Глава 4

Ни Герхард, ни Ильза больше не появлялись. Пару раз приходили монахини, приносили немного еды и последние новости. От них Ринка узнала, что матушка нашла адвоката, согласившегося защищать полукровку. Да только он не слишком торопится. То ли денег мало ему предложили, то ли не верит в успех.

Зато в один из дней к камере подошла незнакомая женщина. Молодая, белокожая, с надменным лицом. Чем-то неуловимо похожая на мэтра Лавьера. За ее спиной неловко переминался стражник, держа в руках тусклый фонарь.

Не приближаясь к решетке, женщина глянула на Ринку так, словно та была виновата во всех ее бедах.

Узница зачарованно уставилась на платье нежданной гостьи, расшитое серебром и рубинами. Такой красоты она еще не видала. Разве что в глупых мечтах.

Несколько минут они разглядывали друг друга.

- Надеюсь, ты здесь сгниешь, мелкая дрянь, – процедила красавица, испепеляя девушку взглядом. – Таким, как ты, в тюрьме самое место!

Это стало последней каплей. Мир за стенами монастыря оказался совсем таким не радужным, как обещала матушка Ильза, и он совсем не спешил распахнуть полукровке свои объятия.

Вскинув подбородок, Ринка встретила ненавидящий взгляд.

- Не смей смотреть мне в глаза! – взвизгнула гостья, прикрываясь рукой. – Грязная полукровка!

- Тише, леди, я же говорил, что не стоит сюда приходить, – пробормотал стражник, бросая в сторону выхода тревожные взгляды. – Идемте, пока вас здесь никто не застал.

- Не вздумай попадаться мне на пути! – напоследок бросила незнакомка. – Герхарда я тебе не отдам!

А еще два дня спустя за Ринкой пришли, чтобы доставить на суд. Мэтр Дамерье застегнул кандалы на ее ногах и запястьях, а стражники в кожаных латах сопроводили к уже знакомому экипажу без опознавательных знаков.

После пребывания в камере глаза слезились от солнечного света. Ринка шла почти вслепую, с трудом переставляя ноги. Она дышала и не могла надышаться, каждой клеточкой впитывая нечаянную свободу.

Но увидев карету, замешкалась. Ее охватило внезапное подозрение.

- Разве зал суда не в ратуше? – она оглянулась на здание городской управы, под которым ее все это время держали.

- В ратуше, – осклабился мэтр Дамерье.

- Куда же меня повезут?

- В ратуше судят людей. А тебя, цыпа, ждет ратное поле и божий суд. Молись Пресветлой, может она услышит и пошлет тебе избавителя. Хотя я бы на это не рассчитывал, – он хохотнул, будто сказал что-то смешное. – Ну все, полезай, некогда мне с тобой прохлаждаться.

Сопротивляться было бессмысленно. Вздохнув, Ринка громыхнула цепями и неловко забралась в карету. Внутри ждало знакомое жесткое сиденье и крюк, к которому один из стражников тут же прикрепил цепь от наручников.

- Ну, держись, девочка, – поймала она тихий шепот.

Но не успела ответить, как стражник исчез.

Дверь захлопнулась, и карета тронулась в путь.

Несколько часов тряски по ухабистой дороге не прошли даром. К тому моменту, как путь был окончен, а дверь открыта, у Ринки болело все, что только могло болеть.

Будто нарочно, карета остановилась перед глубокой лужей. Шагнув с подножки, Ринка утонула по щиколотки в топкой грязи. Холодная вода тут же просочилась в войлочные сапожки, вынуждая девушку поджать пальцы.

Никто не помог ей, не подал руку. Пришлось выбираться самой, стиснув зубы и сдерживая предательские стоны. Нет, она не собиралась доставлять такое удовольствие своим мучителям. А те стояли в двух шагах с глумливыми лицами и наслаждались бесплатным представлением.

Ступив на сухую обочину, Ринка смогла выдохнуть и оглядеться.

Ее привезли на городское ристалище, где во время весеннего равноденствия устраивались рыцарские турниры во славу Пресветлой. Огромное поле, вытоптанное копытами лошадей, было огорожено деревянными щитами, а за ними в праздники собирался народ. Только градоправителю полагалась отдельная ложа. Точнее, это был дощатый помост, на который устанавливали кресла для бургомистра, его супруги и ближайших чинов.

Сейчас в кресле на возвышении сидел городской сенешаль, отдуваясь от жары и обмахиваясь бумажным свитком. Там же расположились судья, жрецы из храма Пресветлой и первые городские чины.

Да и народа было хоть отбавляй. В основном – городские зеваки, пришедшие поглазеть, как будут судить полукровку. За их спинами на конях гарцевала охрана.

Один из стражников ткнул Ринку пикой под ребра:

- Шевелись! Пресветлая не будет ждать до утра, у нее без тебя дел хватает.

С трудом переставляя ноги, девушка двинулась через поле к помосту.

Увидев обвиняемую, толпа поперла на ограждение. Люди толкались, желая хорошенько ее рассмотреть. Какая-то женщина закричала:

- Нечисть эльфийская! Сжечь ее и дело с концом! Пока она наших мужиков не приворожила!

Несколько голосов подхватили ее слова:

- Сжечь! Сжечь нечестивицу! Выколоть ей глаза! Вырвать косы!

Эльфийское отродье…

Презренная полукровка…

Бесстыдница, соблазняющая почтенных граждан. Грешница, испытывающая их добродетель.

Оскорбления летели ей вслед, и толпа взрывалась ликующими воплями.

Ей не место среди добрых людей.

Откуда-то из толпы прилетело гнилое яблоко, ударило Ринку в висок, стекло вниз мерзкой жижей. И тут же посыпался целый град.

Ринка втянула голову в плечи, согнулась, надеясь хоть немного укрыть лицо. Гнилые овощи это не страшно. Лучше пусть бросают гнилье, чем камни.

- А ну разойдись! – в толпу врезался один из верховых на вороном жеребце. Огрел плеткой парочку особо ретивых. – Кому сказано!

- Стой! – грубый окрик заставил девушку вздрогнуть.

Она машинально остановилась, чувствуя, как между лопаток упирается наконечник алебарды.

Протрубил рог, призывая толпу к спокойствию, и в наступившей тишине зазвучал голос судьи.

Ринка слышала, но не могла понять, что он говорит. Смысл слов ускользал, не давая затуманенному сознанию за него зацепиться.

Кажется, он зачитывал обвинения, выдвинутые против нее.

Ее взгляд, скользнул по толпе, наткнулся на Герхарда. Ее обвинитель был здесь. Пришел насладиться ее унижением. И не один. Рядом с ним, надув подкрашенные кармином губы, стояла та самая женщина.

- Господин сенешаль, достопочтенные служители Пресветлой! Благородный эрл Герхард Тамаск обвиняет Ринкьявинн Тюбо, девицу эльфийских кровей, в смерти отца – покойного эрла Тамаска. А так же в непристойном поведении и попытках соблазнить его самого. Девица вины своей не признает, упорствует и все отрицает. Но все доказательства и свидетельства говорят об обратном. Исходя из всего перечисленного, суд считает сию девицу виновной и требует назначить ей наказание в сто плетей и пожизненное изгнание из нашего города.

- Справедливое решение, – милостиво кивнул сенешаль. – Есть ли тот, кто решится его оспорить?

- Ваша светлость, – поднялся еще один человек, – осмелюсь просить суд о снисхождении.

- Назовите себя.

- Йенор Линуа. Адвокат, нанятый монастырем в защиту обвиняемой.

Эти слова заставили Ринку очнуться. Она подняла голову, пытаясь сквозь спутанные пряди волос рассмотреть говорившего. На секунду в ее глазах мелькнула надежда, но тут же погасла.

Это и есть защита, которую обещала матушка Ильза? Это и есть ее адвокат?

На помосте, приклонив колено, стоял молодой человек. Совсем юный, не на много старше ее самой. В серой суконной курточке и таких же бриджах, подвязанных сатиновыми бантами. Он совсем не походил на спасителя.

Матушка Ильза не смогла найти никого, кроме мальчишки, только-только закончившего академию и готового взяться за любую работу.

- О каком же снисхождении вы просите, мэтр Линуа?

- Божий суд. Пусть Пресветлая Орриет сама решает, насколько виновна сия девица.

- И каким же образом, позвольте спросить?

- Поединок чести, ваша светлость. Возможно, кто-то из присутствующих захочет сразится за душу этой несчастной.

- Протестую! – взвился судья. – Наличие души у подобных существ не доказано!

- Но так же не доказано и ее отсутствие, – заметил молодой адвокат. – Эта девица воспитывалась в монастыре, монахинями Пресветлой. Она имеет право просить богиню о заступничестве.

- Что ж, я вас услышал и готов объявить решение. – Сенешаль оглядел притихшую толпу, а затем его взгляд опустился на Ринку. – Правом, данным мне нашим городом и Пресветлой, объявляю: наказание, назначенное судом, признать законным и привести в исполнение немедленно.

Толпа слаженно выдохнула, внимая приговору. Замерла, боясь пропустить хоть слово. Казалось, даже ветер затих в этот момент, перестал трепать вымпелы на шестах.

Ринка сжалась, мысленно прощаясь с жизнью. Сто плетей! Да она и двадцать не выдержит! Для нее это смертная казнь.

Но если она решила, что это все, то ошиблась.

Насладившись произведенным эффектом, сенешаль продолжил, повысив тон:

- Если только среди присутствующих не найдется тот, кто поставит свою жизнь, честь и душу в защиту этой девицы. – Он обвел глазами всех собравшихся, включая жрецов. – Есть ли среди благородных эрлов, служителей храма и простых горожан тот, кто согласен обнажить меч и сразиться с лучшим мечником города во славу Пресветлой? Есть ли тот, кто согласен обвенчаться с этой девицей божественным браком? Если такой человек найдется, пусть выйдет и назовет себя здесь и сейчас!

Он замолк – и все замолчали. Даже в задних рядах наступила мертвая тишина. Толпа ждала, застыв в напряженном молчании.

Ринка же обреченно рассмеялась.

Фарс. Этот суд просто фарс, созданный на потеху толпе. Представление, разыгранное по нотам.

Даже если кто-то из местных позарится на эльфийскую кровь и рискнет выйти против лучшего мечника, то шансов, что кто-то захочет сочетаться с полукровкой божественным браком – ноль. Божественный брак это не просто венчание в храме. Это обмен кровью и душами. Он навеки скрепляет две души, делая их одним целым. Обычный брак заканчивается со смертью одного из супругов, божественный не может расторгнуть и смерть. Даже переродившись в новых телах, две души по-прежнему будут стремиться друг к другу. Сами боги не смогут разорвать эту связь.

Стоять больше не было сил. Измученная, полностью опустошенная, лишенная последней надежды, она сломанным цветком опустилась на землю.

Все. Это конец. Даже если каким-то чудом она выживет после ста плетей, куда ей потом идти? Слабой, беспомощной, без семьи и друзей. Разве что сгинуть где-то в канаве возле обочины или попасть в руки разбойников…

- Я согласен.

Ровный, полный достоинства голос прозвучал в тишине.

Следом за ним по толпе пронесся возбужденный гул.

Не веря своим ушам, Ринка вздрогнула. Но поднять голову и взглянуть на того, кто решился на это безумие, она не посмела. Слишком много надежд и разочарований для одного дня, который, вполне вероятно, станет последним в ее маленькой жизни.

- Кто этот храбрец? – раздался удивленный голос сенешаля. – Выйди и назовись!

Охваченная робкой надеждой, Ринка даже дышать перестала. Она до звона в ушах вслушивалась в шаги. Кто-то шел, тяжело и мощно ступая, и толпа невольно раздвигалась перед ним.

Шаги становились все ближе. И вскоре до Ринки донесся запах хорошо выдубленной кожи, древесного дыма и степных трав. Пряный и терпкий. Чужой.

Его обладатель остановился у нее за спиной. Густая тень накрыла ее. Ринка замерла мышкой, боясь сделать вдох.

Он был так близко, что она почти чувствовала тепло его тела. И боялась взглянуть. Боялась, что вспыхнувшая надежда окажется новым фарсом.

- Брент. Можете звать меня просто Брент. Мое родовое имя ничего вам не скажет.

Кем бы он ни был, в его тоне звучали безусловная сила и уверенность в собственном праве.

И на миг Ринка позволила душе встрепенуться, поверить в спасение.

- Вижу, ты прибыл издалека, мэтр Брент, – благодушно заметил сенешаль, – и не знаешь наших законов.

- Эрл. И мне ни к чему знать ваши законы. Я слышал все, что здесь говорилось.

- Значит, ты согласен сразиться за полукровку? За сироту? Ей нечем тебе заплатить. У нее нет ни семьи, ни имущества. Даже родовое имя ей дали в монастыре.

- Согласен.

- И согласен скрепить ваши души божественным браком?

- Да.

- Ты готов поклясться в этом на печати Пресветлой прямо сейчас?

- Да.

Сенешаль не спешил отвечать.

Он не рассчитывал, что кто-то из присутствующих решится на такое безумство. Связать свою душу с полукровкой на веки вечные! Но храбрец (или безумец) все же нашелся. И что теперь делать?

Сенешаль с радостью отменил бы свое опрометчивое решение, да только слово не воробей: вылетит – не поймаешь. Сказанное нельзя изменить.

Ринка жадно ждала его слов. Ее сердце колотилось как сумасшедшее, перед глазами все расплывалось то ли от напряжения, то ли от слез. А в голове вспугнутыми воробьями носились рваные мысли.

Пауза затягивалась. Тишина давила все больше.

Девушка судорожно глотала жаркий полуденный воздух – и не могла надышаться. Ей казалось, что ее голова вот-вот лопнет как переспелый арбуз.

Наконец, она услыхала:

- Да будет так!

Облегчение обрушилось снежной лавиной. Пронеслось, сметая все на своем пути.

И в этот момент измученное сознание, не выдержав, скользнуло во тьму.