ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ПЕРВАЯ
Стекло ножа холодило пальцы Годивы. С виду хрупкое изделие, по крайней мере, именно таким показался девушке кинжал, стал тяжелым грузом для неё. Столь непосильной ношей, что нож оттянул руку молодой госпожи вниз. Испугавшись, что кто-либо заметит его, Годива окинула взором людей – но нет, вероятно, те по-прежнему были увлечены разговорами. Только тогда девушка спрятала «подарок» от брата в правый карман своего плаща. Кинжал, юркнув вниз, утонул в мягкой ткани.
Затем Годива осмелилась посмотреть на Эрика – он сидел, сгорбившись, будто немощный старик, от которого никоим образом не могла исходить угроза. Видимо, именно так посчитала охрана девушки, раз не обращала на него пристального внимания. Молодая госпожа, замешкавшись, хотела сказать что-то брату. Но все слова застряли у неё в горле. Понимая, что задерживаться не стоит, девушка вернулась к своим воинам и отдала им приказ возвращаться. Один из мужчин насто
ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ВТОРАЯГодива стояла возле окна, с напряжением во всем теле всматриваясь в черную даль. Все чувства девушки, обострившись, ждали признака возвращения мужа. Сердце её располовинилось на две части, одна – чувствовала, что Годива поступила верно, открывшись мужу – и по-другому быть не должно было. Но вот вторая часть – дрожала от ужаса осознания, которое пришло значительно позже, когда Леонардо, отведя жену наверх, уходя, громко хлопнул дверью. Только тогда до Годивы стало доходить – если муж поймает Эрика, то все это закончится трагически.И вот так, окутанная противоречивыми чувствами и мрачным предчувствием, Годива не сводила своих глаз с неба. Губы её, дрожа, беззвучно повторяли молитву. Что теперь девушка могла сделать? Лишь молиться. Это было её единственным оружием и одновременно утешением. Время шло, наступила глубокая ночь, такая темная и зловещая – луна и звезды, спрятавшись за облака, больше не одарива
ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ТРЕТЬЯОдним лишь словом можно разрушить некогда обретенный мир. Именно это произошло с Годивой. Заявление, высказанное Эриком, посадило в её душе ростки сомнений. К ним, присоединяясь, и укрепляясь, подоспели и затаенные страхи. Они зашептали девушке, что для Леонардо она – просто жена, на которой он был вынужден жениться, лишь из долга чести. О другом – не менее важном, чем долг чести, о любви – взаимной, настоящей, долгожданной – можно было забыть.И действия Леонардо – после того, как он услышал слова Эрика, подточили остатки уверенности Годивы. Воин не заявил во всеуслышание, что все это – ложь, нет! Он просто велел отвести пленника в одну из темниц замка. Ни единого слова, опровергавшего речь брата. Ничего!Прекрасная саксонка, ощущая себя униженной и обманутой, не дожидаясь мужа, поторопилась в спальню. Леонардо заметил это. Но, посчитав, что данный поступок вызван тем, что Годива прост
ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ЧЕТВЕРТАЯЕсли тебе сопутствует удача в битвах, не стоит думать, что так будет всегда. Именно в этом, в очередной раз убедился Леонардо, когда вражеская стрела пробила ему предплечье, парализуя воину правую руку. От неожиданности, нормандский лев даже не сразу понял, что случилось – лишь когда кровь засочилась из раны и боль стала расползаться, до Леонардо дошло – он получил ранение. Отломив край стрелы – ровно столько, чтобы она не мешала ему и одновременно не составляла труда достать её, воин, переложив меч в левую руку, продолжил бой.Его люди, заметив рану предводителя, на долю секунды, испытали смятение, но когда Леонардо свирепо разрубил очередного врага, воины, воспрянув духом, еще агрессивнее начали атаковать неприятеля, оттесняя отряд мародеров все дальше и дальше – до тех пор, пока позади них не оказался крутой овраг, и идти дальше было уже некуда.Не без удовольствия Леонардо заметил на вражеских л
ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ПЯТАЯГай сильнее прижал к себе Годиву и зашептал ей на ухо:- Годива, как я мечтал об этом, знала бы ты.Она попыталась вырваться из его объятий, испуганная, чувствующаяся себя предательницей, девушка желала освобождение от этих чужих рук.- Годива, - Гай впился в её лицо горящим от страсти взглядом. – Знаешь ли ты, как я страдал, как мучился, когда ты и Леонардо покидали свадебный ужин. Как разрывался от боли, зная, что предстоит тебе. Но не бойся…Мужчина любовно погладил Годиву по щеке и добавил:- Я не буду набрасываться на тебя, как животное. Ты столь прекрасна, что достойна нежного обращения. Ты простишь меня, что я накинул на твою голову мешок? Пойми, это была необходимость.Он выжидающе смотрел на неё. Его слова… они принадлежали человеку, которого охватила безумная страсть и влюбленность. Но и это можно было использовать. Уловив в речи Гая некое обещание – а именн
ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ШЕСТАЯОт взгляда Леонардо Годива лишилась остатка сил. Он смотрел на неё тяжелым, давящим взором. Никакой радости от того, что воин отыскал прекрасную саксонку, ничего она не нашла в его мрачно-черных глазах. Выражение его лица граничило с равнодушием. От того стало еще больнее. Глядя на Леонардо, Годива видела подтверждение своих страхов.Он не любит её.Безумная мысль, что лучше ей бы умереть здесь, чем страдать в нелюбви, чем быть отвергнутой, испарилась, когда нормандский лев приблизился к Годиве. С лезвия его меча скапывала темная кровь. Громкое напоминание о том, как беспощаден к предателям Леонардо. А ведь она, Годива, в его глазах тоже предательница! И, видимо, пришел черед её смерти. Теперь желание умереть уже не существовало, словно не об этом думала белокурая красавица секундами ранее. Ей стало страшно. Каково это, умирать? Каково, когда острый клинок разрезает тебя? От дурных мыслей Годиву замутило. Перед глазами все стал
ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ СЕДЬМАЯГодива устало опустилась на кровать. Спрятав лицо в дрожащих ладонях, девушка тихо заплакала. Теплые слезы, капая ей на руки, согревали их. Жалкая попытка унять ледяной холод, охвативший сердце. Как ей быть теперь? Что делать, находясь в заточении? Это – уже наказание, или оно еще впереди? Неизвестность не давала покоя, изматывая и без того изможденную Годиву.Прекрасная саксонка, стерев со щек мокрые дорожки, поднялась на ноги и подошла к окну – оно выходило прямо на крепостные стены, за которыми виднелось блестящее, серо-синее море. Волны, покачиваясь, воздымались вверх – на них, сверкая, плавали солнечные зайчики. Погода налаживалась. Ах, если бы подобные перемены случились и в её, Годивы, жизни! Ах, если бы ничего этого дурного не было!Она грустно улыбнулась своим мыслям. Что толку сожалеть о прошлом? Какой смысл упиваться жалостью и горечью, если время невозможно повернуть вспять. Значит, это должно б
ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ВОСЬМАЯ- Зачем? – скрестив руки на груди, спросила Годива. Она, нужно было отдать ей должное, сумела совладать с нахлынувшим волнением и подавила в себе первое желание – броситься мужу на шею.Леонардо, устало вздохнув, раздраженно добавил:- Не тяни время, просто выполни мою просьбу.- Это не просьба, а приказ, - с легким укором в голосе, заметила Годива.Мужчина тот час нахмурился. Вид его и без того был не самый добрый, теперь же Леонардо был похож на мрачное, бессердечное существо. Знал ли он, какой давящий силой обладает его взгляд и выражение лица?- Это не имеет значения, сделай то, что я сказал, - холодным тоном произнес Леонардо. Он стоял в шаге от Годивы и, сам того еще не отслеживая, любовался ей. Это прекрасное лицо, нежный, чувственный профиль, белоснежная шея, к которой так хотелось приникнуть губами… Прошло так мало времени, а воин ощущал все нарастающее
ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ДЕВЯТАЯЕго слова нельзя было назвать грубыми. Не было в них и оттенка приказа. Лишь просьба, за которой читалась глубоко спрятанная мольба.Леонардо никогда прежде так не говорил с Годивой. Девушка, изумленная, посмотрела на мужа – словно видела его впервые. Сомнение, отразившиеся в голубых глазах красавицы, сменилось огоньками надежды.- Ты просишь прощения? – пересохшими от волнения губами, задала вопрос Годива.- Да, - чуть сильнее сжав в объятиях жену, ответил Леонардо. – Я не только прошу прощения, но и прошу у тебя время, чтобы я искупил свою вину.Тон его голоса был серьезным, а черные глаза источали прежде неизвестную мягкость. Не ту, что делает мужчину слабым и женственным, а ту, что облагораживает и лишь подчеркивает его мужественность. Ведь поистине, только сильный, уверенный в себе мужчина, способен быть мягким и добрым по отношению к своей женщине.Годива не знала, что сказа