Глава 9

Сеймас с трудом разжал собственные пальцы, намертво впившиеся в столешницу, когда за Джимми захлопнулась дверь. Он был в ярости. В ярости? Да ладно! Хватит малодушно отрицать очевидное! Гнев, который он испытывает в присутствии этой раздражающей девушки, – бледный отблеск маленького костерка по сравнению с тем гигантским пожаром вожделения, что грозится сжечь его тело и разум. И отрицать его наличие становится все труднее. Если первые его проблески он мог игнорировать, успокаивая себя тем, что давно не выходил за пределы базы и ему лишь нужна разрядка, то сейчас он понял, что просто трусливо прятался от неприглядной реальности. Неодолимое, тягучее, удушающее желание ощутить под собой Джимми и удерживать там, бог знает сколько, ударило в него, опрокидывая и сминая, оставляя поверженным и практически невменяемым. Устрашая своей силой и его полной беспомощностью хоть как-то этим управлять. Сеймас никогда не был трусом, ничего не боялся и не стремился отгородится от проблемы, надеясь, что она исчезнет волшебным образом сама собой. Но, похоже, эта девчонка была проблемой, способов решения которой он не знал. Когда он услышал ее голос, спрашивающий разрешения войти, его мышцы неконтролируемо напряглись, возвращая воспоминание о том, как больной спины касались ее руки, которые он упорно гнал от себя весь день. А с того момента, как она проскользнула в его комнату, он сидел, впившись в несчастный стол, потому что реально нуждался в осязаемом якоре, чтобы не преодолеть эти несколько метров между ним и этой девчонкой и не сделать того, о чем будет потом жалеть всю свою недолгую оставшуюся жизнь. Хотя, когда она не отрываясь посмотрела на него, он на несколько секунд потерял твердую почву под ногами. На короткий миг последствия перестали иметь какое-либо значение. Все исчезло. Осталась только невыносимая похоть, остервенело схватившая его за горло, и девушка, глядевшая так, словно знала о том, с чем он сейчас борется. Знала и при этом оставалась на месте.

А с другой стороны, откуда такой, как она, иметь представление о тех обжигающе острых картинах, что взорвали его мозги от ее вида в этом чертовом платье, льющемся по изгибам ее тела и заставляющем жгуче ненавидеть эту ткань за то, что она касается той кожи, которую он захотел ощутить под своими пальцами? Джимми наверняка с воплями убежала бы, если бы заглянула в его разум и увидела, как он мысленно наматывает на руку эти роскошные пряди цвета спелого каштана и золота, что так ярко отсвечивают даже в скудном искусственном освещении его комнаты. Удерживает за них, врезаясь в ее хрупкое тело, жестко и безжалостно утоляя то животное вожделение, что скрутило его, перемалывая все нутро в пламенеющую кашу. Жадный, похотливый монстр проснулся в нем, объявляя о своем пробуждении собственническим ревом, прокатившимся по его венам и вибрирующим в костях. Что такого во взгляде этой девчонки, что сорвало все хитроумные запоры и он вырвался из тюрьмы сознания, где Сеймас, укротив, прятал его, отчетливо напоминая ему, как же безмерно далек от простого человека. Монстр взглянул глазами Сейма на замершую у двери женщину и потребовал ее для себя. Возжаждал взять, подмять, ломая любое сопротивление, пометить каждый уголок ее тела своими зубами, запахом, спермой. Уничтожить любого, кто решится попытаться вырвать эту женщину из его алчных объятий. И был краткий миг, когда Сеймас почти поддался требованию своей истинной натуры. Но открытый взгляд этих лучистых глаз осадил вырвавшегося на свободу монстра. Непонятно, как эти волшебные глаза забрались в самую глубинную суть беснующегося от похоти чудовища и обратили ярость вожделения в восхищенный трепет. Чудовище замерло, пораженное в самое сердце, покорно отступая, взирая на эту женщину с преклонением и мучительной тоской вечной преданности. Той самой, что рождается за единое мгновение и длится дольше самой жизни. Сеймас нашел в себе силы сказать Джимми, чтобы ушла, и остаться неподвижным, когда все в нем устремилось следом, не желая отпускать это потрясающее ощущение собственной принадлежности кому-то.

Она ушла, и температура в комнате как будто упала далеко ниже нуля, возвращая его в неприглядную реальность, где он сидит с гребаным флагштоком в штанах и пялится на дверь, желая ту, к кому у него нет никакого права прикасаться. Как с ним мог случиться такой чертов сдвиг по фазе? Ведь он всегда контролировал свои желания и потребности, никогда не позволял им управлять собой. И никогда сексуальное влечение ни к одной женщине не лишало его контроля над его демонической половиной. Сейм вообще всегда предпочитал удовлетворять себя только с профессионалками. Они давали ему то, что он хотел, подчиняясь его приказам, а он за это щедро расплачивался. Все четко знали, на что идут. Никаких случайных ожиданий, эмоций и страстей. Просто несколько часов грязного траха, опустошающего тело и очищающего разум для чего-то более важного. Ничего общего с тем, что вдруг спалило его изнутри, когда Джимми вошла в его комнату.

Вдруг? Да ладно! Не было в этом никакого «вдруг». Разве за все эти годы был хоть раз с того дня, когда он впервые увидел девчонку, чтобы он абсолютно честно мог сказать, что игнорировал ее существование? Он злился, завидовал, тихо ненавидел, выискивал, что в ней такого, делающее ее особенной… Но никогда не оставался безразличным. Всегда, даже на расстоянии, она цепляла его, вынуждая следить хоть краем глаза, притягивая необъяснимой гравитацией. Была чем-то таким, что нельзя не замечать, не видеть.

Но, черт возьми, видеть и замечать – это совершенно не то, что начало с ним твориться, когда Джимми оказалась в непосредственной близости, на расстоянии прикосновения. И уж тем более и рядом не стояло с тем, что он почувствовал себя погруженным в озеро жидкой лавы, когда она вошла одетая в это платье, гори оно в аду вместе с той, на ком было надето! Пока Джимми ходила в мешковатой форме, грубых ботинках, с волосами, стянутыми в тугой пучок, Сейму еще удавалось внушать себе, что она такой же боец, как и другие, его сослуживица. Но увидев ее такой женственной, хрупкой, поразительно чувственной, он почувствовал себя рехнувшимся. Это была та ее неизвестная ему сторона, которую он не видел никогда раньше, но теперь уже никогда не сможет забыть. Она отчетливо взывала к нему и находила не просто бурный отклик – сумасшедшее желание нырнуть с головой, утопая навсегда. Даже увидев ее мельком обнаженной в первый день среди других бойцов, он просто запретил себе размышлять и помнить. Но, похоже, что от образа Джимми в этом платье ему не удастся отмахнуться. То, как скручивало болью его пах при виде движения ее груди при дыхании под этой тканью, невозможно просто выкинуть из головы волевым решением. Вид ее влажных губ, волос, рассыпанных по плечам, изгиба уже почти по-женски щедрых бедер впечатался в его подкорку. Сможет ли он смотреть на нее завтра в этой уродливой привычной форме и не видеть опять такой, как сегодня? Зачем она вообще явилась к нему? Подразнить? Проверить на прочность? Может ли она испытывать хоть намек на ответное желание? Что случилось бы, если бы он все же позволил себе прикоснуться к ней, поцеловать? Оттолкнула бы его? Или позволила бы вторгнуться в свой рот? Каким был бы этот поцелуй? Нежным, осторожно испуганным, или неистово страстным, на грани болезненных укусов. Таким, который заставил бы их срывать друг с друга одежду и позволил бы опомниться, только когда оба смогут отдышаться, охрипнув от криков чистого экстаза? Да о чем он вообще позволяет себе, на хрен, думать? Все, что он должен делать сейчас в своей голове, – это навешивать огромные запрещающие сигналы на каждую часть тела девчонки, которая всплывала в его опьяненном воображении. Она одна сплошная запретная зона, гребаный фонтан из неприятностей и непредсказуемых проблем. И идеальным для него было бы оказаться от Джимми на другом конце планеты. К сожалению, это невозможно. Но он должен отгородиться от нее, от любых эмоций. Изничтожить на корню это свивающие его внутренности дикое желание.

Тут же в памяти всплыла мерзкая рожа полковника Ранзони и все его указания насчет Джимми. Интересно, что он сделает, если Сеймас плюнет на последствия и заберет девственность девушки, ломая все его проклятые планы? Убьет его? Заберет Джимми вниз и больше никогда не выпустит?

При мысли об этом бешенство накрыло его, вызывая такую жажду крови, которой он не знал даже будучи подростком, пока учился справляться со своей темной стороной. Чудовище в нем поднялось снова, однозначно давая понять, что причинить вред этой малявке оно не позволит. Как, впрочем, и коснуться ее хоть кому-то. Отдавая себя под власть чистого света ее глаз, монстр оставался собой. Он не был бескорыстным и в ответ хотел столь же полного признания его прав. Сейм схватился за голову, позволяя себе осознать, в какой ужасной ситуации оказался. Впервые его человеческая разумность и контроль были поставлены под угрозу эмоциями демонической сущности. И чем это грозило? Очевидно, серьезными неприятностями. Мысль о том, что девушку в таком виде, как сегодня, видели другие мужчины, выводила из себя. Что же говорить о том, чтобы наблюдать за тем, как вокруг Джимми станут виться бойцы, а он должен будет хладнокровно отмечать: проявляет ли она хоть к кому-то интерес? Сеймас привык подчинятся приказам, не размышляя, не обсуждая. Поэтому монстру придется заткнуться и убраться в те мрачные глубины, из которых его подняла эта невыносимая Джимми. Сейм создаст для него новые запоры, крепче и изощреннее прежних, и не позволит больше этой девчонке к ним приблизиться. Ему плевать на то, что с ней будет! Просто плевать. А мнения чудовища никто не спрашивает. Пусть ее забирают, пусть подкладывают под кого угодно, какое ему, на хрен, до этого дело? Ему-то она ни при каких обстоятельствах не нужна. Он к ней не прикоснется. Потому что не хрен себе врать! Если она окажется под ним – это станет настоящей катастрофой. Если демоническая часть так беснуется, не коснувшись Джимми ни разу, то, что же будет, когда они станут близки? Он ясно помнил того парня, у которого съехала крыша пару лет назад, когда его легкомысленная подружка решила пойти в свободное плавание. Он не был самым сильным или агрессивным среди них, но убил троих, прежде чем его прикончили. Просто потому, что его демонская половина сочла девушку своей, а демоны своим не делятся.

Сеймасу подобное не нужно. Он четко знает, чего хочет от жизни, и это точно не перспектива подохнуть просто потому, что он не смог удержать свой член в штанах подальше от Джимми. Как только совсем полегчает, он пойдет в город и вытрахает эту девку из своих мозгов.

***

На следующее утро в дверь Эммы громко постучала Пич. Лейтенант, бледный и осунувшийся, управлял ими на тренировке, хотя девушка и видела, что ему пока тяжело. На нее он даже не смотрел. Не орал и не обращался к ней лично. Отдавал четкие общие приказы, делая упор теперь на взаимодействие в группе. Они симулировали разнообразные варианты возникновения экстренных ситуаций, в первую очередь учитывая именно способности Джимми видеть то, чего не замечали другие, и отрабатывали схемы поведения, собственную новую систему знаков. Поначалу бойцы бурчали и раздражались из-за того, что они вынуждены были ломать привычную линию поведения, концентрируя внимание на девушке, но через пару дней все втянулись и работали идеально четко. Сейм стал лично участвовать только на третий день, и было похоже, что он уже полностью оправился. Но по отношению к Джимми он оставался отстраненно-холодным и все время вне тренировок смотрел словно сквозь нее. Хотя девушке и казалось, что она ощущает взгляд мужчины, сверлящий ее спину, но стоило только обернутся, и она убеждалась, что это совсем не так. СС не смотрел на нее. Несколько робких попыток заговорить с ним, когда рядом никого не было, Сейм сухо оборвал, тут же удаляясь. Похоже, ее надежды на то, что у них могли сложиться отношения хотя бы напоминающие нечто дружеское, были глупыми девчачьими фантазиями. Да и тот огонь в карих глубинах, пробравшийся в самую глубь ее сущности, ей, видимо, просто почудился. Судя по всему, алкоголь способен заставить увидеть то, чего не было и в помине на самом деле. Да и, говоря откровенно, что в такой, как она, могло бы заинтересовать Стального Сейма? Или почему бы ему хотеть быть с ней дружелюбным? Он ясно выразился в первый же день: Джимми – обуза, навязанная ему командованием, и ничего с того времени не поменялось. С чего бы? Особенно после того, как он был наказан по ее вине. Просто лейтенант – профи и опытный боец, вот он и решил, что нужно влить ее в коллектив, чтобы не повторять ошибок. Но это не значит, что он вдруг стал рад такому камню на шее. А то краткое отступление, когда она его лечила, и ее визит на следующий вечер… Ну, их, вроде, как и не было. Ну и пусть! Она ведь не надеялась на что-то другое в самом деле? Ведь чем меньше СС обращает на нее внимания, тем легче ей живется! Но почему-то она чувствовала от этого нечто похожее на разочарование и даже легкую обиду. Это было нелогично и совершенно необоснованно, но наедине с собой Эмма не могла отрицать наличие этих эмоций.

– Похоже, у вашего СС появилась постоянная подружка! – За спиной отплевывающегося от воды Сидды появилась девушка с розовыми волосами и телом, почти сплошь покрытым тату, когда они мылись после очередной тренировки.

Эмма не могла понять, почему в ее спину вдруг вставили железный прут, делая ее неподвижной.

– Да с чего ты взяла? – ответил ей мужчина.

– Да он каждый вечер одетый по гражданке сваливает в город. Уже четыре дня подряд. А вчера я застала его в душе рано утром. Поверь, я знаю, как пахнет от мужика, который трахался всю ночь. Эй, Пич, он по-прежнему предпочитает кого угодно, кроме тебя? Ты не в его вкусе? – фыркнула девица.

– Ну, хоть у кого-то на этой гребаной базе вкус все же есть. Потому как у тех, кто сует свои члены в тебя, он явно отсутствует, – презрительно ответила Пич, даже не глядя на собеседницу.

Присмотревшись, Эмма узнала ту самую девушку, увиденную в первый день с Киросом. Воспоминания о том, что они делали, едва опять не заставили ее кожу зардеться, хоть она и стала намного менее чувствительной за это время.

– Что ты в этом можешь понимать, сучка! Меня хотят все! – вскинулась девица.

– Ага, точно. Парни, они вообще любят при возможности избежать лишних усилий. Так что, зачем самому дрочить – стараться, если есть такая безотказная ты, Флеш!

– Пошла ты, Пич! – зашипела розововолосая и подступила ближе, а ее поза стала явно угрожающей.

Эмма забеспокоилась за подругу, и это даже отодвинуло на задний план услышанное об СС.

– Да с удовольствием, Флеш. Лишь бы не в одном с тобой направлении! – Пич плавно развернулась и посмотрела прямо в глаза девице. После полуминутного поединка взглядов Флеш явно сдалась и повернулась к наблюдающей за этой сценой Эмме.

– Чего уставилась, шлюшка мелкая? – зарычала она.

– Да ладно, Флеш, не стоит навешивать другим собственные честно заработанные звания! – ухмыльнулась Пич.

Флеш решила отступить и, развернувшись, нахально провела руками по обнаженной спине Сидды. Но неожиданно мужчина отступил от нее дальше.

– Отвали, Флеш. Я не в настроении, – буркнул он, отворачиваясь.

– Да ладно, такое возможно? – рассмеялась Пич, а Флеш одарила их новым гневным взглядом. – А я думала, что вы с братцем всеядны и всегда готовы!

– Может, мы взрослеем! – усмехнулся в ответ Сидда, выключая воду и покидая душевую.

Флеш исчезла следом, и Эмма с Пич остались в одиночестве.

– Не думаю, что у Сейма появилась постоянная женщина, – неожиданно сказала Пич, непонятно – то ли обращаясь к Эмме, то ли разговаривая сама с собой. – Это не в его стиле.

– Но ведь все когда-то меняется. – Эмма закрыла глаза, подставляясь под струи воды, как будто они могли вымыть изнутри странную едкую боль.

– Нет. Только не у СС. Он никогда ни к кому не привяжется. И не подпустит никого. Просто мужик выпускает пар, – беззаботно ответила Пич, даже не подозревая, что ее слова подливают кислоты в самый центр груди Эммы.

Девушка яростно прошлась по телу мочалкой, точно это могло выдрать из головы противные видения Сейма, занимающегося сексом с неизвестными женщинами. Разве ей надо знать, на что это может быть похоже? Как сокращаются и расслабляются все те совершенные мускулы, что она видела на теле лейтенанта. Издает ли он какие-то звуки, как делал это Кирос, или сохраняет свое привычное тяжелое молчание даже в такие моменты?

Эмма рванула из душевой как можно быстрее, словно от мыслей, роившихся в голове, могло спасти движение. И, влетев в предбанник, буквально врезалась в широкую обнаженную грудь Михея.

– Ох, детка! Офигеть, опять мы голые, и ты прижимаешься ко мне! Это судьба! – расплылся в улыбке парень, тут же обхватывая талию Эммы. – Стоит ли бороться со своим счастьем, маленький котеночек?

Его голос стал интимным, и он наклонил голову к шее Эммы, проводя губами в миллиметре от кожи, обдавая дыханием. Эмма замерла, прислушиваясь к собственному телу, изучая его отклик на такую близость. Разве не должно в ней что-то откликнуться? Михей – красивый парень и явно в ней заинтересован, может, ей просто нужно позволить себе что-то ощущать? Просто одна минута эксперимента. Михей, осмелев, чуть коснулся открытым ртом ее кожи, и его широкие ладони скользнули ниже, накрывая ягодицы Эммы. Кожа покрылась мурашками, как и писали в книгах, но почему-то они не были из разряда приятных, и никакого тепла внутри не возникло. Даже совсем наоборот. Как только девушка ощутила, как наливается, поднимаясь, член парня между ними, то моментально захотела оттолкнуть Михея, не желая такого прикосновения.

– Отпусти! – Раздражение расцвело внутри.

Видимо, она в этом смысле безнадежна.

– Да ладно тебе, Джимми, – хрипло прошептал парень. – Дай мне один хренов шанс. Я так хочу тебя. Задолбался дрочить, представляя тебя, скачущей на мне. Позволь мне показать, как могу доставить тебе реальное удовольствие. Обещаю не разочаровать тебя, детка.

Михей стиснул ее задницу, приподнимая Эмму и вжимая свою уже совершенно твердую плоть ей в живот. Он облизал кожу девушки на шее и протяжно застонал.

– Отпусти, или я тебя ударю. – Эмма едва сдерживалась, чтобы не начать отчаянно вырываться из лапищ парня, которые вдруг показались жгущими кожу тисками.

Неожиданно все пространство сместилось, удерживающие ее руки Михея разжались столь стремительно, что Эмма упала на холодный пол, больно ударяясь. А воздух задрожал от замораживающего внутренности рычания, и Эмма увидела, как СС швыряет Михея в сторону полок с полотенцами, будто здоровенный парень весит не больше крошечного котенка. Полки рухнули, когда тело Михея врезалось в них, полотенца рассыпались, создавая хаос разных оттенков синего.

– Она сказала тебе отпустить! – Голос лейтенанта был совсем не похож на его обычный. Даже когда он был раньше в ярости, то звучал как-то по-другому.

Но подумать об этом у Эммы не было времени, потому что мужчина обернулся к ней, все еще глупо сидящей на полу. Его глаза полоснули по ней, как два темных клинка, словно желая изничтожить, расчленить, одновременно сжигая дотла, чтобы и следа не осталось.

– Если хочешь отказать парню, мать твою, то говори «Нет» громко и четко! – зарычал он. – А не позволяй облизывать себя, как хренову конфету. А если не хочешь, то просто в другой раз не выделывайся, а просто пошире раздвинь свои гребанные бедра!

Эмма вскочила, чувствуя себя униженной, как никогда в жизни, и стала судорожно натягивать одежду прямо на еще влажное тело.

– Убери весь этот долбаный бардак, – рявкнул Сейм, тыкая пальцем в пришедшего в себя от шока Михея. Эмма же рванула из предбанника бегом и полетела по коридорам с максимальной скоростью, чтобы опередить рвущиеся наружу слезы. Кто дал право Сеймасу так говорить с ней? Сам таскается по городским девкам и является учить ее, как себя вести! Что она такого сделала? Не оттолкнула Михея сразу? Но разве у нее нет права попытаться понять, что она ощущает, когда к ней прикасается мужчина? Это продолжалось всего какую-то минуту, и Эмма все контролировала. Разве она просила его о чертовой помощи? Как он вообще там оказался именно в этот момент? С какой стати вмешивается, когда не просят?

Слезы обиды и унижения катились по щекам, сколько их ни вытирай. Почему именно слова СС так глубоко ее ранили? Пусть он отваливает со своей помощью куда подальше! Спаситель, которого никто не звал!