Я позвонила… Спустя сутки. Конечно, позвонила, потому что в тот момент информация имела для мня значение как воздух, которым я дышу. Я не думала о последствиях. Я вообще чувствовала себя неким куском, оторванным от реальности. Но я даже не предполагала, что сама реальность намного хуже фильма ужасов или триллера Стивена Кинга. Та жизнь, которую я считаю нормальной и настоящей, вовсе не такая, и сама я ненормальная. Хотя я уже вообще затрудняюсь что-либо понимать. Человек, который мне ответил… его голос, он походил на скрип несмазанной двери, у меня даже возникло впечатление, что голос искажают, намерено, чтобы никто не догадался, кому он принадлежит, и самое странное он знал, что я позвоню. Мн
С самого начала мне было понятно, что я пленница. Хотя никто об этом не заикнулся, даже мой муж (боже, я никогда не поверю, что согласилась на этот брак добровольно). Пока он вез меня к себе, в неизменном черном «Мерседесе» с тонированными стеклами, мне уже не казалось, что в нем уютно. Я чувствовала, как моя свобода остается далеко позади меня. На этот раз за рулем сидел не он, а один из его слуг. Его верных псов, которые окружали Мокану, как черные тени, всегда готовые убивать по его приказу. Сам Николас сидел рядом со мной. Я старалась не смотреть на него. Куда угодно, но только не в эти невыносимые глаза. Я не хотела показать, как сильно боюсь его. Да, сейчас я боялась. Потому что теперь е
Утро было солнечным, после дождя пахло свежестью и влажной листвой. Меня разбудил запах горячего шоколада и французских булочек. Пахло детством. Я даже подскочила на постели на секунду, надеясь, что все, что произошло лишь, кошмарный сон, и я проснулась. Но как только открыла глаза, тут же вскрикнула и завернулась в одеяло. Николас сидел в кресле и смотрел на меня.
За эти несколько дней я немного успокоилась. Словно мое обостренное восприятие и недоверие поблекли. Скорее всего, это было связано с теми правилами, которые мне позволили держать Николаса на дистанции. Тогда я так считала. Немного наивно, глупо, но это все, что у меня было, и за эти жалкие крохи я цеплялась, как утопающий за соломинку. Конечно, все правила соблюдаются, пока ОН так решил и позволяет, на этот счет у меня иллюзий не было, но все же, когда на второй день я поняла, что никто больше не входит в мою комнату, что за мной не шастают по пятам ЕГО призраки, мне стало легче. Нет, это не было спокойствием, но панический страх уступил место любопытству. Как Ник сказал: «Любопытство один из
Он больше не приходил ко мне, я даже не чувствовала его присутствие рядом со мной. Но белые розы оставались неизменными. Первый день я радовалась, как ребенок, освобождению от постоянного напряжения наткнуться на Николаса в своей комнате или снова получить приглашение куда-либо. Тот вечер в ресторане, по случаю премьеры Дианы, потряс меня. Я поняла, что как прежде уже не будет. Я могу сколько угодно пытаться его ненавидеть и презирать, но между нами есть связь, она сильнее моих эмоций, сильнее отрицания и непонимания. Тем вечером, когда захлопнула дверь своей комнаты и, наконец-то, почувствовала себя в безопасности, я рассматривала тот браслет. Я крутила его в руках, снова и снова читая надпис
С каждым днем я все больше времени проводила с Ником. Настолько много, что порой даже забывала о том, как сильно боялась его всего лишь несколько недель назад. Уже месяц, как я живу рядом с ним в нашем доме. И за этот месяц очень многое изменилось. Мы общались, беспрерывно, а когда не общались, то я просто присутствовала при его встречах, на званых ужинах. Мы выезжали вместе в св
Она спала, уставшая, обессиленная, спала на нем. В обрывках одежды, влажная от пота. Он слышал ее дыхание, слышал, как постепенно восстанавливался ритм ее сердцебиения. Он не был счастлив, он просто поджаривался от бешеных эмоций. Счастье это так мало, по сравнению с эйфорией, от которой подрагивал каждый нерв на теле, как после огромной дозы наркотика. Боялся пошевелиться, чтобы не разбудить. Вот так… на нем… всегда. Ее запах в венах, звук ее тихого дыхания проникает под кожу. Он ревновал даже к солнцу за задернутыми шторами, ведь она проснется, и это уже разлука. Убил бы любого, кто посмел бы сейчас войти и разбудить. Дотрагиваться кончиками пальцев до шелковой спины и ощущать под подушечкам
Я знала, что счастье можно чувствовать, но я не могла предположить, что его еще можно ощущать, видеть, трогать и пропускать через себя. Я перестала принадлежать сама себе. Скорее, я стала невесомой частичкой эйфории. Чувствовала себя дурой, голос разума был растоптан жестоко и безжалостно. Боже…о каком разуме идет речь, когда я превратилась в оголенный комок нервов, обнаженных лишь затем чтобы подрагивать от страсти? Ник перевернул все мои понятия об отношениях, вывернул наизнанку все стереотипы. С ним реально можно было все. За гранью дозволенного, а уж как он любил переходить все грани недозволенного. Все что я до этого знала о сексе, превратилось в детский лепет старшеклассников на уроке по
Я быстро поднялась по ступеням, распахнула дверь кабинета и глубоко вздохнула. Его там не оказалось. Поблескивал экран монитора, и все еще дымилась сигара. Я пошла в спальню, толкнула дверь. Тишина и полумрак. Позади раздался шорох, и я обернулась. Мое дыхание участилось. Я нервничала. Это всегда случается, когда решаешься на какой-то рискованный поступок и изо всех сил стараешься ничем себя не выдать. Ник стоял позади меня, облокотившись о косяк двери. У него был странный взгляд, непроницаемый. Он слегка прищурился.
Как же трудно открыть глаза…Слышу голоса, сквозь вату тяжести в голове. Где-то навязчиво раздается нудный писк. Мое тело онемевшее, оно не слушается меня. Наверное я уже ТАМ… И вдруг кислород наполняет мои легкие, как потоком, очень сильным, заставляющим громко всхлипнуть. Я непроизвольно подскочила на постели и в горле застрял немой крик. Туман перед глазами начал рассеваться и окружающие меня предметы приобрели четкость. Боже…я дома. У себя дома. Медленно поворачиваю голову и вижу множество мониров, они подключены ко мне, к моему телу. Я в недоумении срываю с себя провода, наклейки. Дергаю «бабочку» иголки из вены. У меня все еще кружится голова. Дыхание сбивчивое и я слышу биение своего сер
Мне снилось что я дома…на нашей постели…в его объятиях. Нет я не сплю, я просто слушаю как бьется его сердце у меня под ладонью и боюсь пошевелиться. Мне не хочется просыпаться, мне даже не хочется что-то говорить, просто лежать на его груди и молчать. Только сердце под моей ладонью бьется все тише и тише и вдруг замолкает. Я еще какое-то время прислушиваюсь и вдруг холодею от дикого ужаса…его сердце оно…оно остановилось. Я закричала и открыла глаза и тут же почувствовала
Асмодей оттолкнул от себя обнаженную женщину и откинулся на шелковые простыни.- Пошла вон!Они надоели ему. Бесконечные рабыни с одинаковыми лицами,
Я тяжело дышала, мне не хватало воздуха, как человеку, который попал в замкнутое пространство без окон и без дверей. Панический ужас наростал пропорционально моей решимости идти до конца. Все было иначе. Все отличалось от того раза, когда меня похитили. Я так и не доехала в Арказар. Меня забрали. Перегонщики отдали меня двум типам с очень странной внешностью, больше похожим на ожившие манекены, с пластмассовым блеском кожи, сверкающими зрачками и железным хладнокровным спокойствием. Они были одинаково одеты, во все черное, как призраки мрака и даже подозревала, что человеческое обличие далеко не их истинное и это лишь перевоплощение. Слуги самого Асмодея. Его личные псы пришли за мной, как тол
- Пусть останутся наедине. Я не думаю, что он причинит вред собственному ребенку.
Казнь бессмертного редкое событие, которое происходит раз в несколько тысяч лет. Никакой огласки, только избранные могут присутствовать на казни. Нейтралы позаботились о том, чтобы избежать любопытства и заодно утечки информации. До последнего момента никто не знает где и как будут казнить приговоренного к смерти. За полчаса до самого действа все, кто избран и имеет разрешение Верховного Суда присутствовать на казни получают короткий звонок на сотовый. Голос-автомат сообщает время и место. Остальные довольствуются только тем, о чем могут лишь догадываться. Но ни у кого и не возникает желания узнать, как это происходит.
Принятие решения иногда дает нам силы бороться с отчаянием. Это больше чем надежда, это вера в то, что ты еще можешь все изменить сама. Я верила, я бы не вынесла, если бы эту веру у меня кто-то отнял. Я верила, что смогу его спасти. Это не могло быть концом. Мы слишком много пережили вместе. Все стерлось, отошло на второй план. Все перестало быть значимым и важным. Уже ничего не имело значения. Потому что в своей войне я осталась одна. Раньше у меня была поддержка семьи, а сейчас даже ее не было. Да и семьи уже нет. Это не семья, это жалкие крохи, это судорожное цепляние за поломанную цепь в которой уже и так не достает большинства звеньев. Я думала о том, что станет с нами, если Ник…бож
Я подошла к окну, как неожиданно началась гроза. Ураган не стихает уже несколько дней. Словно природа отражает то, что происходит у меня внутри. Все изменилось. Стены дома давили на меня. И самое дикое - меня избегали. Все. Даже Кристина. Но мне и не нужно было чье-то общество сейчас. Я ждала. И я не хотела, чтобы кто-то мешал мне ждать. Стоять у окна, смотреть, как капли дождя стекают по стеклу, как бушует стихия и просто молчать. Отец пришел ко мне за полночь. Я слышала, как тихо он отворил дверь в мою спальню. Он знал, что я жду. Я не обернулась, просто приложила раскрытые ладони к стеклу и закрыла глаза.
Шли часы, или минуты, или секунды. Я потеряла счет времени. Просто смотрела в одну точку и раскачивалась из стороны в сторону, как маятник. Меня не покидало ощущение, что это начало конца. Слишком много смерти и боли. Настолько много, что наверное я никогда не смогу этого забыть. Остатки гордости и самоуважения остались где-то на дне всей той грязи, что я видела, и сожаление. Я не смогла его удержать. Он прав. Глупо было рассчитывать, что он станет моим навсегда. Получить эту шаткую уверенность в нашей любви, в том, что мне удалось то, чего никому не удавалось – укротить Николаса Мокану. Какое горькое заблуждение. Его не исправит никто и ни что. Даже дети больше не имеют значения. Ни одной ценности, которая м