Грошев карабкался по лестнице, мысленно отсчитывая горизонтальные шахты. Первая, вторая, третья.
– Мы куда-то бежим? – спросил поднимающийся следом Леха. – Или от кого-то?Четвертая, пятая.Макс промолчал. Ответа у него не было. Внятного, обоснованного на фактах ответа, только предчувствие, холодом разливающееся по телу, ощущение на грани возможного. Время не просто шло, оно неслось, сломя голову. Так бывает, когда бежишь и знаешь, что безнадежно опаздываешь.Шестая, седьмая. Пустые и темные коридоры.– Где рабочие? – спросил Грош, невольно останавливаясь. – Где бригадиры? Охранники? Шахтеры?– И генератор стих, – раздался голос Насти. – Вы заметили, гула больше не слышно?По глазам скользнул направленный снизу луч фонаря. Лиса, не испытывая брезгливости, присвоила каску покойника.– Леха, в каких случаях отключают генератор? – спросил Грош и заслонился света.– Ты меВ голове гудело. Волнами накатывала гнилая вонь блуждающего. Макс отстраненно подумал, что сейчас вернутся звуки, и он услышит тягучее: «Убииилии!». На мгновение ему показалось, что он все еще там, в доме художника, а все, что случилось после, всего лишь является частью кошмарного сна. И ему еще только предстоит встать, найти выход и бежать от преследователей через весь Некропольский.Он поднял руку, пальцы наткнулись на холодный пластик каски, что несколько выбивалось из представленной картинки. Разбитое стекло налобного фонаря треснуло и оцарапало кожу. Грош разом все вспомнил и тут же об этом пожалел.– Если б я знал, сколько будет проблем, никогда не подошел бы на улице к тощему пацану, почувствовавшему моих призраков, – раздался ленивый голос, – и не сдерживал бы сейчас желание отправить тебя с ними на свидание.– И что остановило? – без особых эмоций спросил Грошев, приподнимая голову. От неудобного положения затекла шея
Ноги коснулись дна. И сердце забилось вновь. Первый удар неровный и какой-то отчаянный, второй – судорожный и рваный, а остальные – быстрые и ритмичные, наскакивающие друг на друга. Макс хлебнул воды, закашлялся, рванулся вверх, отталкиваясь от дна, и… обнаружил, что вполне может стоять. Ледяное море, как ему показалось с перепуга, плескалось на уровне груди.Он выдохнул, и его тут же вырвало. Одно хорошо, что жажда его больше не беспокоила. Он уцепился рукой за стену и на миг отрешился от происходящего. От головокружения, боли в теле и обжигающего нутро дыхания – от всего.– Что, совсем плохой, чернорубашечник?Макс дернулся, будто его ударили. Парня окатил такой холод, по сравнению с которым ледяная вода вокруг показалась парным молоком. Он медленно, словно у него одеревенела шея, повернул голову.Он стоял там, у противоположной стены, именно такой, каким его запомнил Грошев. Высокий, но с годами приобретший грузность, с лысой гол
Макс отчаянным усилием, не обращая внимания, что голень превратилась в объятый пламенем обрубок, рванулся вверх. Усилие на грани возможного, несколько ударов сердца, когда ему казалось, что он стоит на месте. Парень не вынырнул, а вырвался в показавшийся еще более ледяным, чем вода, воздух. Первый вдох стал первым криком.– Будь оно все проклято! – рявкнул он, а когда смог вдохнуть второй раз, простонал: – Боги.Парень взобрался на плоский, выступающий из воды камень и вцепился пальцами в перекрученную мышцу, изо всех сил натягивая носок на себя. Судорога стала медленно отступать, оставляя после себя тупую боль. Макс положил голову на камень. Очертания неровного потолка на секунду потеряли четкость. Грош заморгал – картинка вернулась. Как и темнота. Раньше он не думал что у мрака столько оттенков: от черно-пепельного до непроницаемо-агатового, казавшегося дырами в пространстве.Послышались всплеск и утробный (почти звериный) рык. Рядом, окатив
– Тилиф, – позвал парень, но получился едва слышный сип. – Шрам, – повторил он громче: – Их нет.– Не сейчас, Малой.– Их нет, – повторил Макс. – Ни моего отца, ни того, кого ты пытаешься задушить. Это не призраки.– А кто? – рявкнул Шрам, не опуская рук.– Глюк.– Глюк? Чей?– Наш, – Грош поднял руку и резко опустил.Пальцы прошли сквозь переставшего смеяться отца. С призраком такое бы не прошло, материализуясь, блуждающий обретает временное тело, и оно отнюдь не эфемерно. Не говоря уже о том, что при столкновении живых и мертвых всегда следует взрыв, так что придушить того, кто брызнул бы во все стороны слизью, крайне проблематично.– Здесь никого нет. Только ты и я. И эта призрачная девчонка, которую в кои-то веки умудрились напугать люди. Все у нас здесь, – оно поднес палец к виску.Раимову потребовалось несколько секунд, чтобы понять
Первым чувством, вернувшимся к нему, было не зрение и не слух, а ощущение чистоты. Он осязал ее каждым сантиметром тела, которого касалось хрусткое постельное белье. Ему подумалось, что оно обязательно окажется белым. Макс никогда не был чистюлей, трясущимся над каждым пятном на одежде, но события последних дней, их кровь, боль, грязь… Видят боги, он был рад почувствовать хоть что-то хорошее, пусть даже такую мелочь, как чистое постельное белье.Макс открыл глаза. Картинка расплылась, он напрягся, бессознательно пытаясь подняться. Бок тут же дернуло разрывающей внутренности болью.– Тихо-тихо, – раздался голос, ему на лоб легла прохладная рука. – Уже все.Над Грошем склонилось светлое пятно, в котором с трудом можно было опознать человека.– Вот так.Рука пропала, предплечье едва заметно кольнуло, и все снова стало неважным: и боль, и чистота, и светлые пятна.Второй раз он очнулся спустя несколько часов или дней. Время по
Через три дня ему разрешили вставать, а через пять он уже вовсю бродил по коридорам бункера в зеленой больничной пижаме и шлепанцах на босу ногу, а новая форма с чужого склада заняла место в шкафу.Хранилище Императорской семьи отличалось от учебного, как небо и земля. У лагеря был просто склад с парой лабораторий, здесь – целый подземный центр, вмещавший в себя не только кубы с высокородными мертвецами и реликвии династии, о которых принято говорить трагическим шепотом и называть не иначе как «сокровищами»,Тут жили и работали больше ста человек. Исследователи, псионники, студенты, практиканты, охранники, повара, врачи и еще император знает кто. Хотя именно он, возможно, и знает. Бункер был в любой момент принять членов правящей семьи и их приближенных. Маркелов не соврал – отсюда можно было руководить страной. Конечно, к командному пункту и в крыло для правящей династии его никто на экскурсии водить не собирался.Грошев бродил по залам с экспонатам
– Илья, будь на вашем месте блуждающий, его притянуло бы к ладоням, как магнитом.– И зачем это нужно? – спросил Игрок. – На практике?– Это-то мы и выясняем, – ответил Сухарев. – Вихревые модификации – новое слово…– Скорее уж старое, – перебил вошедший. – Иван, ты снова вербуешь сторонников, – мужчина поднял руку и провел по коротким седым волосам. Макс знал этот движение. После того, как подстригся сам, долго не мог отвыкнуть от такого же бессознательного жеста.– Разве это плохо? Псионники к нам не рвутся, все больше в спасатели или опера, – профессор подал седовласому руку и представил его Максу. – Цаплин Илья Веденович, аудитор, присланный из Центра для инвентаризации.– Всего лишь бухгалтер, а не псионник, так что со мной можешь не стараться, – рассмеялся седовласый.Черты лица мужчины были словно немного опущенными книзу, уголки век и губ
– Ты как? – спросил Леха.– Думаешь, если ты спросишь в третий раз, а я в третий раз отвечу «нормально», то что-нибудь изменится?– Блин, ну почему ты такой, – Игрок отставил кружку.Они сидели в столовой. За соседним столом о чем-то спорили толстяк и Сухарев, через проход заканчивала обед сменившаяся с поста охраны пятерка солдат, Калес присоединился к ним спустя минуту. В дальнем конце зала, где столики были заняты через один, он увидел Маркелова и встретился взглядами с незнакомыми мужчинами и женщинами. Здесь мало кому было дело до временного жильца, раз знал свое место и не совался, куда не надо. Лисицына заняла столик в углу и сверлила его взглядом.– Потому что, – ответил Грошев, поднимая ложку и совершенно не ощущая вкуса того, что ел.– Тогда я знаю, что тебя развеселит, – Леха посмотрел на Гроша. – Ну или хотя бы отвлечет, – он встал и скомандовал: – Идем.Игро