка изобразила шутовской поклон, впечатление портили лишь выскочившие черные когти. — Плевать мне на их родство. Что тут, во имя низших, творится? Очередная версия Монтекки и Капулетти? Санта Барбары? Рабыни Изауры? Династии? Супермена?— Он-то тут при чем? — буркнул парень, последнее предположение почему-то его обидело.— У ведьмака в доме что-то хранится&helliПомнится, мой тайник с серебром был из той же серии, хочешь что-то спрятать — оставь на виду. Жаль, что против нечисти это редко срабатывает. Но без второй части артефакт — не более чем древняя железка и может валяться в пыли хоть до следующей эпохи, чтобы найти артефакт, надо знать, что искать. И кто-то, безусловно, знает.Не успела эта мысль встревожить меня, как грязные доски пола приблизились к лицу, резко встав на дыбы. Тело стало мягким, будто из него вытащили кости. Падения я не почувствовала, зато услышала, как в кармане весело заиграл, задергался сотовый.— Уверен, — сказал, склонившись ко мне, Ксьян, его улыбка осталась такой же располагающей.Моя ошибка. Слишком привыкла считать себя кем-то более значимым, чем обычный человек.В Юково знали, кто я. Мать легенды зимы и старая игрушка хозяина, в которую он играет, хоть и редко, но выкинуть никак не соберется. Они знали, что даже беззубая добыча может укусить до крови, они, пусть и
Заявление о пропаже людей у меня приняли лишь через три дня. Усталый милиционер в мятом кителе и с дурным запахом изо рта нехотя взял исписанный синей пастой лист и покачал головой.— Ну, ушел мужик, чего сразу заяву-то катать? Нагуляется — вернется, сама потом сюда бегать будешь, да в ножки кланяться, чтоб дело отозвали.Должно быть, в те дни я выглядела настолько плохо, что милиционер легко мог представить, как от меня уходит муж, а адреса не оставляет, чтобы не доставала. И его мало убеждали «забытые» деньги и документы.— Хорошо, пусть так, но нет такого советского закона, чтобы ребенка у матери отнять! Я не тунеядка и не алкоголичка, ясно? Надо будет, побегаю и покланяюсь, вы только их найдите. — Возмущение сменилось тихой просьбой, и рука, держащая лист, задрожала.Мужчина крякнул, сдвинул на давно немытых волосах фуражку и, взяв листок, буркнул:— Ждите.И я ждала. Отвечала на звонки друзей и знакомых, го
Я положила книгу на колени и раскрыла. У меня было шесть цифр и имя. Фамилии шли в алфавитном порядке, но не имена, и уж тем более не номера. Вы пробовали осуществлять поиск по цифрам? Нет? Уверяю, много потеряли. Страницы сменяли друг друга, семерки чередовались с тройками и четверками, но нужного сочетания все не было.Мне повезло через четыре часа. Спину ломило от боли, глаза слезились, в голове царил кавардак, но я даже не подумала остановиться. И нашла его.Номер был зарегистрирован не на Сельникова, и не на Алексея, а на Твердина М., проживающего на улице Чкалова, проходившей через всю Пятерку.Через пять минут я уже заводила машину.Пятерка — бывший рабочий поселок, ставший частью города еще до моего рождения. Район так назвали по номеру трамвайного маршрута — «Пятый», единственного общественного транспорта, ходившего туда. Трамваи давно усовершенствовали, это не те дребезжащие чудовища, на которых я каталась в детстве, да и количес
Вот оно. Сельников — барыга, перекупщик. Не знаю, что он продает, но, судя по красным двадцатипятирублевкам, перекочевавших их одних рук в другие, сделка прошла успешно.Я почувствовала удар в плечо, и пьяный голос протянул:— Эй, лялька. — Второй толчок. — Гыть со мной!Он говорил развязно и громко — так, что все начали оборачиваться — толстая тетка и старуха с граблями, Алексей и его уходящий в сторону Первомайской покупатель. Сельников нахмурился и что-то проговорил, наверняка ругательство, но фыркнувший двигателем автобус заглушил звуки. Пьяный попытался подхватить меня под локоток, но качнулся в сторону и едва разминулся с черенком от граблей, которые тащила спешившая бабка.Сельников быстрым шагом направился обратно к светофору. Я бросилась за ним, не представляя, что будет, когда догоню. Бросилась и налетела на полную тетку, которая в очередной раз решила сместиться. Женщина упала, тоненько заголосив, ведро опрокинулось,
Управление неразумными растительными объектами — это уже не серый уровень, а, как минимум, зеленый. Когда у тебя нет мозгов, то и приказ отдать некому. Вот почему нечисть так не любит мою бабку, у которой котелок варит с перебоями.Мартын выпрямился, сбрасывая невидимое давление, прищурился, приглушая на миг свет глаз. Ведьмак выставил ладонь, отражая что-то невидимое человеку. Кончики пальцев налились краснотой, кожа пошла волдырями, как при ожоге. Парень вернул огонь отправителю.Магическая драка — это не выкрикивание заклинаний, на которые банально не хватит ни времени, ни дыхания.Когда Семеныч, воздев руки к небу, проговаривал каждый звук, создавая вокруг Юкова защитный барьер, когда Тамария приносила клятву, обрекая свою зависимость от севера в слова, они строили. Созидать всегда сложнее, чем ломать. Создание подчинено строгим законам, тогда как разрушение инерционно и хаотично. Ломать легче и быстрее.Схватка колдунов — это не размахивани
— Папаша рычал, подозреваю, не обнаружил в тайнике ценной вещи. И тоже подался в горы. Пришлось дать ведьмаку фору, это вам не сынок, вообразивший себя охотником, мог почуять.— Я и почуял, — сказал мужчина, поднимая голову от застывшего лица сына. — Но это не имело значения.Он нахмурился, опустил руку в карман влажной куртки Влада и достал серый дорожный камешек. Ксьян почувствовал приближение своего творения, получив еще одно преимущество над человеком, хотя казалось, куда уж больше.— Расскажите о плохих ночах. Что это? Откуда вы о них знаете? Кто вас предупреждает? Куда уходит стежка на эти несколько часов?— Я засыпала мужчину вопросами, в глубине души понимая, что все бесполезно. Не те мы люди и нелюди, чтобы с нами откровенничать.— Хотите знать, как хозяин вытягивает стежку? И как возвращает? — спросил ведьмак и захохотал.Так же, на грани истерики, веселилась Влада в той комнате. Смех приговоренного пе
Нам предложили работу. Я была единственной, кто отказался. И не потому, что считала зазорным мыть стаканы в чайной у Ахмеда или торговать мороженым с лотка, а просто не видела ни смысла, ни необходимости. Не мне бить себя в грудь и гордиться трудовым прошлым. В свое время я на заводе у станка отдавала долг выучившему меня обществу. Слава святым, недолго. Но смысла в том, чем занимались Пашка с Мартыном, больше не становилось.Мне не было ни скучно, ни тоскливо. Я легко встроилась в неторопливое течение человеческого времени. Нечисть же совершенно не представляла, куда его девать. Они, как и все, кто родился и жил на стёжках, привыкли к концентрированному коктейлю событий, поступков и происшествий, а когда выдавались свободные часы, дни, недели — просто не знали, чем себя занять.Проще говоря, они смертельно скучали, раздражались и все чаще скалили клыки друг на друга и на меня и даже на прохожих, шарахавшихся прочь. Конечно, и змея, и целитель не раз и не два покидал
Ни Пашка, ни Мартын не вернулись. Артефакт переместился обратно в рюкзак. Не зная, что даже самый непривередливый грабитель вряд ли покусится на такую гадость.В восемь утра Егорыч не открыл аптеку. Какой-то ранний посетитель дернулся в дверь, удивился и пошел дальше. Спустя два часа явился Муса и распахнул ворота чайной. Алия в темном платке тенью проскользнула в кафе десятью минутами позже.Мне предстоял разговор с обоими, нужно убедить их в его необходимости и добиться искренности. Способ на ум пришел только один, банальный и очевидный. Я почувствовала острую тоску по клинкам. Как говорят, добрым словом и пистолетом можно добиться больше, чем просто добрым словом. Сжала руки в кулаки, кончики пальцев закололо, словно после сна в неудобном положении. Я вспомнила тяжесть серебра в ладони. На некоторых людей один вид оружия действует лучше всяких уговоров. Я вспомнила, что на кухне имеется неплохой набор ножей для хлеба.За спиной что-то шевельнулось, уловив краем гла
— Зачем усложнять, это не камера, никто не запретит тебе переступать порог. Но каждый день ты будешь туда возвращаться. Так будет всегда, год за годом, век за веком. Если заход солнца застанет тебя вне стен — умрешь.— «Всегда» — это слишком долго. — Парень огляделся, Пашка все еще стояла позади него, не сводя горящих глаз с демона.— Торг? Полдела сделано. Заменим «всегда» на «до смерти»?— Моей или вашей?С минуту Простой рассматривал парня.— Давай, моей. — Нога на скамейке чуть шевельнулась, железное перекрытие срезало с подошвы песчаного ботинка еще один осыпавшийся на землю слой.Мартын посмотрел под ноги, зажмурился и глухо ответил:— Выбора ведь все равно нет? Согласен. — Он протянул памятнику правую руку.Простой пожал ее. Парень вздрогнул от его прикосновения, на лбу выступила испарина, словно целителя настиг внезапный приступ лихора
Через час Мартын попытался что-то сказать, вплотную склонившись к затылку. Я скорее уловила его дыхание, движение губ, чем услышала звук.— Что? — громко переспросила я, и ветер унес слово, сделав его частью бури.Он, кажется, повторил, но с тем же успехом.Все имеет свойство заканчиваться, даже песок, каким бы бесконечными он ни казался. Сделав очередной шаг, я вдруг вывалилась в оглушающее тихое пространство. Тело, вырвавшееся из плена хаоса, где каждый шаг давался с трудом, показалось нереально легким и воздушным.— Мы в заднице, — проговорил Мартын.Я опустила вниз натянутую на лицо футболку и открыла глаза. Сказано было даже слишком мягко. Перед нами возвышалась все та же светло-песчаная громада цитадели. Несколько пожелтевших деревьев, скамейки, кусты, чуть правее ряд жердей с увядшими плетьми, за которым пряталось надгробие.— Ты сбилась с пути? — рыкнул парень, поднимая с песка брошенную чуть более часа назад
— Убей! — прорычал парень.Пашка огляделась и, чуть сместившись, потянулась к валявшейся на полу скобе. Мужчина тут же ударил ее в бок рукой, девушка зашипела. Я подхватила железку и толкнула. На ладони остался кровавый отпечаток и кусок плоти, выдранный вместе с инструментом из щеки Мартына, но впервые мне было на это наплевать. Кровь больше не пугала.Тонкие пальцы со сбитыми костяшками ухватились за окровавленное железо. Змея повернулась и дала восточнику сдачи.Скоба вошла острым концом целителю в мясистую ляжку. Мужчина низко зарычал, заглушая равномерный стук маятника, заглушая победный крик явиди и шуршание песка под их сплетенными телами.В руках девушки инструмент не торопился раскаляться, но вполне сгодился в качестве шила. Змея выдернула железку и ударила восточника в корпус, в правое подреберье. Металл вошел в плоть сразу на десяток сантиметров. Звук был очень похож на тот, с которым вилка входит в жесткое мясо, тихий треск разрывающихся в
Я снова посмотрела на монотонно раскачивающуюся Пашку. Так-так-так — сопровождал каждое ее движение маятник на столе. Лучше бы лгуна закончила казнь, потому как в конце ее изысков стояла точка. Смерть. Вряд ли теперь стоит на это рассчитывать. Судьба заспиртованного в банке образца, возможно, не худший вариант развития событий. Самое время позавидовать спутникам, но тело человека не годилось для переселения души.— Ничего?— повернулась ко мне безглазая голова. — Ты уничтожила якорь Киу.— Неправда.Целитель вопросительно посмотрел на хозяина, но тот мотнул головой, оставляя человеку голос. Да, Простой отличался от других хозяев, и, не намеревайся он нас казнить, сказала бы, что в лучшую сторону.— Цветок осени дала обещание похоронить одного из ошеров Кайора. Но когда я снял с него голову, некоторые части тела растащили на амулеты. Она была настойчива. Она искала. Даже после собственной смерти. Невыполненное обещание тоже было
«Право знать» — сознание зацепилось за эту вроде бы обычную фразу, в которой больше пафоса, чем смысла. Но что-то в ней было, что-то знакомое. Право знать — два слова, слышанные ранее и именно в таком сочетании, в таком контексте. Только голос был другой, чуть более насмешливый и небрежный. Я уцепилась за воспоминание, стараясь вернуться в прошлое, представить его как можно четче, ярче. Тембр голоса, движение губ, наклон головы, черные глаза, седые волосы. Староста Юкова, именно он говорил что-то о старых изжитых традициях.Воспоминание было ярким, как вспышка. Сваар, приговоренный за то, что влез в отношения нелюдей накануне прибавления в семействе, уж очень сладкой оказалась их ярость. Не удержался, подтолкнул. В итоге четыре трупа и заложник, опьяневший от силы. Он тоже хотел знать, почему его казнят. За что? За его суть? За его природу? Бывший человек так и не понял, что даже нечисть не гадит в собственном доме.Я помню ответ старика:&laqu
Все смотрели на расколотое глиняное тело, замершие, почти очарованные картиной разрушения. Пользуясь секундным промедлением, Мартын вскочил с пола, подхватил цепь и закинул звякнувший конец на ведьмака, захлестывая шею. Охранник дернулся, но было уже поздно, в свой рывок парень вложил все, что у него было, все оставшиеся силы. Он практически повис на ведьмаке, натягивая цепь, перекрывая охраннику кислород и делая это с непередаваемым наслаждением.Теперь уже восточник пытался призвать магию, но цепь, оказавшаяся продолжением артефакта, не делала различий между охранником и пленником, ей, как и ошейнику, было все равно, что поглощать.Взгляд синих глаз тюремщика на долю секунды переместился на целителя, и Радиф атаковал. Рывок был почти неуловим для человеческих глаз. Вестник перехватил руку с зажатым якорем, одновременно нанося кулаком удар в переносицу. Нога вестника угодила в фарфоровое лицо Киу, вдавливая в пол остатки ее красоты. Денис уклонился от летящего в лицо удар
У стола возник Радиф с искаженным от ярости лицом.— Пошел вон, — рявкнул на Дениса вестник, и тюремщик отпрянул.Я почувствовала горячий комочек у бедра, словно в карман запихнули вынутый из печки уголек. Статуэтка девушки! Ее якорь!— Гаро, наорочи? — прошелестело в ушах, на этот раз я была уверена, что это не воображение.— Гаро, Киу.Глаза Радифа округлились, он издал рык и теперь уже сам схватился за ремень, удерживающий вторую руку.Уголек в кармане прожег ткань и коснулся кожи. Я замычала, кусая губы.«Со Киу», — сказала девушка, вручая статуэтку.Понимание было мгновенным и острым, как удар ножом. Я вдруг осознала, что знаю все, что она говорила мне. Все до последнего слова. И поняла, на что дала согласие.«Она Киу. Она Киу. Она Киу. Она Киу», — слова повторялись в голове, словно запись на заезженной, заикающейся пластинке.Волна чужой души накрыла меня с голов
То, что утро уже наступило, я поняла, когда проступившая на стене дверь распахнулась, впуская в камеру поток тусклого, но с непривычки все равно режущего глаза, света. Еще минуту назад казалось, время тянется бесконечно, и вот его уже не осталось.Гортанный скрипучий голос отдал сухой приказ. Сердце заколотилось о ребра в безумной непонятной надежде. Через порог камеры Киу переступила одна. На вид обычная девушка в джинсах и тунике. Перчатки, на этот раз белые, закрывали руки до плеч.— Наорочи, — просипела гостья Простого.— Киу, — ответила я.Она стояла в прямоугольнике света, напряженная, такая тоненькая и эфемерная, словно ненастоящая.— Сколько у меня времени? — спросила я, постучав указательным пальцем по запястью.Девушка ответила гортанной фразой и со злостью пнула песочную стену ногой в элегантной туфельке.— Согласна, — фыркнула я, происходящее мне тоже мало чем нравилось.Она в два шаг
Я подошла к неровной линии разлома, туда, где пол и потолок коридора перечеркивала оплавленная дыра, и посмотрела наверх. На третий этаж, где я никогда не была, как и на четвертом, и всех остальных. За остатки пола одной рукой цеплялся мужчина, вторая крепко сжимала каменное доисторическое кайло, хотя разумнее было бы его бросить. Тело долю секунды болталось в воздухе, а потом мужчина забросил инструмент и рывком втянулся в верхний коридор.— Идет за мной, да? — выкрикнула я вверх.Он обернулся, сузил черные глаза, под которыми залегли глубокие тени. Аккуратная бородка, присыпанная песком, была похожа на глиняную маску, закрывавшую нижнюю часть лица. Вестник вернулся в цитадель раньше срока, который сам же мне отмерил. Та дурацкая мысль, что вертелась в голове, как вертится слово на кончике языка. Догадка, для которой не было, по сути, никаких оснований, кроме одного. Вода ушла вместе с вестником, с ним же и вернулась.— А за мной ли? Сколько раз ты