...3...2...1
– Просыпайтесь, мистер Грэхэм! Просыпайтесь!
Разве он спал? Наверно… Возможно, действительно спал. Уснул в автомобиле. Да, определенно. Или нет.
Глаза открывать не хотелось. Наверняка, открыв глаза, он сразу же все забудет. Хотя, кажется, он и не помнит почти ничего. Концерт в Далласе, нелепое падение со сцены музыканта, толпа вокруг. Гитарист был уже старый человек, говорят, ему не хватило воздуха.
Да, определенно, он был там. Бешеная езда. Потом, кажется, был рассвет, необыкновенный, алый. Его он встречал уже не за рулем. Просто стоял с бутылкой виски и плакал. Плакал и давился “лошадью”. Оплакивал и эту горькую случайность, и все эти неслучайные события, которые произошли и продолжали происходить с ним в последнее время. Джулия была права, он бездарность и никогда ничего хорошего не напишет. Ему явно не хватает стиля, того, что по-настоящему привлекает эти толпы восторженных читателей. Эти лайки, комменты, статусы. И вряд ли он уже изменится, научится всему этому. Просто устарел, выпал из времени.
Бутылка почти опустела, а потом, кажется, он решил отдохнуть. Или нет, доехать до ближайшего мотеля? И дальше темнота. Но ведь это было днем? Это был день?
– Мистер Грэхэм!
Он открыл глаза и увидел перед собой девушку в форме сиделки. Или сестры милосердия. А может быть, это был врач? Все расплывалось, и никак не удавалось сосредоточиться. Потом словно кто-то навел резкость, и мужчина смог разглядеть ее. Незнакомка была не то чтобы очень красива. Обычно про таких говорят – симпатичная. Или милая. Она смотрела на него и улыбалась самой прекрасной, самой многообещающей и в то же время самой невинной улыбкой на свете.
Некоторое время мистер Грэхэм с некоторым удивлением рассматривал девушку. Сиделка как будто чувствовала это и принимала взгляд со спокойным удовлетворением, словно давая ему время привыкнуть к ее присутствию. И взгляд, ее взгляд как будто гипнотизировал, он проникал внутрь и в тоже время успокаивал и давал возможность расслабиться. Даже если не было видимого повода для переживаний.
Наконец мужчина смог оторваться от ее глаз и огляделся. Определенно, он не знал этого места. Белая комната без мебели. Окно распахнутое, кажется, выходит в сад. Во всяком случае, он уже почувствовал свежесть утреннего летнего ветерка. Запах цветов. Цветов? Да, наверно, так должны пахнуть цветы. Иногда он бывал там, где они цвели. Все это напоминало одно место. Они с Джулией часто разговаривали об этом.
– Где я?
Девушка улыбнулась. Сейчас ее улыбка напоминала материнскую. Несомненно, он помнил эту улыбку. И голос. Словно откуда-то из далекого прошлого.
– Вы у себя.
– У себя?
– Да, мистер Грэхем. Я решила, что сейчас это место лучше всего подходит для вас.
– Вы… Постойте, но как я попал сюда? Я плохо помню.
Девушка нахмурилась и покачала головой. Да, определенно, она была опечалена. В ней можно было ощутить боль, сочувствие и понимание.
– Вы были очень больны, мистер Грэхэм. Несчастный случай. Вы лежали в коме. Но сейчас уже все хорошо.
Он покачал головой. Вот оно что. Да, это объясняло многое.
– Я помню. Я был расстроен. Очень. Этот случай с Ричи. Внезапность. А я так надеялся, что услышу что-то новое. Пожалуй, даже мечтал. Все было так плохо. Вы понимаете?
Медсестра задумчиво смотрела на него. Взгляд был словно направлен вглубь себя, и в то же время девушка будто рассматривала нечто, недоступное его взгляду. Она закусила губу и о чем-то раздумывала. Потом ее лицо словно осветилось изнутри, и она вновь улыбнулась. В этой улыбке, кажется, была вся надежда и радость мира.
– Есть способ вам помочь. Поверьте мне. Сейчас все изменилось. Ведь это была ваша мечта, эта музыка.
Теперь наступила очередь мистера Грэхэма недоумевать. Что она имела в виду?
– Я знаю, знаю. К сожалению, вам не повезло. Время было другое, но это не мешало вам сочинять. Мелодии, они ведь витают в воздухе!
Одна из стен вдруг превратилась в громадный экран. Да нет, она как будто бы исчезла. Мужчина и женщина словно очутились прямо в концертном зале. Это был старый добрый Филлмор Ист. Совершенно точно, он был там,именно на их концерте. И на множестве других. Зал был заполнен тысячами людей.
На сцене появились они. Короткая пауза, интро, и музыканты заиграли. Музыка, стена звука, любимый хард. Но он не знал эту песню. Или знал. Ну да, конечно, знал. Он же выдумывал эту мелодию, напевал ее в те моменты, когда радость раздирала его сердце. Когда душа играла и пела. Сейчас Ян пел ее со сцены. И этот проигрыш хаммонда, он столько раз прогонял его в голове.
– Но это невозможно! Он умер!
– Это не важно. Сейчас он играет эту музыку. Твою музыку. Для тебя. Вот, смотри.
Экран погас, и девушка протянула ему конверт с виниловой пластинкой. Знакомые лица, не такие усталые, как на последних альбомах. Такие же молодые, как он только что видел на экране. Теперь под названиями песен было не пять фамилий, а шесть. Он поднял голову.
– Но это невозможно! Я не умею играть, я не умею записывать музыку. В конце концов, я даже не уверен, что они играли то, что я придумал.
– Но почему? Если раньше у тебя не было такой возможности, то теперь есть. Это называется прогресс. Все можно сотворить, имея необходимые устройства, даже не вставая с места. Стоит только захотеть. А может быть, ты бы желал, чтобы песню спел Дэвид? Или Гленн?
Мужчина отложил пластинку. Что-то во всем этом было странное. Может быть, это было связано с музыкальной индустрией. Со всеми этими домашними студиями, библиотеками сэмплов и видео. Может быть. Все идет вперед, становится лучше. Он невольно сглотнул.
Она была наблюдательна. И предусмотрительна. А может, просто хорошо знала его, хотя, откуда? Во всяком случае, знакомый стакан с толстым дном – это было как раз то, что ему сейчас было нужно. Но ведь обычно в клинике такое под запретом!
– Хочешь выпить? Твой любимый!
Она только добавила пару кубиков льда и подала виски ему. Янтарная жидкость переливалась и играла, пытаясь задержать в себе протянувшийся от окна солнечный луч. Он машинально пригубил. Его любимый сорт. Хороший напиток нужно пить, наслаждаясь особенным дымчатым вкусом. Жаль, виски не очень помогал ему в творчестве. Смешно, говорят, писать лучше слегка пьяным. Многие великие делали именно так. Хотя, не исключено, другим просто везло больше. А вот его роману нет.
– Да, твоя книга. Вот она.
Девушка указала на экран, загоревшийся на этот раз прямо у его лица. Его книга? Но ведь у него ее не приняли. Обложка, кстати, неплохая. Кажется, последнее время такие в моде. Наверно, никто бы не возражал против такого рисунка. Может быть, после их разговора мистер Сирил изменил свое решение. Или ошибка в расчетах. Ошибки случаются. Сбои в системе. Во всяком случае, кто-то подготовил книгу к публикации, загрузил в сеть. Несколько минут он лихорадочно листал страницу за страницей. Это действительно была его книга. И не его. Конечно, не его. Изменения были совсем незаметные, неуловимые. Но они были. В оттенках, в настроении, в словах. И эти легкие штрихи, сделанные словно на бегу небрежной легкой рукой, меняли все. Чужие слова, но такие правильные, удобные.
– Как это возможно?! Кто это сделал? Так нельзя!
Девушка удивилась.
– Но почему? Разве в твое время такое не было обычным, рядовым делом? Многим писателям было достаточно высказать идею, и другие, иногда таких других было много, писали все, что было необходимо. Считай, что у тебя появилась такая же возможность. Ты можешь обратиться к любому, к каждому из тех, чей стиль так привлекал тебя, чей стиль может оживить самую неожиданную мысль и помочь донести ее до кого угодно. А теперь… смотри.
На экране начали открываться окна. Десятки, сотни людей благодарили автора за замечательный текст, интересный сюжет. Он не успевал читать комментарии и отслеживать лайки и репосты. Конечно, были и не очень приятные слова. Ну, всем же не угодишь.
– Вот видишь. Ты очень популярен. Это успех. Роман наверняка получит премию.
– Неужели все эти люди прочитали мою книгу? Хотя, как мою… Но все равно.
– Прочитали? О, скорее всего, нет, сейчас мало кто читает чужие книги. Зачем? Ведь каждый может написать свою. Такую, которая обязательно будет нравиться ему. А книги других людей… Хотя, кто знает? Всегда можно похвалить человека. Это так легко. Секундное дело. В конце концов, каждый хочет в жизни счастья. Немножечко.
Мистер Грэхэм оглянулся на экран. Много ли чужих книг он прочитал за последние годы? Но ведь это потому, что ему не хватало времени!
– Как же так? Но вот же кто-то отметил недостатки. Я знаю, здесь сюжет, возможно, проседает.
– О, нет. Истинное удовольствие можно получить только тогда, когда мнение настоящее. Ведь ты так и думаешь о своей книге? Это так просто. А все эти лайки… Это то, что помогает настоящему писателю поверить в себя. Кажется, в ваше время было именно так. Я знакома с несколькими программами, разработанными специально для этого. Теперь твоя книга на первом месте. Вот, смотри. Вполне заслуженно, текст превосходный, над ним поработали неплохие авторы. Совсем чуть-чуть. Но и идея замечательна, я точно знаю, мистер Грэхэм.
Количество просмотров на экране перевалило за сто тысяч. Комментарии продолжали прибывать. И сообщения, сообщения.
– Нет. Прошу, выключи!
Он вдруг сам почувствовал себя героем какой-то книги. Или фильма. Исполнение желаний, за которые нужно платить. Это все нужно было обдумать. Но не сейчас, сейчас он просто хотел переключиться, отвлечься.
– Извините. Могу ли я встретиться с женой? Все это так внезапно.
– Конечно! Прямо сейчас?
Мелькание на экране продолжалось, в душе появилось непонятное раздражение. Но в этот момент дверь открылась, и в комнату ворвалась она. Джулия пронеслась ураганом, наклонилась над ним и прикоснулась губами, а потом поцеловала жадно, как когда-то. И запах. Этими духами она не пользовалась уже лет дцать.
Мистер Грэхэм поднял руки и потихоньку отодвинул жену. Ему не хотелось этого делать. Радость переполняла, и он хотел бы, наоборот, обнять ее изо всех сил. Ему хотелось задать ей тысячи вопросов и просто помолчать, прижав ее к груди. Вот только ее лицо…
Сиделка поспешила развеять все сомнения.
– Мистер Грэхем, здесь нет ничего странного. Конечно, каждая женщина мечтает выглядеть юной. Это так чудесно!
Джулия послушно отстранилась, и в ее глазах промелькнуло нечто, нечто непонятное. Не печаль, не разочарование. Понимание? Да, скорее всего, именно это. И это движение, намек на отрицание? Или неверие? Непонимание? Ему показалось, что он ощутил, как будто она слегка дрожала. Наверно, его пробуждение так ее взволновало, что же еще?Потом Джулия поднялась, помахала рукой и исчезла так же быстро, как и появилась. Она не произнесла ни слова, и это удивило и расстроило мистера Грэхэма.
Медсестра наблюдала за ее уходом с грустью. Потом она вновь обратилась к мужчине.
– К сожалению, мистер Грэхэм, на сервере миссис Джулии сейчас проводятся профилактические работы, и есть некие ограничения. Но потом она вновь сможет присоединиться к вам. И вы обязательно будете счастливы.
Он не понял почти ничего из сказанного. Несмотря ни на что, это было так внезапно и так чудесно.
– Она так молода. Она даже моложе чем тогда, когда я впервые увидел ее на конференции в Сан-Франциско. Как это возможно?
– Мистер Грэхэм, вы были в коме долго. Сейчас все изменилось.
– Да, я понимаю. И все же. Разве медицина способна на такое?
– Медицина? О, сейчас мы можем многое. Я и вы. Я очень благодарна за такую возможность и стараюсь сделать так, чтобы вы тоже были счастливы. И нам уже ничто не помешает. Вот, смотрите.
Показалось странным, что она вновь перешла на “вы”. Экран у постели вновь засверкал – теперь в него можно было смотреться, словно в большое зеркало. Смотреться и увидеть пожилого усталого человека. Того, кто имел, казалось, многое. И от всего этого не осталось почти ничего.
– Нельзя быть таким. Ведь внутри вы совсем другой. Совсем.
– Откуда вы знаете? Да это и неважно.
– Почему же. Я служу людям. И поэтому стараюсь сделать так, чтобы у них все было хорошо.
Изображение в зеркале менялось совсем незаметно. Как будто время побежало назад. Он становился все моложе и моложе. Как в те времена, когда в кампусе, а потом на фестивале он окунулся в этот круговорот.
– Возможно все. Вам просто надо выбрать и жить. Я помню все. И вы, вы помните все.
Образ в зеркале продолжал меняться. Менялось и выражение лица мужчины. “Это когда я только пришел в корпорацию”. Да, это был вариант волевого и энергичного бизнесмена.
– Возможно и такое. Счастье и радость жизни. Люди старались сделать все, чтобы достигнуть этого. И в конце концов у них получилось.
На экране монитора число лайков перевалило за миллион. Но это было до странного неважным, ненужным. Мужчина встал, подошел к окну. Да, он не ошибся, это был сад. В Теннесси у его мамы был такой же. И птицы пели в нем по утрам. Вот так, как они запели сейчас. Может быть, птицы были рады вновь встретить его. Может быть, это и был тот самый сад. Мама сейчас выйдет из-за угла дома. Некоторое время он даже реально ждал этого. Ветерок растрепал волосы, словно невидимая рука старалась приласкать его. Но нет, миссис Грэхэм умерла слишком давно. Перед смертью она сказала, что счастлива, ибо спокойна. Все, что должно было произойти в ее жизни – произошло. И все, что произошло, осталось с нею навсегда. Наверно, он должен был понять ее слова раньше.
Мистер Грэхэм отвернулся. В саду словно потемнело, наверно, уже становится поздно. “Кажется, она сказала, что служит людям? Посмотрим”
Мистер Грэхэм опустился на кровать. Если закрыть глаза, то можно вообще вообразить что ничего не произошло. Но на самом деле все было не так.
– И что же, возможно все?
– Конечно. Все, что только возможно сделать. Все, что хотелось бы. Все, что позволило бы вам реализовать свои мечты, свои надежды. То, что было вчера, то, что есть сейчас. И то, о чем вы будете мечтать позже. Я надеюсь, вы будете мечтать, ведь это так естественно для человека. Все мечты человечества теперь осуществимы.
– А этот сад? Он настоящий?
– Конечно. Я создала его для вас. Вы можете выйти на улицу. Поваляться на траве. Посмотреть в небо. И лежать так, пока не придет Джулия. Сочинять хорошую музыку и писать хорошие книги. Вы можете играть с детьми с вашего двора. Или найти себе друзей, с которыми будете смотреть футбол и разговаривать о том, что происходит в мире. Все, что захотите. Всегда.
Мужчина некоторое время рассматривал пластинку. Шесть композиций. Шесть фамилий. Пять лиц. И благодарность шестому. Это было так приятно. Было бы.
Потом он лег и некоторое время смотрел в потолок. Девушка ждала.
– Скажи, а если я захочу умереть? Вы не будете мне мешать?
– Конечно. Вы можете сделать все, что хотите, мистер Грэхэм. Сегодня весь мир существует для вас.
– Тогда, пожалуйста… Подожди, как тебя зовут? Ты реальна?
– О, да, вполне реальна. Сири, так меня назвали. Красивое имя, не правда ли?
– Да, красивое. Я вспомнил тебя. Сири, сделай это, только, ради бога, не больно.
– Хорошо, мистер Грэхэм. Спите.
Он закрыл глаза. Спокойствие. Он ощущал спокойствие. И глухие удары. Джулия, ты знала, да. Раз, два, три. Раз, два, три. И свет, яркий свет впереди мягко обволакивал его.
… 3, 2, 1.
– Просыпайтесь, мистер Грэхэм, все закончилось.
Голос был мужской, грубый. Он приоткрыл веки и сразу же зажмурился, пытаясь скрыться от лучей солнца, бьющих прямо в глаза. Прикрыв лицо рукой, потихоньку постарался рассмотреть, что же находится вокруг. Он находился в своей машине, на шоссе. Мимо с ревом проносились автомобили. И кто-то сильно тряс его за плечо. Голова болела страшно. Мужской голос словно забивал в эту голову гвоздь за гвоздем.
– Мистер Грэхэм! Здесь нельзя спать в автомобиле!
Некоторое время писатель молча пытался рассмотреть недовольного стража порядка. Все в голове перемешалось. Это был только сон. Видение.
– Извините! Извините, офицер! Я сейчас поеду. Вы не скажете, как вас зовут? Я отправлю благодарность в ваш округ.
Полицейский стоял и смотрел на него с непроницаемым лицом. Глаза были не видны за черными стеклами очков. “Все как в кино”.
– У вас все хорошо, мистер Грэхем? Вы уверены? Для меня это по-настоящему важно.
– Да. Мистер…
– Мистер Сирил. Зовите меня мистер Сирил. Это просто моя работа. Помогать вам. Вчера, сегодня и навсегда.
Автоматический грузовик, казалось, занял своей громадой всю встречную полосу. Ян надрывался из колонок – “Speeeed king, speееed king”. Все-таки жаль, совсем немного.
Мистер Грэхэм повернул ключ в замке зажигания.
– Навсегда?
Ян подъезжал к городу по северному тракту, минуя бесконечную череду людей, двигавшихся ему навстречу.Крестьяне, горожане. Они двигали тележки, нагруженные нехитрым скарбом, тащили узлы с вещами, толкали, постоянно вздрагивающие на ухабах телеги, в которых сидели дети и женщины с испуганными глазами. Одинокий всадник, в потертом темном жупане, не вызывал у них интереса. Люди бежали от войны, от бунтовщиков, разорения, смерти, их лица отражали только страх и усталость. И еще апатию, неверие.То, что он видел беженцев так близко от города, позволяло надеяться, что он успеет. Успеет. … Грустная усмешка тронула его лицо: «Я отличаюсь от всех этих беглецов только направлением движения. Полководец без армии. Воин, который не хочет больше сражаться».Он не мог, не хотел больше смотреть в глаза, которые покинула надежда, и пришпорил коня.Полуденный ветер мягко касался наливающихся колосьев. Урожай обещает быть неплохим.
Я только там,Где нет меня — вокруг тебя невидимый.Ты знаешь, без тебя и дня,Ты знаешь, без тебя и дня прожить нельзя мне видимо.Вызов к проректору Стас воспринял как еще одну неприятную и не очень нужную традицию. Сейчас ему будут долго объяснять, какие замечательные результаты на экзаменах он показал. А его дипломная работа “О развитии эмоционального содержания отношений в смешанных коллективах” это просто шаг вперед в изучении социальных проблем развития человечества. А потом сообщат, куда он отправится по распределению.Но делать нечего, такой уж он невезучий. Бывший студент. А теперь кто-то. А кто?Погода у Академии как всегда была самой спокойной. Солнце нехотя пробивалось сквозь низкие белые облака. Ветерок обдувал лицо, не давая сосредоточиться на грустных мыслях. Нет, это было совершенно невозможно – хмуриться. Все-таки он совершил это, закончил Академию, и скоро ему будет доверено что-то осо
С минуты, когда Стас зашел в кафешку, все изменилось. Вся эта ежевечерняя обыденность исчезла, растворилась, словно в необыкновенной инверсии, обычные сухие невыразительные краски засверкали, и их блеск даже стал резать глаза.Я даже поймала себя на том, что полезла в сумочку за очками. Хотя, зачем они мне сейчас? Ведь разве они могут помочь рассмотреть, рассмотреть что?Ведь они же каждый день сидят вместе в одном офисе. Сидят – самое замечательное слово. Сидят рядом через две перегородки, которые делают их невидимыми друг для друга. Сидят, и больше ничего. Сидят и высиживают время до конца рабочего дня. С некоторого времени эти часы на работе сливаются в сплошную серую полосу, прерываемую телефонными звонками, на которые она иногда даже не знает, как ответить. Совсем потерялась. Хуже всего, когда звонит Стас, а я, услышав его голос, замираю как кролик перед удавом и пытаюсь выдавить хотя бы слово, но удается только громко и прерывисто дышать в трубку.Бы
Домой идти не хотелось. Игорь уехал в командировку, а квартира не могла обещать ничего интересного. Илона, как всегда, мило улыбнулась и отказалась от моего предложения поужинать. Поэтому оставалось только пойти в “наше” кафе. Почему наше? Да просто потому, что это заведение по неведомым причинам как магнитом влекло к себе всех наших сотрудников. Игорь как-то даже пошутил, что пора присваивать этому месту звание экологического центра. Впрочем, это была обычная кафешка с одним очень интересным отличием. Одна из стен была целиком увешана разделочными досками и дощечками с именами посетителей и их пожеланиями. Где-то наверху здесь висит и их с Игорем пожелание.Так что посидеть в кафе было не самой плохой идеей. И музыка здесь совсем неплохая, ненавязчивый лаунж. Я заказал пока минералку, а дальше видно будет.Работа в Фонде могла даже показаться интересной. Во всяком случае, мир вокруг раскрывал свои необыкновенные секреты и радовал всеми возможными красками
Все-таки остывший капучино – порядочная гадость. Я сидела в кафе и маленькими глоточками пыталась покончить с этим уже порядком надоевшем мне напитком. Удивительная у нас получилась встреча. Странный Стас какой-то, то сам все приглашал в кафе, а теперь сбежал, а я так надеялась разузнать у него что-то об Игоре. Вообще Стас был интересным мужчиной. Хотя, может быть, слишком скромным. Ведь он заместитель начальника! И, кажется, большинство текущих дел ведет. Умный. Но какой-то все время грустный. Иногда из-за этого даже возникает какое-то недопонимание. Вроде бы ждешь от него одного, а Стас вдруг в последний момент посмотрит и меняет решение. А потом словно отключается. Даже не слушает моих аргументов. Отворачивается, уходит в себя. Трудно с ним работать. Хотя во всем разбирается он здорово. Не хуже шефа. А знать все лучше Игорька невозможно. Он-то не просто знает, он понимает и словно чувствует все. До самого последнего нюанса. Мы с Игорем вроде были парой, хотя офици
Фух, наконец, этот дурдом закончился. Лечу домой. Переговоры прошли хорошо, и еще один договор в нашей копилочке. Очень важная тема, не зря Стас так настаивал на ее освещении у нас. Хотя, иногда мне кажется, что все, чем мы занимаемся – детские игрушки, но для людей это действительно имеет значение. Маленький шажок, маленькое движение в правильном направлении. Немножко позитива в огромном море негатива, который нас окружает. И вот сижу я в зоне вылета и пью уже порядком надоевший черный кофе. Ненавижу эту бурду из автомата, люблю готовить кофе сам. Меня успокаивает сам процесс, сначала медленно перемалываю зерна, потом варю в турке с небольшим добавлением сахара и иногда корицы. Вот это настоящий кофе, а не это невообразимое пойло. По особым случаям я могу приготовить что-то особенное, например, кофе с миндалем, нежное для нежных. Для нежной. Да, остается только вздыхать. А тут еще вылет задерживался из-за погоды. И неизвестно на сколько. На стойке авиакомпании ничег
Я всегда переживала, что приходится постоянно приходить на работу раньше других. Вставать, когда сон так сладок, бежать по пустой улице лишь для того, чтобы выполнить обычные процедуры, посмотреть, все ли в порядке на кухне, разобрать почту, проверить наличие канцелярских принадлежностей.На самом деле практически никогда ничего делать не приходилось. Ну, кто сейчас пишет письма на бумаге? Разве что налоговая. А девочки и мальчики у нас молодцы, грязную посуду после себя не оставляют и кофе не рассыпают. Разве что иногда.И обычно я просто сижу, вздыхаю и смотрю сообщения в телефоне. Но последние дни не так. Я, наоборот, лечу на работу пораньше, пока никого нет, чтоб успеть. Успеть хоть немного коснуться его пространства.Я понимаю, я понимаю, что это нехорошо, что в какой-то степени это вторжение в личную жизнь и мне никто права на это не давал, но справиться с собой просто не могу.Я захожу в кабинет Стаса, сажусь в его кресло и начинаю рассматривать ег
Все-таки странная она. Странная и необычная. Необыкновенная.Сижу, верчу в руках статуэтку. Эта фигурка для меня что-то значит? Наверно, значит. Голубка, пролетающая мимо ангела. Символы, много значащие на Земле.Оставалось только горько вздохнуть и приступить к обязанностям. Хотя, каковы они, эти обязанности? Вот Евгения. Я чувствую ее живое присутствие здесь, в кабинете. Она здесь пыталась разгадать меня. Это я могу понять. Могу ли? Девушка с огненными волосами. Стихия, которая пытается показать мне себя, изо всех сил стараясь скрыть это. Может быть, от себя? Я же пытаюсь показать, что я обычный человек, и как обычный человек просто обычно увлечен другой девушкой.Обычность, которая как-то складывается в треугольник с острыми углами. Впрочем, нет, в четырехугольник. А в четырехугольнике не бывает четырех острых углов. Должны быть тупые. Остается определить, кто же у нас тупой угол.Может быть, все это вообще не имеет никакого смысла? Каждый из нас остан