Ксения
Дурацкое какое-то занятие — следствие.
Я думала, что это как-то поинтереснее, а на деле — сплошные вопросы, и никаких ответов.
Когда мы вернулись к остальным, рыжий Кирилл обрадовался Максу как родному:
— О, Макс, тебя-то и надо! Иди, чего покажу!
И притащил в подвал. После такого вступления я ожидала бог знает каких находок, но слова дознавателя оказались обычной маркетинговой уловкой, в подвале, сияющем пустотой и чистотой показывать уж точно было нечего.
Вот мой ин
Потом заглянула соседка, которая оставалась у Левашовых на хозяйстве пока они в отъезде. Заглянула вроде бы по делу, что-то уточнить, но разговорилась, присела на минутку — и вскоре уже звонила домой:— Дашута, бабушка там кабачков нажарила, будь зайкой, принеси к бабе Наде!А девчоночий голос в трубке с неподражаемыми ворчливыми интонациями уточнял:— Настойку брать, или второй раз меня гонять будете?Потом заглянула другая соседка, прижимая к крутому боку кастрюлю с оладьями, томлеными в сметане — и эти оладьи я ела, как запретный плод, с ужасом (оладьи! в сметане! с сахаром! ночь
Максу позвонили в шесть утра. В шесть, мать его, утра!Вот так и рождаются легенды о злобных ведьмах, уничтожающих земли и города. Просто в легендах умалчивают, с чего всё начиналось — а начиналось именно с побудки в шесть утра, наверняка.— Ты чего подхватилась? — рука Макса легла на мое бедро, переползла на живот, а с него на грудь. — Спи.Соколов утешающе чмокнул меня в лопатку.Нет уж! Зло должно быть наказано!Я потянулась всем телом, вытянувшись на боку в струнку.
— Этих артефакторов орден ловит уже два года точно. Раньше тоже искали, но разрозненно. То, как у нас водится, на старину и эхо средневекового прошлого грешили, то на новодел, но штучный. А года два назад случаи объединили в серию, и искали уже целенаправленно группу лиц, создающих черномагические артефакты. Интенсивно, плотно и без дураков. Соответственно, последние пару лет местные хэнд-мэйдеры плотно сидели на измене, — тут дознаватель второго ранга остановился, и продолжил вещать уже стоя на месте, с лицом одухотворенным и возвышенным, — Наши отрезали им каналы поставок, и методично щемили клиентуру…— И тут в городе появляюсь я, такой красивый, и чуть ли не первым делом иду на кладбище, — подхватил Макс. — А после этого, в тот же день, встречаюсь с внучкой по
— Маман вышла замуж со страшным скандалом и под гнетом сурового семейного неодобрения, — трепалась я, пока моя ярко-синяя девочка упрямо ползла по трассе, забитой прочими желающими в субботу выбраться из города. — Бабушке с прабабушкой ее выбор не нравился: нищий лейтенант-подводник их кровиночке, ягодке, надежде и опоре, умнице-красавице, был не пара. Но будем честны, их бы ни один жених на свете не устроил, потому как ведьмы — что с них взять.Ряд тронулся, и я вдавила педаль, понукая машинку двигаться вперед, но счастье было недолгим, и метров через пятьсот мы снова встали.На небосклоне царило безумное южное солнце, показывая всем желающим (и не желающим тоже показывая), что оно и в девять утра может дать жару, а уж
Родительскую гордость с маменьки как ветром сдуло!И пока она разворачивалась ко мне с написанным на лице гневным “Что-о-о?!”, я успела подхватиться на ноги, и, бросив:— Ну, пойду папе кастрюлю для кукурузы принесу! — выскочила из беседки, напрочь забыв, что это я, вообще-то, глава ведовского рода, что я сильнее и выше статусом.Ну, Соколов, хана тебе!Мама остыла не скоро: кукуруза в закопченной “уличной” кастрюле успела свариться, а это дело не быстрое, и только тогда я рискнула выбраться из-под отцовской защиты, и приблизиться
И когда мы со Свердловой дружно возмутились — “Нет!”, понятливо протянула:— А, любовники! — и вдруг смутилась, — А... инквизиция там, церковь, ведьмы… Не запрещено?— Мне — нет, — Ксения вздернула нос. — А если ему запрещено, то мне пофиг!— Мне тоже не запрещено, — со вздохом внес ясность в вопрос я, не совсем понимая, какого черта допрос вильнул в эти дебри. — И Ксения Егоровна это прекрасно знает, но хороший понт — дороже денег.И пока “Ксения Егоровна”
Тихо-мирно раскачиваясь, я наблюдала, как, суровый и собранный, Соколов ушел в подъезд — и как он же через некоторое время вылетел оттуда, как ошпаренный, и тут же как ошпаренные забегали остальные участники процесса.За углом дома крутила головой Оленева, а рядом с ней изнывал оставшийся вдали от суеты ее охранник.Все остальные меж тем развивали бурную деятельность: расспрашивали о чем-то народ у подъездов, кому-то звонили и куда-то то и дело исчезали.Я наблюдала за всем этим немым спектаклем, принципиально не подходя ближе к сцене: вот еще! Ни за что им помогать больше не буду, пока сами не попросят, а может, и тогда не помогу, даже если в ногах валяться будут…Меж тем, душа моя
Я повернулась, и едва ощутимо коснулась его шеи губами.Ну что за невозможный человек, а? Ну зачем он на мою голову свалился?Надо не забыть травки заварить правильные, а то он как свалилася — так и отчалит, а мне на память ничего и не останется… И пошептать на его резиновый боезапас, но это когда он из квартиры свалит, а то учует, зараза инквизиторская.А потом мы целовались. Медленно, тягуче-медово, и даже летний зной, раскаливший город за окном, не мог соперничать с жаром, текущим по жилам. Без постельного продолжения и без взрыва желания.Я целовала его, потому что нежданная-негаданная моя влюбленность как-то тихой сапой проползла туда, куда ее никто не думал пускать, и, кажется,