Дежурная смена на въезде обменялась со мной приветственными кивками.
Я привычно и абсолютно автоматически, помимо участия мозга, обшарила взглядом подъездную территорию. Ну, здесь порядок, молодцы.
И снова сосредоточилась на допросе Адки по телефону:
— Тебе всего хватает? В палате не холодно? Как соседи?.. Нет, ноутбук без разрешения доктора не привезу. Господи, да не думай ты про свой университет! Никуда он от тебя не денется! Я сегодня же позвоню… Ну, хорошо, хорошо, ты сама, как скажешь! Ты, главное, лечись, и ни о чем не беспокойся, ладно? Сейчас всё, кроме твоего здоровья, второстепенно… Господи, Адка, как ты меня напугала!
Я заглушила мотор и, хлопнув дверцей внедорожника, вышла из машины на стоянку, которую уже начали чистить, а от парковки между кустов уходила расчищенная дорожка к административному корпусу.
Ну, здравствуй, прекрасный новый день!
Прекрасный новый рабочий день.
Здесь, внутри территории, отгороженной от внешнего мира и дикого (бугага!) леса высоким забором, было хорошо. Правда, хорошо. Какой-то особой хорошестью.
Стилизованные под старину высокие терема, числом два — направо административный корпус, налево гостевой. За административным теремом — службы, бани, конюшня. За гостевым — домики под сдачу, уходящие вглубь территории: невысокие бревенчатые избушки. Крыши, почти упирающиеся в землю, покрыты теми же бревнами, расщепленными пополам (для этого же есть какое-то мудреное слово, которое я не помню, и слава богу, и так голова, как свалка). Конек каждой оседлал резной деревянный зверь. Официально, избушки пронумерованы. А на самом деле, гостю выдается брелок в форме фигурки, выпиленной на коньке, и на нем болтается ключ. В итоге, на стойке администратора они обычно говорят — “Мы в “сове” живем”. Или — “Девушка, мы из “медведя”, пришлите, пожалуйста, уборку”.
Я усмехнулась. Вдохнула свежий морозный воздух.
Тишина.
Хорошее имя Максим дал своему детищу. Я бы назвала такую базу “Княжий терем” или “Княжье подворье”, как-нибудь так. И это было бы хуже.
Запрокинула голову в небо, чувствуя, как холод щиплет лицо, и в голове проясняется наконец.
Первый глоток воздуха этого места всегда бальзамом ложился на душу и тело. Потом, в суете трудового будня, это ощущение, конечно, смазывалось, растворялось. Таяло в людях и работе. Но первый глоток всегда был только мой.
— Доброе утро, Еленвладимирна! — Сеня Нестеров деликатно дождался, пока я отомру, и только тогда подал голос.
Наш механик только с виду казался нелюдимым и диким. А в деликатность умел получше многих. Вот и сейчас не счел возможным прервать момент.
— Привет, Сень, — я протянула тигриные ключи.
Он за ними и подошел — перегнать в машину в гараж, возможно сплясать какой-нибудь шаманский танец вокруг.
— Кто-нибудь из дворников уже пришел?
— Угу, — он кивнул вечно нахохленный Нестеров. — Марат уже на территории, на обход пошел, а Леха только подъехал, еще в здании.
Неплохо. По случаю снегопада два дворника из трех приехали пораньше — это ценно.
— Сень, в Тигрике в багажнике комбайн снегоочистительный, как парни появятся — выдай, пожалуйста.
— Он на дизеле или на бензине?
— Не знаю.
— Заводится как?
— Понятия не имею.
— А инструкция где?
— Мне не дали.
— Я понял, Елена Владимировна, — буднично кинул Семен.
Ни тебе иронии. Ни тебе недовольства. Задача уточнена и принята к исполнению.
Вздохнув, я признала провал очередной попытки нащупать у Нестерова чувство юмора и нырнула в машину.
Сережа Балоев свою игрушку любил с тем же пылким трепетом, с каким я любила Тигрик, и к заводской инструкции приложил рукописные ценные указания. Акт приемки-передачи я из папки выдернула, а остальное отдала Семену:
— С возвратом!
— Угу, — и взъерошенная макушка ткнулась в документы, а я забрала сумку и пошла на рабочее место.
У самой живой изгороди оглянулась:
— Сень! А парковку кто чистил?
— Максим Михайлович сегодня на базе ночевал. Когда я приехал, он уже заканчивал.
Какая прелесть! Все же, я определенно в своей жизни сделала что-то очень хорошее, если бог ниспослал мне сначала Елистратова, потом Адку.
Такого начальника надо беречь и ценить.
Я вошла в небольшой уютный холл с ресепшеном, кивнула двум девушкам: одна за стойкой, вторая — перед.
— Доброе утро, Елена Владимировна!
— Доброе, девочки. — я притормозила у стойки. — Ну, что у нас за ночь?
— Пятнадцатый номер вчера досрочно освободился, а так все в порядке! — бодро отрапортовала Маша, сдающая.
И Рита, заступающий администратор, согласно кивнула:
— Смена на месте, начинаем пересменку?
— Начинайте. Я у себя.
И нырнув в неприметную дверь сбоку от стойки, я поднялась по лестнице на второй этаж. Здесь у нас — бухгалтерия, юрист и я, старший администратор. На третьем — кабинет директора, секретарь и комната отдыха.
Кабинет Цвирко был заперт — юрист еще не появился. Так, не забыть — когда появится, попросить провентилировать наш договор с городом касательно дороги к заповеднику.
Мой кабинет встретил застоявшимся теплом и и зимним утренним сумраком. Привычный утренний ритуал: включить свет — запустить компьютер — открыть окно. Всё, можно садиться за стол и начинать работать: пока я возилась с заедающей рамой, умная машина как раз загрузилась и развернула на рабочие программы.
— Елена Владимировна, кофе будете? — в кабинет заглянула ночная горничная, Лада Мазукина.
Лада Мазукина — это протеже Елистратова и наша большая удача. Она живет в Лабазном, это полчаса пешим ходом до Тишины, выходит на смену, когда у нас полная загрузка, или когда нужна подмена, или еще при десятке разных обстоятельств. И берет себе все ночные смены, какие удается забрать.
А когда год назад Максим привел Ладку за плечо, и сказал, что теперь это наша горничная на подмену, никто не верил, что он всерьез. На вид ей было лет шестнадцать, по паспорту — девятнадцать, оба ее родителя пили по-черному, а Ладка хотела учиться и отчаянно нуждалась в деньгах.
Мы все ждали, когда Елистратовская благотворительность окончится провалом. Она закончилась тем, что щуплая горничная забрала себе треть от всех ночных дежурств.
Со стороны может показаться, что наши ночные дежурства — это когда одна из трех горничных остается ночевать на базе, и ей платят за здоровый сон, и странно, что вообще кто-то из девочек вообще уступает такую халяву. Но тут важно помнить, что наш крепкий ночной сон чередуется с такой феерической хтонью, которую, порой, и на голову не натянешь, и на которую еще нужно уметь отреагировать. Даже приличным людям алкоголь, временная свобода от привычной обстановки и ночная пора иногда заносит в голову неистовую дурь.
Когда за ночную горничную остается Лада, я еду домой со спокойной душой.
Я бегло улыбнулась ей из-за монитора и согласилась на кофе.
Проверила, какие у нас изменения за ночь с бронированиями на сайте.
Подавила желание позвонить Марии Егоровне.
Выпила кофе.
Подавила желание позвонить Марии Егоровне.
Разобрала почту на спам и рабочие письма. На рабочие — ответила.
Положила на место телефон, на котором уже почти набрала номер соседки.
Прочитала мантру “Лена, держи себя в руках!”.
Приняла у сдающего администратора отчет и кассу за сутки.
Дальше стало легче: после пересменки и сведения финансовой отчетности отвлекаться на посторонние мысли было уже некогда, старшие служб подходили по очереди, каждый к своему времени, и эта ежедневная процедура поглощала полностью. Кухня, садовник, техник, лесовед...
Десять утра! Всё, можно звонить!
— Мария Егоровна, доброе утро! Как вы?
Семь минут разговора — и меня ненадолго отпускает. Мелкие хорошо позавтракали, хотя и покапризничали немного. В садик добрались без приключений, воспитателю сдались с рук на руки, и вообще, “Леночка, ну не волнуйтесь вы так, всё будет хорошо!”
Хорошо бы, конечно!
Поговорить с Цвирко по поводу договора с дорожниками — галочка.
Спуститься на кухню, пробежаться с инспекцией и снять пробу с утвержденного меню — сделано.
Проконтролировать уборку номеров в “тереме” — есть.
Передний двор и службы от снега уже расчистили, и теперь комбайн гудел откуда-то из глубины территории, от избушек. Сходить, спросить, что ли, о впечатлениях? Я бросила взгляд на часы: без десяти одиннадцать.
Нет, после планерки схожу. Опаздывать к директору у нас не принято.
— Я пригласил вас, господа, с тем, чтобы сообщить вам пренеприятное известие, — зашел с классики образованный шеф и, переждав наши вежливые улыбки, продолжил: — Но сперва — текущие вопросы. Маргарита Анатольевна, начинайте.
Бухгалтер качнула внушительным бюстом и озвучила. Из ее звуков выходило, что какие-то деньги у нас есть, и, вполне возможно, зарплату в этом месяце мы все получим, но если Елена Владимировна не прекратит плодить расходы — то возможно, что и нет.
Вообще-то, “Тишина” давно и стабильно работает в плюсе. Но у Маргариты Анатольевны есть тайная бухгалтерская суперспособность: сообщать об этом с таким пессимистичным надрывом, что невольно начинаешь ждать немедленного разорения, а там и долговая яма недалеко.
Поэтому Елена Владимировна, с одной стороны, привычно сделала внимающее и готовое к диалогу лицо, а с другой — вывод, что счёт за грейдер Белоев уже выставил, и хотела уже рассказать миру, какая она умница и как спасла сегодня утром ситуацию, но Цвирко, поганец, успел выслужиться раньше:
— Я дорожникам позвонил, выяснилось, что наш договор они в глаза не видели, и деньги тоже осели, не доходя до них, а чистили они нас всю зиму по устному распоряжению сверху и скрипя зубами, — бодро вступила лысеющая сволочь. — Но вчера-сегодня у них завал, жилые районы чистить не успевают, поэтому на устные распоряжения…
Цвирко быстро взглянул на нас с главбухом и подобрал приличное выражение:
— Не осталось ресурсов. Договор на почту я им отправил, о санкциях за нецелевой расход благотворительных средств предупредил.
Ай, молодец какой! Благодетель! Что б мы без тебя делали!
Ну и ладно. Ну и успел первым отчитаться… Ну… Ну, не очень-то и хотелось!
— Елена Владимировна, что по вашей части?
— По нашей части, Максим Михайлович, всё как всегда, полный порядок, — с некоторым профессиональным снобизмом отчиталась я.
Мол, не то что у дорогого Артема Денисовича, у которого договора не исполняются! У меня-то всё как часы!
У Цвирко еле заметно дернулась щека. Шпилька прошла, и я почувствовала себя отмщенной.
— Из восьмидесяти номеров заняты семь, в том числе четыре избушки. Сегодня освободятся три номера, после двух часов дня ждем заселения еще в два…Текущие дела закрыли быстро, и Максим дал отмашку:— Что у нас с подготовкой к гостям?Гости, любые, хоть прибыль несущие, хоть убыток — это епархия старшего администратора, и я с готовностью отозвалась:— Номерной фонд подготовили на в
— База отдыха построена в традициях славянского зодчества шестнадцатого-семнадцатого веков, не из высоких соображений, а исключительно для красоты. А это, обратите внимание, медвежий орех, ему уже больше ста двадцати лет, у него есть паспорт, и он внесен в “Красную книгу”. На территории базы два таких дерева, и за причинение вреда любому из них законом предусмотрена ответственность, и это в лучшем случае, потому что основной контингент наших гостей — люди, приехавшие в заповедник “Соловьиные Родники”. Люди, любящие и ценящие природу. Если они доберутся до нарушителя раньше закона… Я многозначительно замолчала, скосив взгляд на своих спутников.
Вообще-то, сплетни у нас не приветствуются, но этот слух Макс самым жестоким образом пресекать запретил (сделал бровки домиком и сказал: "Лена, твою мать!"). Потому что чем больше горничных поверит в меня, тем меньше пристанет к нему.Иногда какая-нибудь отчаянная из новеньких решает, что влегкую "подвинет старушку", и тогда мы с Елистратовым на спичках разыгрываем, кто будет её увольнять, потому что каждому хочется плюс в свою репутацию: мне — всевластной Владычицы Морской, ему — прочно занятого мужика. Цвирко, держащий эти самые спички, считает, что мы придурки, но его никто не спрашивает.— Я не знаю, кто с кем спит, свечку не
Шел пятый месяц беременности. Я тогда только-только устроилась на новую работу, и объезжала окрестности — знакомилась. Машина, выданная на работе и поименованная Тигриком, довольно урчала мотором и дула в ноги теплом. Списанный армейский внедорожник, дубоватый на ходу и тяжеловатый для женской руки в управлении, но надежный и устойчивый на любой дороге, бодро месил дождевую грязь шинами. Погода последнюю неделю царила премерзкая. Будто кто-то там наверху опомнился и решил додать разом все недаденные за удивительно безоблачное лето осадки.Любуясь относительно мрачными пейзажами, я заметила человека, бредущего по обочине, по той самой грязи, на своих двоих. Он сутулился и периодически пытался голосовать, но без особого успеха — участок трассы между городо
— Доброе утро, Елена Владимировна! — Рита аж на своем месте подскочила мне навстречу. Стоявший у администраторской стойки Мирослав, черти бы его взяли, Радомилович, обернулся и в который раз полыхнул такой улыбкой, что даже мое, закаленное тремя синеглазыми монстрами сердце, дало сбой, запнулось и забыло куда шло. Что-то я за вчерашний день так и не привыкла к этому оружию массового поражения. Попыталась припомнить, улыбался ли он так той ночью или “это бизнес, детка”, но воспоминания увильнули от улыбки куда-то в сторону...— Прекрасно выглядите, Елена Владимировна!
Азоры по очереди разливались соловьями. Макс молчал, нарисовав на роже предельно внимательное, но ни фига не заинтересованное выражение (чтобы не поощрять). Цвирко что-то помечал в блокноте. Я — присутствовала. Что я могла вынести полезного из этих переговоров? Говорил Мир уверенно, спокойно, без нажима. Скупо довольно. Всеслав и Ольга речей толкали куда больше. Вообще со стороны его редкие вставки больше походили на ремарки. Или даже…В какой-то момент я поймала себя на мысли, что нет, не ремарки — корректи
Законом мы прикрыты со всех сторон. Главный вопрос заключается скорее в другом — не захотят ли они этот закон обойти?Но Артюша Цвирко, как бы я там к нему не относилась, свою зарплату получает не зря, и драться за свое мы будем насмерть.Я хотела пройти мимо, вернуться в терем и заняться уже наконец работой, но Мирослав удержал меня взглядом. — Вы, Елена Владимировна, на переговорах были удивительно немногословны.
Адка засопела. Она теребила край и без того потрепанного жизнью пододеяльника и смотрела на меня так, что мне хотелось только обнять дурочку и сказать ей, что она дурочка, и что никто ее никуда не бросит, и она всегда будет мне нужна, даже если я выиграю в лотерею миллиард и смогу нанять себе целый штат нянек. Только слова в таких случаях не особенно помогали. Слов ей в жизни много говорили — например, что детдом это временно, и ее оттуда обязательно заберут.— А ты как думаешь? — спросила я, и Ада моргнула. — А я-то тут при чем?—