— Найди её! — От удара кулаком по столу зазвенели баночки, флакончики и аромалампа с лавандовым маслом.
Дубравка неторопливо выпустила сизый дым в сторону, затем подняла на меня взгляд.
В глазах не было даже намёка, что она переживает за Стасю. Только безграничное спокойствие и даже какая-то холодность. В то самое время, когда мне самому хотелось метаться по всему Ловрану в поисках своей истинной.
— Ты меня слышишь? — хрипло спросил я. — Пока мы тут теряем время, мертвовод может делать с ней всё что угодно.
Любой другой бы уже дрожал от страха. Или хотя бы попытался отойти на такое расстояние, чтобы я не мог достать своим охотничьим ножом. С охотником в ярости и беспокойстве никто не спорит. Особенно, если грозит опасность его паре.
— Всё? — коротко уронила Дубравка, ни капли не изменившись в лице.
Снова дым, от которого забивает дыхание. И едва заметный прищур. Она смотрит так, будто уже устала от этого представления.
— Что вс
Голова раскалывалась, а спину неприятно холодило. А ещё я лежала на чём-то твёрдом. Я попыталась открыть глаза, но ничего толком не увидела. Всё было в каком-то тумане, пронизанном чёрными точками. Во рту пересохло, горло будто стёрли наждаком. Руки и ноги не слушались. Удушающей волной на меня накатила паника. Что произошло? Я помню голос. А потом… а потом пришла тьма. Она была ласковая и тягучая, укутала в нежные объятия, шепнула на ухо, что всё будет хорошо. И Горан… Внутри всё похолодело. Я поругалась с Гораном, а потом позорно сбежала. И не чувствовала себя правой, потому что наговорила глупостей, как маленькая девочка, которую обидели неправильным взглядом. В какой-то момент я поняла, что рядом шумит море. Значит, я всё же на берегу. Может… Может, всё это чудовищный сон, и я просто уснула? Однако онемение во всём теле напрочь разбивало все надежды на то, что не случилось ничего плохого. — Ну-ну, — раздался откуда-
Последнее, что Олег помнил, — это чудовищная минога. Она не обращала внимания на огонь Живко и живое серебро Вуйчича, пронизывавшее её словно стальные спицы. Минога упорно ползла к Олегу, а потом — кидалась. Несколько раз очень удачно. Плечо и бедро окрасились алым, от боли стало трудно дышать. Камень в руке был совершенно бесполезным оружием для уничтожения твари, жаждущей крови. В какой-то миг миноге удалось впиться острыми зубами в лодыжку, и перед глазами Олега всё потемнело. Прийти в себя получилось только тогда, когда рядом зазвучал голос мертвовода. Не понадобилось долго складывать одно к одному, чтобы понять, где он оказался. Рука и плечо горели огнём, боль в бедре можно было терпеть. Но вот то, что говорил Радош, Олегу совсем не нравилось. Метнуться сразу, сгруппировавшись, и сбить мертвовода с ног — одно, а вот безвольным грузом рухнуть рядом — совсем ни к чему. А потом пришёл Андрас. Его имя Олегу ничего не сказало, но хватило одног
Вся вина была целиком на мне. Я прекрасно это понимал и упрямо не желал слушать отца, мать, Живко и остальных. Пострадала моя пара. Что я за охотник, который не смог защитить? От мыслей, что неустанно следовали за мной, становилось всё хуже и хуже. И мерные взмахи ножом охотника лишь немного успокаивали. Тело Нико Радоша превратилось в мумию после чар Тулайдоноша. Нож входил в плоть, которая тут же осыпалась, оставляя едва сохранившиеся кости. Теперь, после того как мертвовод всё же получил кровь Стаси, дух успокоился. Но тело всё равно нужно уничтожить. Поэтому Живко согласился пойти со мной, благо Музычар оставил проход открытым, чтобы можно было уничтожить останки Радоша. Теперь уже навсегда. Если бы только раньше знали, что всё дело в крови, то придумали что-то. Обязательно. Я стиснул зубы. Хватит думать о том, чего уже никогда не будет. Сделанного не воротишь. Что на самом деле было у Благики и Радоша, теперь навсегда останется та
— Дечко, прекрати носиться, — недовольно сказала Дубравка, бесцеремонно спихнув Луку, рассевшегося на кресле. Конечно, ей легко говорить! А то, что сегодня наконец-то наступил день ритуала, так это мало кого интересует! Понимаю, Дубравка много чего повидала на своём веку, вон сидит себе спокойненько, красит губы сливовой помадой и ни о чём не беспокоится. Но вот я… Я, конечно, прекрасно понимал, что Стасе откровенно плевать, что на мне надето и как я выгляжу в целом, однако же это ритуал! Самое важное в отношениях истинной пары, которая решила принадлежать друг другу. Несколько дней назад нас пригласили на ритуал Златы и Стефана. Стася на всё смотрела широко открытыми глазами и только сильнее сжимала мою руку. А я зорко следил за своим медиумом и в то же время искренне радовался, что гордая ловранская пантера не затаила обиду, а, вычеркнув меня из своей жизни, шагнула навстречу новым чувствам. Стефан сиял от счастья. И так смотрел на Злату, что было п
В день возвращения Стаси из больницы После обеда Стася неожиданно провела ладонями по лицу и сообщила, что засыпает. Кажется, тьма эмоций истощила её настолько, что теперь необходимы сон и покой. А может, дело было ещё в Луке, который не отходил от девочки и всё громко мурлыкал на коленях. Отведя Стасю в комнату и подождав, пока она уснёт, я вернулся на кухню. Что делать дальше, пока не представлял. Точнее… она согласилась стать моей, значит надо всё организовать. Ритуал, праздник — всё. И пусть внутри было сладко и тепло от её согласия, некая растерянность и непонимание, с какого конца подойти к такому важному делу, как ритуал соединения истинной пары, несколько выбивали из колеи. Я подошёл к окну. Море искрилось в солнечных лучах. Спелый гранат практически свешивался к окну — только протяни руку и возьми. Чудом удалось не присвистнуть от изумления, когда я увидел направляющегося к дому… Олега. — Иди к Стасе, — тихо сказал я Луке, крутящемуся возле м
оре что-то шептало у берега, в плеске маленьких волн чудился смех. Луна серебрила воду, в воздухе стоял запах соли и хвои. Туманная дорожка стелилась над морем, убегая прямо к звёздам. По дорожке шагала фигура, сотканная из дыма и марева. Лилась мелодия маленьких дромбуле, красивая и нежная, завораживающая каждым звуком. Музычар-из-Маглице остановился, потом обернулся. Ловран спал. Тихо, сладко, так, как можно спать только южной осенью. И его устраивало, что Стася спокойно спит на плече своего охотника, а Нико Радош обрёл покой. Всё получилось не так, как хотелось бы людям, но что поделать. За ошибки прошлого надо платить. Главное, что все живы. И теперь это целиком во власти Стаси и Горана — жить так, как они посчитают нужным. Музычар сделал несколько шагов, взмахнул рукой. Туман обвил его тело жемчужной спиралью, скрывая от глаз тех, кто мог разглядеть его. Море исчезло, на его месте тут же оказалось огромное озеро, окаймлённое горной цепью.
— Вы опоздали, — хрипло сказала я. Почему-то во рту вмиг пересохло, стоило только янтарно-карим глазам посмотреть в мои. — Я приношу свои извинения, — сказал он низким голосом, склонившись ко мне чуть ближе, чем позволяли приличия. Невольно захотелось сделать шаг назад, но по венам словно пробежало жидкое пламя. В какой-то момент я поняла, что просто не могу пошевелиться, продолжая, будто загипнотизированная, смотреть на стоящего рядом мужчину. Горан Ладич был выше меня почти на целую голову, широк в плечах, с такой мускулатурой, что хорошенько задумаешься, прежде чем встать у него на пути. В карих глазах плясали смешинки, трёхдневная щетина придавала ему небрежно-брутальный вид вместо неопрятно-разгильдяйского. Каштановые густые волосы отливали на солнце золотом. Чёрная одежда подчёркивала достоинства фигуры, а тяжёлая сумка в руке, казалось, совершенно не тяготила его. Не зря вся женская часть нашего автобуса не отводила от него взгл
И на душе почему-то становится как-то спокойнее. Сразу замирают, отступают все тревоги и заботы, исчезает будничная суета. Остаёшься только ты и они. Ты — и вечные горы. Пусть я до безумия люблю Львов, в котором уже живу треть сознательной жизни, однако мечта жить в горах никогда не исчезала. Возможно, когда-нибудь… Глянув в сторону заправки, невольно улыбнулась. Мои туристы, весело галдя, выходили с полными руками минералки, сэндвичей и прочей снеди, призванной сделать дорогу краше. Всё то, что в повседневной жизни ты можешь не есть, отказавшись в пользу более здорового питания, в путешествии становится самым вкусным и неожиданно полезным. А главное — организм вполне благосклонно принимает всё то, что ему даёшь, будучи слишком увлечённым разглядыванием пейзажа за окном. — Стася, — хрипловато позвали меня голосом, от которого тут же стало немного не по себе. — Кажется, вам это необходимо. Я резко обернулась и замерла, не веря собственным глазам.
оре что-то шептало у берега, в плеске маленьких волн чудился смех. Луна серебрила воду, в воздухе стоял запах соли и хвои. Туманная дорожка стелилась над морем, убегая прямо к звёздам. По дорожке шагала фигура, сотканная из дыма и марева. Лилась мелодия маленьких дромбуле, красивая и нежная, завораживающая каждым звуком. Музычар-из-Маглице остановился, потом обернулся. Ловран спал. Тихо, сладко, так, как можно спать только южной осенью. И его устраивало, что Стася спокойно спит на плече своего охотника, а Нико Радош обрёл покой. Всё получилось не так, как хотелось бы людям, но что поделать. За ошибки прошлого надо платить. Главное, что все живы. И теперь это целиком во власти Стаси и Горана — жить так, как они посчитают нужным. Музычар сделал несколько шагов, взмахнул рукой. Туман обвил его тело жемчужной спиралью, скрывая от глаз тех, кто мог разглядеть его. Море исчезло, на его месте тут же оказалось огромное озеро, окаймлённое горной цепью.
В день возвращения Стаси из больницы После обеда Стася неожиданно провела ладонями по лицу и сообщила, что засыпает. Кажется, тьма эмоций истощила её настолько, что теперь необходимы сон и покой. А может, дело было ещё в Луке, который не отходил от девочки и всё громко мурлыкал на коленях. Отведя Стасю в комнату и подождав, пока она уснёт, я вернулся на кухню. Что делать дальше, пока не представлял. Точнее… она согласилась стать моей, значит надо всё организовать. Ритуал, праздник — всё. И пусть внутри было сладко и тепло от её согласия, некая растерянность и непонимание, с какого конца подойти к такому важному делу, как ритуал соединения истинной пары, несколько выбивали из колеи. Я подошёл к окну. Море искрилось в солнечных лучах. Спелый гранат практически свешивался к окну — только протяни руку и возьми. Чудом удалось не присвистнуть от изумления, когда я увидел направляющегося к дому… Олега. — Иди к Стасе, — тихо сказал я Луке, крутящемуся возле м
— Дечко, прекрати носиться, — недовольно сказала Дубравка, бесцеремонно спихнув Луку, рассевшегося на кресле. Конечно, ей легко говорить! А то, что сегодня наконец-то наступил день ритуала, так это мало кого интересует! Понимаю, Дубравка много чего повидала на своём веку, вон сидит себе спокойненько, красит губы сливовой помадой и ни о чём не беспокоится. Но вот я… Я, конечно, прекрасно понимал, что Стасе откровенно плевать, что на мне надето и как я выгляжу в целом, однако же это ритуал! Самое важное в отношениях истинной пары, которая решила принадлежать друг другу. Несколько дней назад нас пригласили на ритуал Златы и Стефана. Стася на всё смотрела широко открытыми глазами и только сильнее сжимала мою руку. А я зорко следил за своим медиумом и в то же время искренне радовался, что гордая ловранская пантера не затаила обиду, а, вычеркнув меня из своей жизни, шагнула навстречу новым чувствам. Стефан сиял от счастья. И так смотрел на Злату, что было п
Вся вина была целиком на мне. Я прекрасно это понимал и упрямо не желал слушать отца, мать, Живко и остальных. Пострадала моя пара. Что я за охотник, который не смог защитить? От мыслей, что неустанно следовали за мной, становилось всё хуже и хуже. И мерные взмахи ножом охотника лишь немного успокаивали. Тело Нико Радоша превратилось в мумию после чар Тулайдоноша. Нож входил в плоть, которая тут же осыпалась, оставляя едва сохранившиеся кости. Теперь, после того как мертвовод всё же получил кровь Стаси, дух успокоился. Но тело всё равно нужно уничтожить. Поэтому Живко согласился пойти со мной, благо Музычар оставил проход открытым, чтобы можно было уничтожить останки Радоша. Теперь уже навсегда. Если бы только раньше знали, что всё дело в крови, то придумали что-то. Обязательно. Я стиснул зубы. Хватит думать о том, чего уже никогда не будет. Сделанного не воротишь. Что на самом деле было у Благики и Радоша, теперь навсегда останется та
Последнее, что Олег помнил, — это чудовищная минога. Она не обращала внимания на огонь Живко и живое серебро Вуйчича, пронизывавшее её словно стальные спицы. Минога упорно ползла к Олегу, а потом — кидалась. Несколько раз очень удачно. Плечо и бедро окрасились алым, от боли стало трудно дышать. Камень в руке был совершенно бесполезным оружием для уничтожения твари, жаждущей крови. В какой-то миг миноге удалось впиться острыми зубами в лодыжку, и перед глазами Олега всё потемнело. Прийти в себя получилось только тогда, когда рядом зазвучал голос мертвовода. Не понадобилось долго складывать одно к одному, чтобы понять, где он оказался. Рука и плечо горели огнём, боль в бедре можно было терпеть. Но вот то, что говорил Радош, Олегу совсем не нравилось. Метнуться сразу, сгруппировавшись, и сбить мертвовода с ног — одно, а вот безвольным грузом рухнуть рядом — совсем ни к чему. А потом пришёл Андрас. Его имя Олегу ничего не сказало, но хватило одног
Голова раскалывалась, а спину неприятно холодило. А ещё я лежала на чём-то твёрдом. Я попыталась открыть глаза, но ничего толком не увидела. Всё было в каком-то тумане, пронизанном чёрными точками. Во рту пересохло, горло будто стёрли наждаком. Руки и ноги не слушались. Удушающей волной на меня накатила паника. Что произошло? Я помню голос. А потом… а потом пришла тьма. Она была ласковая и тягучая, укутала в нежные объятия, шепнула на ухо, что всё будет хорошо. И Горан… Внутри всё похолодело. Я поругалась с Гораном, а потом позорно сбежала. И не чувствовала себя правой, потому что наговорила глупостей, как маленькая девочка, которую обидели неправильным взглядом. В какой-то момент я поняла, что рядом шумит море. Значит, я всё же на берегу. Может… Может, всё это чудовищный сон, и я просто уснула? Однако онемение во всём теле напрочь разбивало все надежды на то, что не случилось ничего плохого. — Ну-ну, — раздался откуда-
— Найди её! — От удара кулаком по столу зазвенели баночки, флакончики и аромалампа с лавандовым маслом. Дубравка неторопливо выпустила сизый дым в сторону, затем подняла на меня взгляд. В глазах не было даже намёка, что она переживает за Стасю. Только безграничное спокойствие и даже какая-то холодность. В то самое время, когда мне самому хотелось метаться по всему Ловрану в поисках своей истинной. — Ты меня слышишь? — хрипло спросил я. — Пока мы тут теряем время, мертвовод может делать с ней всё что угодно. Любой другой бы уже дрожал от страха. Или хотя бы попытался отойти на такое расстояние, чтобы я не мог достать своим охотничьим ножом. С охотником в ярости и беспокойстве никто не спорит. Особенно, если грозит опасность его паре. — Всё? — коротко уронила Дубравка, ни капли не изменившись в лице. Снова дым, от которого забивает дыхание. И едва заметный прищур. Она смотрит так, будто уже устала от этого представления. — Что вс
— Все, кто связываются с тварями из-за Границы, подлежат уничтожению. Их имена предаются забвению. И никто… никто не имеет права призывать из того места, где заточён их дух. Живко сидел за столом и смотрел на сложенные перед собой руки. И хоть в комнате был включён свет, казалось, что здесь трепещет пламя свечи. Настолько мрачны были собравшиеся в комнате мужчины. Охотники и целители, огнедары и артефакторы… И Олег Грабар, который не был никем из перечисленных. Читающий Сны, человек, который обладал таким же даром, как медиумы, но развившимся несколько иначе. Он выполнил все требования Музычара-из-Маглице. Всё сложилось удивительно удачно. Будто кто-то невидимый и бестелесный помогал решать все возникающие не к месту проблемы. Внеплановый отпуск, наличие билетов на поезд, которых обычно не достать за несколько дней до отправления, свободный номер в гостинице и неожиданно приветливые и толковые коллеги Стаси, которые дали всю нужную информацию. Только
Наше время. Ловран, Хорватия — Благодарю, что нашли, — голос Горана прозвучал настолько близко, что я дёрнулась от неожиданности. И как он только умудрился так подкрасться? Хотя нет, какой подкрасться… Я во все глаза смотрела, как Горан успел снять паучка с ладони Андраса. И при этом янтарные глаза метали молнии. Кажется, можно было услышать, что пространство между этими двумя потрескивает от искр, готовых сорваться в любой момент. А потом вспыхнуть сумасшедшим пламенем и спалить всё вокруг. Воздух будто стал густым. Даже поднять руку оказалось задачей не из лёгких. «Ревнует, господи, он же ревнует», — билась птицей мысль, которую очень сложно было осознать. Никто и никогда не ревновал меня. Особенно так… с таким взглядом и желанием сжать пальцы на горле соперника, чтобы тот больше не смог сделать и вдоха, не говоря уж о том, чтобы смотреть в мою сторону. Это странно. Это ненормально. Это…почему-то отзывается где-то в груди, за