ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
- Я, - ответила Годива, одаривая Леонардо теплым, ласковым дыханием. Сказала так, словно ждала все это время его вопроса.
- Поверить не могу, - выдохнул мужчина, а потом, сжав щеки девушки сильнее, прошептал:
- Лежи смирно, не шевелись, враг уже близко.
Она не ответила, лишь моргнула, соглашаясь. Но разве возможно было разглядеть это в ночной полутьме? Хотя, это не имело значения сейчас. Сердце билось так странно в груди, отчего все происходящее, вдруг, стало неважным. Годива, опьяненная внезапно возникшей духовной близостью с Леонардо, совершенно забыла о приближающемся недруге.
Однако Леонардо помнил о враге. Хоть и признание Годивы удивило его, стало неожиданным открытием, не потерял мужчина своей бдительности, не расслабился, не забылся. Еще сильнее обострились его чувства, казалось, даже волоски на теле улавливали чужие шаги. Мистика, по - другому и не скажешь. Три медленных вздоха, тихих, а потом – гибк
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯГодива устремила взгляд вдаль – туда, откуда, по её мнению, раздавались шаги. Затаив дыхание, девушка вся насторожилась, не зная, кого ожидать – друга или врага. Сама того не замечая она начала медленно перебирать густую гриву коня. Пустила бы его галопом, да вот только куда? Кругом был лес.Но, видимо, Барон решил за всадницу. Громко заржав, конь прямиком направился на раздающийся звук шагов. Годива чуть потянула за узду, пытаясь остановить животное, но тщетно – Барон уже мчался вперед, игнорируя её нерешительные действия.- Да что же ты, - испуганно выдохнула девушка.Конь, будто услышав её, мотнул головой и фыркнул, а потом – сделав еще несколько шагов, остановился. Годива еще не поняла этого, не пришла в себя, как услышала мужской голос.- Молодец, Барон, не подвел, - довольным тоном произнес Леонардо, любовно обнимая коня за шею и гладя животное. Случайно, мужчина коснулся ладони Годивы.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯГодива покачнулась и непонимающе посмотрела на Леонардо.- Горю? – как во сне, повторила она. Говорила, а голос слышала свой как сквозь стену – отдаленно, словно он и не ей принадлежал. Девушка дотронулась своими ледяными пальцами до лба – и тут же одернула руку, словно обожглась.- Действительно, горю, - качнувшись, ответила Годива.Леонардо удержал её за плечи. Всматриваясь в горящее от лихорадки, лицо девушки, мужчина принимал решение. Да, будь на её месте один из воинов, они продолжили бы путь дальше. Да будь он сам, Леонардо, нездоров, все равно, остался бы в седле, понимая, что активная деятельность больше поспособствует выздоровлению, нежели ленивый отдых. Его тело не привыкло к последнему.Но перед ним стояла молодая женщина. Не воин, привыкший днями и ночами испытывать трудности и непогоду. А женщина – нежная, слабая и юная. Вряд ли Годива выдержит поездку, а если, все же
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯОна проснулась среди ночи от звука сверчков. Странно, что осенью они все еще пели свою песню. С трудом разлепив веки, Годива устремила взор на небо. Ясное, холодное, иссиня-черное, пронизанное сотнями ярких звезд, оно роскошным шатром раскинулось над головами. Девушка всматривалась в звезды, с восхищением в груди впитывая в себя их красоту. Чем дольше смотрела – тем больше видела их. Вот пояс Ориона, а там – Большая Медведица.- Как красиво, - не сдержавшись, прошептала Годива.Теперь, когда странно возникшая болезнь отступила от нее, а тело, освобожденное от жара, начало приходить в себя, жизнь забилась птицей в душе Годивы. Захотелось жить. Любоваться каждым мгновением. Будто раньше и не видела, как прекрасен этот мир, словно только что познакомилась с ним.- Красиво, - глядя на одухотворенное лицо пленницы, задумчиво произнес Леонардо. В груди ощутил некое облегчение, причина была проста – девушка выгля
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯЕго слова вызывали у Годивы смятение. Не ожидала, не представляла, что такое может случиться с ней. Не сразу сумела заговорить – в горле мешал образовавший ком. Девушка с трудом сглотнула. Затем, наконец, произнесла:- Разве обязательно мне выходить замуж? Я бы предпочла найти убежище среди стен монастыря.Леонардо прошелся оценивающим взглядом по чувственному лицу Годивы – плавные черты, большие, выразительные глаза цвета ясного, летнего неба, зазывающий к поцелуям, рот. И эта кожа – светлая, без изъянов, которая не нуждалась ни в белилах, ни в румянах. Это было чисто наблюдение человека, искушенного в красоте женщин.- Тогда святым отцам придется нарушить свой целибат, - удивительно зло процедил Леонардо, отчего Годива вздрогнула, и мужчина добавил:- Место женщины – в доме. Рожать детей, а не запираться вдали от мира. Поэтому, будет так, как я сказал.Годива, ощущая все нарастающую
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯОгромный, светло – серого цвета, каменный замок утопал в лучах заходящего солнца. Годива, впервые в жизни увидев замок из камня, а не из дерева, как было принято у саксов, тут же оживилась и принялась разглядывать строение. Круглые башни, зубчатые крепостные стены, внушавшие своим видом неприступность для врагов и безопасность для его обитателей.С протяжным, пробирающим до дрожи, гулом, отворились ворота – гостеприимно впуская Леонардо и отряд воинов. Большая же часть войска осталась за стенами замка – такое число людей он был не в состоянии вместить в себя. Однако это не вызывало ни протеста, ни огорчения воинов – они знали, что пир будет богатым, щедрым – и угощения достанутся всем вдоволь, к тому же, мужчины привыкли к простой солдатской жизни – ночевать на свежем воздухе, греться у костра и охотиться. Площадь замка все это ограничивала, негде было разгуляться. Леонардо и сам был бы р
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯТеплый ветер, пропитанный ароматом лесных трав и мха, колыхал полупрозрачные занавеси на аркообразном окне. Воздух в комнате был столь свежий, что создавалось впечатление, что находишься не в замке, а на лесной опушке. Казалось, сделай шаг – и под ногами почувствуешь приятную мягкость травы, коснешься рукой – и на подушечках пальцев останется запах цветов. Это ощущение отвлекало от той обстановки, что царила в просторном помещении.Годива сидела напротив высокого, овального зеркала. С гладкой, блестящей поверхности, заключенной в оправу из серебра, на неё смотрела напряженная, уставшая девушка. Синие тени пролегли под глазами, бледность разлилась по лицу, губы чуть подрагивали от волнения. В этот раз причина такого внешнего вида саксонской красавицы была уже не в болезни, а в людях, окружавших Годиву.Как только Леонардо и девушка прибыли в замок и познакомились с его хозяином, Годиве предоставили покои в восточном крыле
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯНаконец-то она осталась одна! С небывалым облегчением восприняла Годива уход Миранды и Алисии. Подруги ушли, оставив в душе девушки тошнотворное смятение и горечь. Слезы обжигали глаза прекрасной саксонки, и она едва сдерживалась, чтобы не расплакаться в присутствии Миранды и Алисии. Но как только за ними закрылась дверь, и послышались удаляющиеся шаги, Годива заплакала. Слова нормандок больно задели девушку. То, как женщины говорили с ней – казалось, с виду, по-дружески, приветливо, но ощущения Годивы были такие, словно ее обволакивали ядовитым сиропом.Нет, белокурая красавица не забилась в истерике, не стала заламывать руки и причитать. Просто, по её бледным щекам побежали горячие дорожки слез. Будто соленые ручейки, они омыли нежное лицо Годивы. Девушка медленно стерла их ладонями, вздохнула – устало - спокойно. Кажется, теперь стало чуть легче. По крайней мере, не горело теперь в груди, не стучало в висках, не было т
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯГодива, на миг ослеплённая сиянием сотен свечей, часто-часто заморгала. И тут же – глаза её встретились с десятками пар глаз гостей. Их взгляды. Они были такие разные – любопытные, завистливые, искренне заинтересованные, раздосадованные, злые и добрые. Объединяло их лишь одно – в них не было равнодушия.Они изучающее разглядывали саксонскую красавицу, пока та шла рядом с Леонардо в центр зала. А то, что эта девушка являлась красавицей, было, бесспорно, так. Нежнейшая, светлая кожа, шелковистые, лунного цвета, волосы, собранные в две косы и закрепленные по бокам, утонченное лицо – не тронутое ни пресыщенностью, которой было столь много при королевском дворе, ни высокомерием. У Годивы была удивительная, неповторимая, и только ей принадлежащая красота. Она совмещала в себе наивную неискушенность и пока еще пробуждавшуюся чувственность, улавливаемую в движениях девушки, в повороте головы, даже в том, как та