На самом деле идти никуда не хотелось. Присесть бы куда-нибудь, осмыслить происходящее, проанализировать сложившуюся ситуацию. Будь я одна — так бы и поступила, но непривычно запуганный вид Лизы вынудил отбросить собственные желания на второй план. Вот отправлю её домой, если получится, — надеюсь, нам это удастся — тогда и разберусь со всем остальным.
А пока… Идём. Я, наигранно бодрой походкой открываю шествие, следом, едва поспевая перебирать ногами, как-то понуро плетётся отнюдь не разделяющая моё показное настроение Лиза.
Но что удивительно, если поначалу мой оптимизм был явно наигранным, то буквально спустя пару минут после того как мы покинули дом, я и сама увлеклась, глазея по сторонам, как впервые попавший в зоопарк ребёнок. Никакого зверья здесь, конечно же, нет, или я его просто-напросто не замечаю, а вот птиц — да, хватает. Мелких, пёстрых юрко снующих в ветвях деревьев и декоративных зарослях кустарника, и крупных, без малейшего намёка на страх, то тут то там, разгуливающих по газонам. И, казалось бы, всё те же зелёные деревья, такая же трава, но… Повсеместно виднеются самые разнообразные по форме, цвету и размеру — цветы! А какой аромат… М-м-м… Да уж, этому парку позавидует любой ботанический сад моей родной планеты.
То ли под новыми впечатлениями я темп снизила, то ли Лизка наконец-то ожила — но её уже не приходилось тянуть, будто на буксире. Я обернулась назад. Подруга, откровенно приоткрыв рот от изумления, глазела по сторонам. И в этот миг, её взгляд был устремлён к…
Моему дворцу!
О да-а-а, тут было на что взглянуть. Но не только само здание производило неизгладимое впечатление — огромное, в четыре этажа, выложенное из светлого, напоминающего мрамор камня, с изящными элементами отделки в виде статуй, колонн. И всё это великолепие, едва ли не до самой крыши покрывали неведомые вьющиеся и конечно же — цветущие вьюнки.
Слов не было, мысли все как-то незаметно выветрились из головы. Хотелось просто неспешно прогуливаться по аллейкам, любуясь окружающими красотами, вдыхая аромат неведомых цветов, слушать шелест листвы и разноголосое пение вездесущих птиц. Так мы молча и прогуливались, глазея по сторонам и думая о чём-то своём.
Вскоре мы оказались возле небольшого, метров тридцати в диаметре, но очень живописного водоёма. Зелёная травка у самого края береговой линии сменялась полоской удивительно белого, искрящегося на солнце песка, а дальше завораживающе сияла бирюзовая водная гладь. А в центре озера притягивала взор сказочная белоснежная беседка, словно созданная из живых, плотно переплетённых ветвей неведомого растения. Его стебли, листья и цветы, всё это было кипенно-белым, неимоверно нежным и манящим. Хотелось поскорее оказаться внутри. Казалось, там тебя покинут все печальные мысли, тревоги и ты узнаешь, что такое истинный покой.
К этому чуду вёл мостик, на удивление хлипкий и узенький — от силы полметра в ширину, без каких-либо поручней или бортиков. Вставать на него было безумно страшно. Так и чудилось, что вот-вот хрупкие, выбеленные ветрами и временем досочки треснут под твоей ногой и бирюзовая глубь примет тебя в объятия. Почему-то именно тут, возле мостика, вода становилась темной и непроглядной. Я замерла неподалёку от этого ненадёжного прохода к чуду. Лиза остановилась рядом и будто спросила взглядом:
«Идём?»
Очевидно, подругу тоже очаровало это место. Боясь передумать, я первой ступила на кажущиеся такими ненадёжными доски. Мостик под моей ногой скрипнул, слегка покачнувшись, по водной глади разбежались разводы.
Шаг, второй, третий, и я ощутила головокружение. Блики солнечных зайчиков слепят глаза, мостик то и дело слегка пошатывается, вынуждая меня, словно канатоходца, расставить руки в стороны для балансировки. И чувства наваливаются родом из далёкого детства. Что собственно и не мудрено, ведь именно тогда я, как и большинство сверстников, лезла туда, куда лезть совершенно не стоило с точки зрения безопасности: крыши, какие-то пожарные лестницы, вышки сотовых операторов в области, неподалёку от дачи, самодельные канатные дороги в лесу… Где меня только не носило! И не смотрите, что девочка из благополучной состоятельной семьи, шило в пятой точке всё равно не давало мне жить спокойно. Были падения, ушибы и даже переломы, но ничто не могло остановить мою жажду сомнительных приключений.
Словно откуда-то извне доносится потрескивание дощечек. Видимо Лиза идёт следом, и мостик начинает пошатываться ещё сильнее. Едва удерживаюсь на «гуляющей» под ногами поверхности, а внимание по-прежнему приковано к манящей беседке. Что-то ждёт нас внутри? Не знаю, но и противиться беззвучному зову я не в силах. Иду. Вроде и времени много прошло, а путь всё не кончается. Зачарован мостик, что ли? В этом мире ничему нельзя удивляться.
А голова всё сильнее кружится и становится страшно: вдруг не дойду, вдруг дощечки не выдержат, провалюсь, упаду в воду. Да, я плавать умею, а вот Лизка… Она — нет. Вытащу ли я её в случае чего? Вот и спрашивается: зачем мы сюда полезли? Вернее, не так — чем думала Лизка, когда шла за мной?!
И вот, наконец, остаётся пара шагов, и я окажусь внутри хитросплетения алебастрово-белых ветвей. А беседка вблизи производит ещё большее впечатление — высотой метра четыре, в диаметре примерно столько же, если не шире. И какая-то она монументальная… Особенно в сравнении с ведущим к ней хлипким мостиком. Чего только стоит белоснежный пол из отполированного до блеска… Камня? Вот же, чудны дела! Прямо из него произрастает неведомое, образующее стены растение. Да и растение ли это? Или искусная резьба по всё тому же камню? Ан нет… От налетевшего порыва ветра листочки на ветвях ожили, с шелестом зашевелились.
— Вернулась? — заставив меня вздрогнуть от неожиданности, произнёс дребезжащий от старости женский голос.
Я едва не сверзилась в воду, искренне опешив от такого вступления. Разве я здесь когда-то была? Но ноги продолжают по инерции идти, и вот я уже ощущаю под ними твёрдую устойчивую опору, невольно переводя дух и растерянно озираясь по сторонам в поисках обладательницы так напугавшего меня голоса.
Хм… Никого. Стены у беседки не сплошные, восемь витых стволов поднимаются вверх, там ветвятся, образуя крышу, и снизу, до пояса оплетают образовавшуюся крытую площадку своеобразным парапетом. По периметру расставлены банкетки-диванчики на витых ажурных ножках, конечно же, тоже белые. В следующий миг Лизка отвлекла меня от созерцания этого чуда, слегка подтолкнув, чтобы я позволила войти и ей.
Стоило отвлечься на миг, и передо мной появилась обладательница так напугавшего меня голоса. Выглядела она жутковато: белая хламида с капюшоном, под которым не без труда удалось разглядеть сморщенное от старости лицо с глубоко запавшими глазами, едва виднеющимися под складками век и седыми кустистыми бровями; острый, напоминающий птичий клюв, нос, и узкая полоска бледных, кажущихся бескровными, губ. И все бы ничего, старость ведь естественна, но то, что эта пожилая женщина слегка просвечивала и её черты, и контуры одеяния плыли, будто отражение на потревоженной глади воды — это как раз и пугало. Старуха будто бы и не заметив моей растерянности, повернулась к Лизе и спросила:
— А ты, дитя чужого мира, тоже желаешь знать, что тебя ждёт?
Стоящая рядом подруга растерянно посмотрела на меня. Было видно, что ей любопытно и в тоже время страшно. И как понимать эту фразу? Почему «тоже»? Я разве о чём-то уже спрашивала? И почему именно Лизу старуха назвала «дитя чужого мира» в то время как ко мне сразу обратилась так по-свойски, будто я всегда здесь была и вот буквально полчаса назад отправилась в гости, но передумала и вернулась назад.
— Я сумею вернуться домой? — наконец-то решилась подать голос моя вечно бойкая подруга.
— Для той, что чужда сему миру, путь будет открыт, — размыто отозвалась провидица, а это явно была именно она, и тут же добавила: — Скоро.
Опять она про чуждость Лизы. А я-то как вообще?
— Насколько скоро? — забыв о минувших опасениях, встрепенулась Лиза, в зелёных глазах которой в тот же миг загорелся огонь надежды.
— То мне неведомо, — ответила старуха. — Я не вижу полную картину, лишь факты. Одно скажу точно — вам придётся проститься навсегда.
Мы невольно переглянулись. Что бы могли означать её слова? С кем-то из нас что-то случится? Но ведь она сама сказала, что Лиза вернётся… Да и Женоэль в курсе о произошедшей подмене, а значит Лизе больше ничего не угрожает. Или существует некая опасность для меня? Хм… Выходит именно так… Это я не вернусь. Ну что ж… Разозлиться бы мне на подругу за неудачный розыгрыш, но, увы. Что я потеряю кроме жизни?
— А я, я-то вернусь? — не выдерживаю.
— Ответ ищи в своём сердце, — был мне ответ. — Придёт время, и ты прозреешь…
— Что? — воззрилась я на старуху.
— Чему предписано судьбой свершиться, будет свершено, — как-то монотонно пробормотала та. И уже громче, добавила: — Слушай, и ты услышишь, смотри, и ты увидишь, загляни в себя, и ты узнаешь… Больше я тебе ничего сказать не могу… Не ведаю, не знаю…
Вот же! И за что мне такое счастье? В этой истории с попаданством сплошные непонятки! Чтобы услышать, увидеть, узнать, надо слушать, смотреть, заглянуть в себя и найти ответ в своём сердце. Ах, да, ещё и время прозреть придёт. А может просто созреть? Рррр… И вот куда мне смотреть? На пророчицу, на Лизку, на беседку, на озеро? Что слушать? Шелест листвы, плеск воды, пение птиц? И что я могу найти в самой себе или в своём сердце? Брррр… Чем раскидываться такими пророчествами, лучше уж вовсе не пророчить ничего!
— Со мной что-то случится при родах? — тем временем нарушила затянувшееся молчание Лиза, которой явно не давали покоя адресованные ей слова.
— Нет, деточка, — проскрипела в ответ старуха. — И с тобой, и с малышом всё будет в порядке. Но разве у тебя нет другого вопроса?
Вот умеет же по-человечески говорить, когда захочет! Но мне как-то расхотелось узнавать своё будущее. Толку от того что будешь предупреждён? Судя по её же словам, наши судьбы предопределены, а значит, и Лизкин розыгрыш — всего лишь очередное звено в цепочке неизбежных событий. Как собственно и её появление тут.
— Эммм… — явно опешила в очередной раз Лиза, и на её лице чётко отразился мыслительный процесс, вернее, внутренняя борьба. Она явно решалась что-то озвучить.
— Он не узнает? — не вдаваясь в подробности, спросила подруга, на что провидица кивнула, вызвав у подруги вздох облегчения, а я вконец потеряла нить разговора.
Очевидно, я пропустила нечто очень важное в жизни подруги. Что и не мудрено. Часто ли я интересовалась её делами? Всегда на первом месте была моя работа, продвижение по карьерной лестнице, а визиты Лизы зачастую воспринимались всего лишь как помеха на пути к цели. Двойка мне в дневник по предмету «дружба».
— Удачи. Насладитесь последними деньками… — проскрипела старуха и в очередной раз подёрнувшись рябью растаяла в воздухе, не оставив следа.
Вот и что это было? Толком ничего не сказала, только мысли спутала. Хотя… Это мне она ничего не сказала, а вот Лиза сияет, как начищенная монета.
И главное, стоило провидице исчезнуть, как сразу же прошло головокружение. Окружающий мир вновь стал чётким, наполнился цветами, звуками, запахами.— Кажется, я чего-то не знаю? — внимательно глядя на Лизу, произнесла я, усаживаясь на ближайшую банкетку.
— Ты о чём? — делая вид, что не понимает, к чему я клоню, отозвалась подруга.
— Не прикидывайся, будто ты глупее чем есть на самом деле, — зло буркнула я.
Да, это не моё дело. Это Лизкина семья и жизнь, и она имеет право распоряжаться ими так, как пожелает, но было очень неприятно осознать, что те, кто воспринимался мной как идеал супружеской пары, таковыми на самом деле не являлись. А ещё лучшая подруга называется… Ох, не зря у меня ещё тогда, когда только узнала про беременность, промелькнула крамольная мысль, что отец не Женька, но я отогнала её как нечто нереальное. И уж если Лиза докатилась до того, что беременна не от мужа, то о какой вообще верности и любви можно говорить?! Надо оно мне? Страдать из-за чужих измен или мучиться угрызениями совести из-за собственной неверности… Упаси меня бог от этих любовей… Потому-то, наверное, мы с Лизой больше и не увидимся, — осенило вдруг меня. Ведь если я не полюблю и не выйду замуж, то и на Землю не вернусь. Ну что же, значит, так тому и быть. Вот я и заглянула в себя, и услышала то, что должна была услышать.
Лизка тем временем молчала, отводя взгляд, а потом, тяжко вздохнув, заговорила:
— Я тебе не рассказывала, но мы уже пять раз делали ЭКО. Раз за разом, исследование за исследованием, назначали новые препараты, испытывали новые методики, но ничего не получалось. Каких обследований мы только не проходили: у него всё нормально, у меня всё нормально. Да ты и сама знаешь про это. А накануне последней попытки мой репродуктолог тет-а-тет рассказал мне об итогах внепланового исследования. Оказалось, что мы с Женей просто-напросто несовместимы. У меня что-то типа аллергии на его семя. Такое бывает, хоть и не часто. И в теории, при искусственном оплодотворении это не должно было помешать, ведь подсаживают уже оплодотворённый эмбрион, но…
Я слушала эту исповедь затаив дыхание. В Лизкином голосе было столько боли и страдания, что я уже заранее простила ей все прегрешения. Пусть мои розовые очки теперь разбиты, но и того что пережила подруга, даже врагу не пожелаю.
В какой-то момент она умолкла, то ли подбирая слова, то ли решаясь рассказать правду.— Ты изменила Жене и, узнав о беременности, сказала, что этот ребёнок от него? — подсказала я очевидное.
— Нет, конечно! — возмущённо вскинулась Лиза. Зеленющие глаза в этот миг полыхали искренним гневом. — Как ты до такого додумалась вообще?!
— Э-э-э… — только и смогла выдавить я. — Ну, прости, это я так… Гипотетически.
— Просто, доктор подменил Женькин материал, — потупившись, призналась Лиза. — Я не изменяла, но ребёнок не от него.
— А-а-а… — протянула я, искренне раскаиваясь в том, что успела надумать всякой напраслины. — Ну, вот видишь, всё будет хорошо, он не узнает, — как можно позитивнее отозвалась я, и поспешила сменить тему: — Как же тут красиво!
— Ага, ещё бы мостик был поустойчивее, вообще этой беседке цены бы не было, — улыбнулась в ответ Лиза.
Встреча с провидицей как будто что-то изменила в наших с Лизой отношениях. Удобно устроившись в беседке, мы разговорились, делясь наболевшим. Я узнала то, о чём раньше и не догадывалась, да и сама поделилась кое-какими секретами, хотя была искренне уверена, что прежде рассказывала подруге всё. Оказалось, что нет, я тоже что-то невольно утаивала. Наши посиделки напоминали детство, когда мы часами не могли наболтаться.Может быть причиной тому стало то, что провидица раскрыла кое-какие тайны? Аможет, мы такимобразом неосознанно прощались, памятуя о словах старухи? Не было смысла реветь, размахивать кулаками и голосить о несправедливости судьбы. Даже если и не всё за нас предрешено, то происходящее так или иначе зависит именно от нас и наших близких, искренне желающих нам добра, а там уж выходит то, что выходит. Прямо-таки наш с Лизкой случай. —
Как я и предполагала мужчины действительно что-то уже разыскали. И понеслось. Моего участия побольшей части особо не требовалось, а вот Лиза постоянно была в разъездах. Я сходилас ума от одиночества, слоняясь по дому, изучая комнату за комнатой. Добралась и до библиотеки, потратив часа полтора только на то, чтобы понять, где и что хранится в этом огромном храме знаний. Периодически прогуливалась по парку, заглядывала в беседку на озере, надеясь ещё раз столкнуться с провидицей, но эти надежды не оправдались. Читала книги по этикету, стараясь тут же практиковаться, пыталась разобраться в дневниках Катрионы. В промежутках между делами я пыталась что-то выяснить у Лизы о происходящем. Но подруга зачастую появлялась во дворцеедва ли не в бессознательном состояниии всё о чём она могла думать в этот момент — это еда и сон.А я… Я всё больше расстраивалась, понимая, что она вот
И потекли бесцветные дни. Запретив служанкам раздвигать шторы, я не различала, утро сейчас или вечер. Мне приносили еду, к которой я почти не притрагивалась, потому что всё равно не различала вкуса. Не было желания выходить из комнаты, хотелось только спать, но и это не получалось —сон не приходил. Я лежала, пялилась в потолок. Наверное, стоило бы поплакать, но для этого нужны эмоции — злость, печаль, боль, в конце концов. Но ничего этого не было.Периодически ко мне заходил лекарь, едва ли не насильно вливая в меня какие-то настойки. Никакого эффекта это не приносило, и даже его хвалёная магия не помогала. Порой служанки сообщали о визитахСлавиэля или Леонеля, но те так и уходили ни с чем. Общаться с ними я не хотела, лелея, какую-то нелогичную, детскую обиду за то, что они помогли Лизе уйти. Сколько времени я провела в апатии? Не знаю. А потом…
Лерирей? О, да… Это полный лерирей. Вот прямо полнейший! На меня из зеркала смотрел самый настоящий, часто поминаемый русским народом всуе северный зверёк. Та же умиляшная мордочка, те же ушки, лапки, шикарный хвостик, и… Крылья! Вот так и подкрался ко мне крылатенький песец! Плюхнулась на пушистую попку, сижу, глазею в зеркало. Повернула чуток мордашку так, потом сяк. Милаха! А усики какие!!! Ушки пушистенькие, попробовала ими пошевелить: прижала, затем встопорщила. Лапку приподняла, рассмотрела одну, затем другую. Махнула хвостиком. Пушистый! Красота! Встала на все четыре лапки, повертелась вокруг своей оси. Хороша, плутовка. Особенно крылышки: при развороте довольно большие, белоснежные, хотя мой мех местами отливает серебром. И главное, они, то бишь крылышки — пушистые!!! Интересно, а я летать умею? Взгляд невольно потянулся в сторону оставшейся закрытой балконной двери. Таковая тут имелась, да. Но не
Злость придала сил и помогла справиться с обаянием кружащего вокруг меня лерирея. Жаль, что при этом не удалось наладить работу вестибулярного аппарата и скорректировать действия конечностей. Ещё и этот чёрный не улетает, словно специально дразня сидящего внутри меня зверя, так и норовящего вновь вырваться наружу, подавить моё сопротивление, подчинить. Мне катастрофически необходимо срочно остаться наедине с собой и в спокойной обстановке, без отвлекающих манёвров,наладить отношения со своей второй сущностью. Иначе, боюсь, момент будет упущен. И самое обидное в том, что крылья уже болят, а спину и вовсе сводит от непривычной нагрузки. Держаться в воздухе с каждой секундой становится всё сложнее и сложнее, а вниз спускаться страшно — вдруг этот чернявый не зря тут крутится, вдруг пометит? Я ведь так и не знаю, как это происходит. Да и как поведёт себя мой зверь после того как окажется на твёрдо
Видимо сказались физические нагрузки и нервные потрясения минувшей ночи — всё тело болело настолько, что сейчас у меня не было сил даже на то, чтобы доползти до колокольчика и вызвать служанку. Но есть хотелось жутко, и ещё в ванну, смыть грязь чужих воспоминаний о былых «метках». Вообще, это понятие оказалось совсем не таким, каким я могла его представить. В моём понимании — один раз поставил метку, не важно уж, как именно, и тем самым обозначил принадлежность, чтобы другим неповадно лезть было. Здесь же всё совсем иначе. Тут, самцы добиваясь внимания самочки и отбивая право на случку, вступали с лериреей в близость, после чего на её ауре отображался некий след, именуемый «меткой». Если лерирее понравилось происходящее, то в следующий раз она была уже более дружелюбна к этому партнёру, если же нет — то больше не подпускала его к себе. Как итог, самцу требова
Я даже зависла на время в задумчивости: стоит ли оставить всё как есть и продолжать вызывать недоумение прислуги? Или же поговорить тет-а-тет с каждым? В конце концов, для столь большого дворца их не так уж и много — включая садовников и поваров, наберётся от силы человек двадцать пять. Думаю, можно лично переговорить с самыми приближёнными к Катрионе, с той же Кларой, к примеру, а потом собрать весь персонал и пообщаться уже со всеми. Решив не откладывать разговор в долгий ящик, я дружелюбно улыбнулась помогающей мне одеваться Кларе и произнесла: — Понимаешь, я не Катриона… Говорю, а у девушки, вместо удивления, лишь бровка иронично приподнялась. Хм… Выходит, она знала о подмене, но не подавала вида? Решила позабавиться, наблюдая за тем, как я выкручиваю
Артемилиан давно ушёл, а я всё никак не находила себе места от злости и раздражения. Вот что за мир?! Как во-вторых ипостасях метки всем самкам без разбора ставить, так это нормально, а если вельхора замуж не спешит, то тут же на неё вешают ярлык шалавы! Да кто он вообще такой, чтобы говорить мне такие вещи? Ещё и на «ты» посмел перейти. Да он… Он, будет последним, за кого я выйду замуж, даже если все мужики вокруг напрочь переведутся! Так я и рассуждала, пыхтя как паровоз. Сама того не заметив, выйдя на улицу, стала нарезать круги по парку. — Екатерина! — выдернул меня из раздумий заставивший сбиться дыхание голос бирюзовоглазого. — Уууууу, — едва слышно простонала я и обернулась. Чёрт! Ну разве можно мужику быть настолько красивым? Вот, опять ноги подгибаются, а вн