— Доброе утро, Елена Владимировна! — Рита аж на своем месте подскочила мне навстречу.
Стоявший у администраторской стойки Мирослав, черти бы его взяли, Радомилович, обернулся и в который раз полыхнул такой улыбкой, что даже мое, закаленное тремя синеглазыми монстрами сердце, дало сбой, запнулось и забыло куда шло. Что-то я за вчерашний день так и не привыкла к этому оружию массового поражения. Попыталась припомнить, улыбался ли он так той ночью или “это бизнес, детка”, но воспоминания увильнули от улыбки куда-то в сторону...
— Прекрасно выглядите, Елена Владимировна!
Азоры по очереди разливались соловьями. Макс молчал, нарисовав на роже предельно внимательное, но ни фига не заинтересованное выражение (чтобы не поощрять). Цвирко что-то помечал в блокноте. Я — присутствовала. Что я могла вынести полезного из этих переговоров? Говорил Мир уверенно, спокойно, без нажима. Скупо довольно. Всеслав и Ольга речей толкали куда больше. Вообще со стороны его редкие вставки больше походили на ремарки. Или даже…В какой-то момент я поймала себя на мысли, что нет, не ремарки — корректи
Законом мы прикрыты со всех сторон. Главный вопрос заключается скорее в другом — не захотят ли они этот закон обойти?Но Артюша Цвирко, как бы я там к нему не относилась, свою зарплату получает не зря, и драться за свое мы будем насмерть.Я хотела пройти мимо, вернуться в терем и заняться уже наконец работой, но Мирослав удержал меня взглядом. — Вы, Елена Владимировна, на переговорах были удивительно немногословны.
Адка засопела. Она теребила край и без того потрепанного жизнью пододеяльника и смотрела на меня так, что мне хотелось только обнять дурочку и сказать ей, что она дурочка, и что никто ее никуда не бросит, и она всегда будет мне нужна, даже если я выиграю в лотерею миллиард и смогу нанять себе целый штат нянек. Только слова в таких случаях не особенно помогали. Слов ей в жизни много говорили — например, что детдом это временно, и ее оттуда обязательно заберут.— А ты как думаешь? — спросила я, и Ада моргнула. — А я-то тут при чем?—
Почти четыре года назад, когда я поняла, что та сумасшедшая ночь с благородным рыцарем без страха и упрека, не прошла для меня бесследно, я долго принимала решение, как быть. Одна, без мужа или сожителя, без собственного жилья. Матерью-одиночкой быть не сладко, и я вовсе не была уверена, что мне это по силам. Сказать “страшно” — не сказать вообще ничего. Больше всего давила невозвратность принимаемого решения — родившегося ребенка ведь потом обратно не засунешь, если поймешь вдруг, что не справляешься. И этого я тоже боялась — не справиться.И я не могла решиться ни на что.
Я в ответ скривилась, будто вместо любимого капучино мне предложили черный без сахара.Хм, а ведь действительно — черный без сахара. Вкусно!— Потом. Пока толком ничего не понятно, кроме сыпи, никаких проблем нет. Но обсыпало щедро. Ждем врача, но я подозреваю, что за час эта ерунда сама собой не рассосется.— Лен, может, тебе сейчас в отпуск, а не в мае? — задумчиво озаботился Макс.—
До работы я добиралась, как в тумане. — Здравствуйте, — поприветствовала я горничных и администраторов, вместо привычного “доброго утра”.Утро было каким угодно, но не добрым: запах гари, не висевший над “Тишиной”, но доносимый порывами ветра, растерянность и испуг, свивший гнезда в глазах… Люди, кажется, не верили произошедшему.Не верить было сложно: зарево на полнеба ночью видели все. Кто не лично, тот на городских новостных сайтах.
Из кабинета я вышла через полчаса, старательно пряча лицо. В разговоре с Дедом меня прорвало, и я постыдно, некрасиво и унизительно разрыдалась, размазывая по физиономии слезы вперемешку с соплями, и радуясь, что хотя бы макияж я сегодня не успела нанести. В очередной раз.— До свидания, Елена Владимировна!Востроносая девица провожала меня любопытным взглядом да самого выхода.— Домой, в “Тишину”? — уточнил Новицкий, проворачивая ключ в замке зажигания.—
— Мирослав Радомилович вас ожидает, пятьсот седьмой номер, пятый этаж, из лифта направо.Я помедлила немного перед дверью, сжала-разжала кулаки. Так, Леночка-умничка, еще раз утвердим порядок действий — сначала выясняем что за генетическую хрень он подкинул твоим детям, а потом уже наносим тяжкие телесные за все хорошее и на десять лет вперед. Ладно, ладно, если не будет сознаваться, можно наносить в процессе выяснения!Набрав в грудь воздуха, я постучала.Дверь открылась почти сразу же, и впервые при взгляде друг на