Я проснулась счастливой. В окно заглядывало нежное, утреннее солнце, в щёлку проветривания между створками струился запах хвои, свежести. Будто я не в Исфахане, а в Кисловодске. Чудесно! Кажется, я специалист по «недуманию про то, что будет потом». Оттого и счастлива!
Рафа рядом не было. Дверь в ванную была прикрыта, и мужских тапочек перед ней не наблюдалось. Занятный всё-таки обычай в Иране – в ванную-туалет заходить в особенной обуви, а потом ее снимать! Место, где очищаешься, видимо, у них считается нечистым...
– Люба, никаб где? – напряжённо спросил я. – В дорожной сумке, в багажнике, – растерялась она. – Вещи не я собирала, служанка. – Могла бы позаботиться, времени много было! – сердито пробурчал я. –
Думать было некогда. Я потянулась и дёрнула со всей дури плотное покрывало, свисающее сверху. Оно обрушилось на голову убийце. За ней шуршащим водопадом начали опадать другие куски тканей. От неожиданности кожаный крякнул и замахал руками, начал отбиваться от материй и воздуха, как кот, попавший в пододеяльник. На адреналине я легко схватила увесистый рулон льна, развернулась и, как тараном, заехала гаду то ли в живот, то ли в поясницу – в его беспорядочных движениях и не разобрать, куда. Гад в коконе ярких принтов с шумом повалился от угла лавки прямо на площадь. Торговцы ковров что-то гортанно закричали. Собравшиеся нападать на Рафа кожаные тоже машинально взглянули на барахтающийся кокон с ногами и пистолетом. Раф обернулся и увидел мою зверскую физиономию.
Я его увидел – мордоворота, который целился в Кнопку. Не думая ни секунды, я толкнул её вглубь машины и закрыл собой. Резкая боль пронзила бок, словно лопатой перешибли. Перед глазами потемнело, и я повалился на сиденье. На автомате закрыл дверь. Щёлкнуло ещё пару раз по обшивке. Но, может, и показалось, – мозг словно выключило. Осталась только жгучая, пронизывающая боль. Она расползалась, как кислотная зараза от края правого ребра по всему телу. Я покрылся липким потом и чудом не заорал.К счастью, Кнопка рявкнула на водителя, как заправский пират, и мы поехали
Папу вызвал из палаты Андрей Степаныч, шепнул на ухо что-то, и они оба скрылись с озабоченными лицами. А индюк из российского посольства поджал губы и взглянул на Рафа поверх моего плеча, что с его ростом было совсем не трудно.– Рафаэль Маркович! Вы в порядке, слава Богу! Тут мне доложили, что звонила ваша жена. Гарсия-Гомес. Что просила помощи, сказала, что вы без денег. А потом, представьте, без всяких экивоков устроила возмутительный телефонный дебош! Грозила скандалом на высшем уровне. Я уж решил, что это чья-то дурная шутка. –
Рафу вкололи обезболивающее. Папа подхватил сумки. К моему удивлению, в коридоре нас ожидал целый эскорт крутых парней с лицами не-подходи-размажем. Андрей Степаныч отстранил меня от каталки и сам повёз Рафа. Люди в холле и у лифта пялились на нас с нескрываемым интересом. Ещё бы! Столько телохранителей разом! Я прям почувствовала себя звездой или первой леди. Жалко, растрёпанная и макияж уже весь стёрся... Ну, если первую леди по иранскому базару погонять, да через шахские бани, да коня на скаку притормозить, я б на неё ещё посмотрела!К моему удивлению, на лифте мы поехали не вниз, а вверх. На крыше н
Как непривычно было ступить на покрытый снежком трап! И зябко, несмотря на наброшенное папой на плечи пальто. Рафа укутали, как пострадавшего горнолыжника, фольговым одеялом. Меня оттеснили. Я ошеломлённо вдыхала холод, ощущала снежинки на щеках и чувствовала себя, как выпущенный в льды верблюд. Поразительно, а ведь и недели-то не прошло в моих приключениях по Ирану! Но эти дни были такими насыщенными, что, казалось, мы с Рафом прожили там целую вечность. Всё изменилось: в душе, в сердце, в восприятии мира. Моя жизнь стала шире на одну культуру, страну и полную адреналина историю.
Я на него обиделась. Понимала, что это глупо, что ему больно, но надулась, как мышь на крупу. Я не привыкла, чтобы на меня повышали голос. Мне можно, другим нельзя...Даже стукнуть Рафа захотелось. Пусть радуется, что лежачих не бьют, тем более героев! Но в следующий раз стукну. Внутренний голос задумчиво спросил: а будет ли следующий? Раф так отдалился за какие-нибудь несколько часов, что было
Солнце уже заливало светом угол спальни, а мы с Рафом лежали на кровати и самозабвенно целовались. Не знаю, откуда у нас взялись силы, но вторым дыханием мы обменивались так страстно и нежно, словно от этого зависели наши жизни. Пожалуй, в это мгновение для меня и не было ничего важней его глаз, его тёплых губ, ласковых рук. И волн мурашек по телу, и счастья... Так хотелось отдать ему всё, чтобы герой, спасший мне жизнь, скорее был здоров!И мы целовались, как два упоённых подростка, которым нельзя большего, но и этой сладкой, долгожданной истомы было достаточно.