Глава 7

Эмма, сглотнув, остановилась перед дверью, за которой, по словам бойцов, скрывался лейтенант. На плече у нее болталась сумка с перевязочным материалом и прочими медикаментами, которые удалось выклянчить в санчасти, а в руках был поднос с едой. Не то чтобы лекарства дали охотно, но девушка приложила массу усилий и даже немного пококетничала с не очень юными докторами, чтобы добиться желаемого. Конечно, делать этого раньше ей не приходилось, но она же не слепая и видела фильмы, а судя по тому, что она получила не только необходимое, но и даже краткие инструкции, у нее получилось неплохо. По крайней мере там она не робела, как теперь перед этой дверью. Не нужно быть ясновидящей, чтобы понять: СС не будет рад ее увидеть после того, как из-за нее и пострадал. Насколько бы правильным подобное ни считали остальные, Эмме физические наказания казались какой-то дикостью, средневековьем, и она на самом деле никогда не слышала об этом раньше. Отец не упоминал о таких способах взысканий. Глубоко вдохнув, наполняя себя необходимой храбростью, она постучала, перехватив поднос одной рукой. Ответа не последовало. Ну что же, матом никто не послал, так что Эмма толкнула запертую дверь, шагая внутрь. Хотя сейчас она настроила себя так, что и изощренная портовая ругань ее не остановила бы.

– Какого хрена! – раздалось сиплое рычание.

Эмма сглотнула, чувствуя, как сердце заметалось в поисках укрытия, но все равно сделала следующий шаг. И еще. Для того чтобы увидеть, кто посмел вторгнуться в его личное пространство, Сеймасу пришлось приподнять голову, и Эмма услышала, как при этом он скрипнул зубами, сдерживая рвущийся стон. Она натолкнулась на свирепый взгляд карих глаз лежащего на постели на животе огромного мужчины. Для опоры он сжал металлическую спинку армейской койки, и она отчаянно жалобно заскрежетала, изгибаясь в мощном захвате побелевших пальцев. Сказать, что Сейм был не рад появлению Эммы, было бы безбожным преуменьшением. Если бы взглядом можно было поджечь, то она бы уже должна была быть лужей полыхающей плазмы. На короткий миг Эмма испытала приступ паники. Откуда ей знать, что Сеймас и правда не может испепелять взглядом? Она ведь не в курсе всех его способностей, а находясь на этой базе, можно ожидать всего чего угодно. Во всяком случае на спине у нее точно выступила испарина, да и ноги затряслись и размякли так, словно собирались растаять, как прошлогодние сосульки. Но Эмма проигнорировала реакцию своего тела и пошла дальше. Да в конце концов, не станет же он ее и в самом деле убивать! Почему же она тогда трясется, как перед эшафотом?

– Хотелось бы сказать добрый день, лейтенант, но это будет сейчас не в тему, – как можно более бодро сказала она. Эмме хотелось надеяться, что она прозвучала достаточно уверенно. Но даже собственный слух отказывался дарить ей такую иллюзию. Ну и плевать!

Сделав еще пару шагов, она поставила на стол поднос с пищей и обернулась. СС лежал совершенно обнаженным, а его спина и даже верхняя часть ягодиц представляли из себя сплошное кровавое месиво. Буквально ни единого клочка не изодранной в лохмотья и не обожженной кожи. Ведь если Эмма правильно понимала, то электроплеть не только секла кожу и рвала мышцы, она еще и оставляла ужасные ожоги. Все это засохло сплошной кровавой коркой и производило кошмарное впечатление. Эмму едва не вывернуло, и все нутро свело болью от такого зрелища. Ее собственная спина вдруг взорвалась фантомной болью, словно беря на себя хоть часть этих ужасных ран. Эмма сжала до хруста зубы, потому что потеря самообладания сейчас бы все испортила моментально, и единственное, что ей бы оставалось, – позорное бегство, без права повторной попытки.

– Убирайся отсюда! – рявкнул Сеймас и попытался приподняться, отчего струп в нескольких местах треснул, и выступила свежая кровь. – Кто тебе позволил сюда вообще войти?

– Я стучала. Вы не ответили. Я вошла. И прекратите уже дергаться, вы делаете только хуже, лейтенант! – Эмма придала своему неожиданно осипшему голосу всю возможную повелительность, на которую только была способна.

Но, судя по лицу мужчины, это нисколько не сработало. Ну что же, стоило ведь попытаться?

– Я приказал тебе убираться! – заорал упертый вояка.

– Ну, как сможете стоять самостоятельно, тогда и будете опять приказывать, лютовать и отыгрываться на мне. А пока вам нужно обработать раны и поесть, – Эмма старалась звучать невозмутимо, хотя внутри ощущала себя дрожащим трусливым зайчишкой.

Глупо не понимать, что даже в таком состоянии Сейму ничего не стоит вышвырнуть ее из этой комнаты. Причем так, что она, наверное, до ворот базы лететь будет, пересчитывая все неровности ландшафта.

Мужчина замер, уставившись на нее настороженным взглядом, словно ожидая какого-то подвоха. Он буквально буравил шахты к ее нутру этими своими карими бритвенно острыми лезвиями, будто желая увидеть, из чего же она на самом деле сделана. Эмма ощущала себя микробом на предметном стекле электронного микроскопа, но не отводила глаз и ничего не прятала. В этот момент даже страх отступил, уступая место нежданной откровенности. Спустя минуту, показавшуюся Эмме целой эпохой, Сеймас раздраженно выдохнул и перевел взгляд на медицинскую сумку на ее плече.

– Ты вообще в курсе, сколько правил сейчас нарушаешь? – его голос по-прежнему был громким и хриплым, но звучал уже без первоначальной ярости. Но это не значило, что он стал хоть чуточку дружелюбней.

– Нет, но вы, как мой командир, мне обязательно об этом расскажете, пока я буду вашу спину обрабатывать. – Эмма двинулась в его сторону, вынимая необходимое из сумки.

– Ты не дотронешься до моей спины! – рыкнул он, вкладывая в голос столько угрозы, что девушка с трудом преодолела желание броситься прочь.

От этого мужчины даже в таком состоянии исходила властная энергия такой мощи, что приходилось прикладывать гигантские усилия, чтобы принудить собственное тело подчиняться своему разуму, а не его повелениям.

– Почему? Я ведь доверила вам обрабатывать мои повреждения на задании. Так почему бы вам не сделать мне ответную любезность? Я в курсе, насколько раздражаю вас, так что обещаю, что не прикоснусь больше, чем необходимо, и исчезну, как только закончу.

– Джимми, заткнись и вали отсюда! Запрещено оказывать медицинскую помощь тем, кто получил дисциплинарное взыскание! Это нарушение! – снова постарался надавить лейтенант.

– Ну, допустим, я была не в курсе, – отмахнулась девушка.

– Я тебе сказал только что!

– Вы были без сознания, когда я пришла, так что я ничего не слышала!

– За обман тоже положено наказание, глупая девчонка! – опять попытался перейти на устрашающий рык лейтенант. – Тебя запрут в долбаном карцере на одной воде…

– Лейтенант, меня нельзя запереть. Забыли? – отмахнулась Эмма, но почувствовала укол страха внутри.

– Не переживай, найдут способ воспитания. Или, думаешь, папашка прикроет? – едко уколол мужчина и все же поднялся. Эмма поспешно отвела глаза от обнаженного тела. Но, похоже, недостаточно быстро. Черт, то, как выглядит этот мужчина совершенно голым, было последней вещью, которую Эмма хотела бы помнить. Но, судя по всему, теперь этого уже не избежать. Сеймас же молниеносным движением схватил простыню в ногах койки и прикрыл бедра.

– Нет, лейтенант, я надеюсь, что ко мне будут относиться так же, как ко всем, – затараторила девушка. – Просто я считаю, что вы пострадали из-за моей ошибки, и поэтому...

– Не до хрена ли ты на себя берешь? – ухмыльнулся мужчина. – Если командование решило, что в том, что случилось, моя вина, кто ты такая, чтобы оспаривать это?

– Я ничего не буду оспаривать! Я просто собираюсь сделать так, чтобы вам было не так больно, и на этом все.

– Я приказал тебе выметаться отсюда! – тон мужчины снова стал угрожающим. Но было видно, что силы предают его, и поэтому он звучал уже не так устрашающе. Его плечи слегка сгорбились, а голова так и норовила упасть на рельефную, словно вылепленную рукой гения грудь. Рельефную? Да что с ней такое? Перед ней страдающий от боли мужчина, формы тела которого ее не могут заинтересовать ни за что! Не в этой жизни уж точно!

– Я не уйду! – уперлась девушка, переводя глаза ниже, на мускулистые бедра лейтенанта. Плохая идея.

– Джимми, ты знаешь, чем грозит прямое не подчинение приказу?

– Да, я знаю, командир. Как только сможете ходить, то пойдете и донесете на меня!

– Размечталась! Сам до полусмерти загоняю!

– Ваше право! Только я все равно не уйду раньше, чем сделаю то, зачем пришла.

– А я тебя сейчас возьму и вышвырну!

– Можете попробовать, – покорно кивнула девушка. – Только... вы точно знаете способ, который помешает мне возвращаться снова и снова?

Несмотря на то что Сеймас старался казаться злобным и сильным, Эмма заметила, что его стойкость на исходе. Болезненная дрожь то и дело пробегала по его мускулистому телу, выдавая, как трудно мужчине дается и сам спор, и даже просто нахождение в вертикальном положении. Его взгляд, хоть и упирался прямо в нее, но становился немного расфокусированным от усилий сдержать стоны.

– Командир, пожалуйста! – четко попросила Эмма, стараясь, чтобы он не услышал в ее голосе жалость, и его мужское эго опять не решило встать на дыбы.

Долгие годы проживания с таким же суровым и немногословным отцом научили Эмму тому, как неохотно подобные мужчины принимают помощь. Малейший намек на жалось они воспринимали агрессивно, считая, что приять помощь или сочувствие – это все равно, что продемонстрировать слабость. Они будут терпеть и боль, и свои неприятности, и проблемы, но ни за что на свете не поделятся ими с окружающими. Не зря Сеймаса прозвали Стальным. Для всех окружающих он и был неким ребром вечной жесткости, опорой. Он всегда готов поддержать окружающих, но никогда не позволяет другим сделать то же самое. Отец Эммы тоже такой, но постепенно она приловчилась подкрадываться к нему на мягких лапах. Между ними никогда не было эмоциональных бесед и проникновенных диалогов. В детстве она даже по-настоящему боялась сурового мужчину в моменты его дурного настроения. Но со временем Эмма научилась безошибочно понимать, когда отец был зол, когда расстроен, а когда смертельно уставал или просто болел. И как вести себя в каждым из таких случаев тоже выучилась. Иногда нужно просто отвалить и исчезнуть с глаз, иногда говорить ни о чем, не ожидая ответов, а иногда просто молча подойти и размять окаменевшие плечи. Бывали моменты, когда они просто безмолвно ужинали, в сотый раз смотря одни и те же старые фильмы. Но случалось и такое, что, когда отец заболевал, Эмме приходилось волевым решением навязывать свою помощь, забивая на рычание и постоянные отказы от ее попыток лечить его. Вот и сейчас она прямо смотрела в карие глаза лейтенанта, настойчиво демонстрируя, что не уйдет, испугавшись его угроз. Она не предлагала ему жалость или слезливые утешения. Она пришла помочь и не намерена была отступать. А после пусть как и ее отец изображает опять сверхсущество, у которого нет эмоций и никогда ничего не болит. Очередной поединок их взглядов закончился победой девушки. Сеймас, как ни странно, первым отвел глаза и устало протяжно вздохнул.

– Джимми, ты разве не слышала, что нельзя вторгаться в чужую комнату без приглашения? – сделал он последнюю попытку.

– Но вас-то, лейтенант, это не останавливало от ежеутренних визитов в мою комнату и воплей, сотрясающих стены, – парировала Эмма.

– Так ты, типа, мне мстишь? – Сеймас усмехнулся и тут же скривился.

– Ну, если такой мотив моего появления вас больше устроит, то да. А теперь мы не могли бы уже приступить? Вам же лучше – быстрее избавитесь от моего так бесящего вас присутствия.

– И что ты, мелкая упорная пиявка, хочешь, чтобы я сделал? – смирился с неизбежным мужчина.

– Выпейте обезболивающее, – тут же шагнула ближе девушка.

– Я не глотаю наркоту, – недовольно огрызнулся мужчина.

– Это сейчас просто необходимо! – уперлась Эмма.

– Сказал, не буду! – упрямо повторил мужчина.

– Послушайте, лейтенант. Я же не профи. Когда стану возиться с вашей спиной вдруг причиню слишком много боли, а вы психанете и поколотите меня? Вы вон какой здоровенный бугай. Так что будем считать это гарантией моей безопасности.

Мужчина фыркнул, давая понять, насколько для него прозрачна ее попытка схитрить.

– Ладно, давай! Хотя, если честно, я бы иногда поколотил тебя и без всякой больной спины. Но это совсем не значит, что когда-нибудь сделаю и в самом деле. Разве если опять решишь дать прикончить себя демону. Тогда уж не обессудь, лично привяжу и высеку – неделю стоя есть будешь. – Мужчина покладисто проглотил прозрачные мягкие капсулы. – Что дальше?

– Думаю, теперь вам нужно лечь на кровать на живот.

– Отвернись! – буркнул мужчина.

Что это было? Смущение в исполнении СС? То есть, мыться в общем душе ему было нормально, а оказаться голым перед ней – проблема? Почему от этого к щекам самой Эммы прилил совершенно неуместный сейчас жар. Просто до этого ее мысли были заняты тем, как победить упрямство этого мужчины, да и вид его спины не способствовал ничему, кроме мыслей о том, что нужно избавить его от боли как можно быстрее. Но сейчас, когда Сеймас сидел к ней лицом, со скомканной в районе паха простыней, до Эммы вдруг дошло, что она находится в комнате один на один с огромным обнаженным мужиком. К самому факту присутствия рядом голых представителей противоположного пола Эмма уже привыкла за эти дни, и даже такая вещь, как нагло демонстрируемая эрекция, ее уже почти не смущала. Но вот прямо сейчас наедине с лейтенантом она почему-то была шокирована степенью интимности момента. И то, что этот самоуверенный самец попросил ее отвернуться, сказало ей о том, что, видимо, и для него все несколько необычно. Совсем некстати вспомнилось, что как раз с Сеймасом ей ни разу встречаться в душе и не случалось. Он будто бы нарочно старался не пересекаться с девушкой в такие минуты. Эмма, резко отвернувшись, стала суетливо копаться в сумке, непонятно что выискивая и ощущая, как жар от вспыхнувших щек предательски расползается во все стороны. Наверняка сейчас ее уши пылают, да и по шее распространился непрошенный румянец. Но хуже всего было то, что, стоя спиной, Эмма не могла избавиться от воспоминания о том, как выглядел торс этого пугающего мужчины, широченные плечи, его мускулистые бедра и длинные сильные ноги. Даже видение сжатой в кулак руки, удерживающей простынь… в таком месте почему-то рождало в теле какие-то пугающе порочные ощущения. И на краткий миг в мозг даже просочилась абсолютно неуместная мысль, что она понимает Пич, которая, несмотря на обилие вокруг таких роскошных и явно не уродливых мужчин, все же сохнет по лейтенанту. Эмма тут же не на шутку испугалась такого развития собственных размышлений и почти остервенело стала гнать их прочь. Но не то чтобы они и правда ушли.

– Я готов! – проскрипел Сеймас. – Можешь начинать играть в медсестру.

Господи, почему ей в его словах слышится какой-то двойной смысл, вгоняющий ее в еще большую краску? Как же хорошо, что лейтенант уткнулся лицом в подушку и не видит, как у нее трясутся руки, и лицо, скорее всего, напоминает цветом вызревший на солнце томат. Эмма посмотрела на израненную спину Сеймаса, и тут же смущение стало стыдом, выметая все дурацкие непонятные мысли. Лежащему перед ней человеку просто была нужна помощь, а она тут позволяет себе думать черт-те что!

Эмма осторожно распечатала упаковку и покрыла всю поврежденную поверхность специальным обеззараживающим и размягчающим корки тканым материалом, как можно нежнее распределяя его.

– Смелее, Джимми. Та хрень, что ты заставила меня глотнуть, кажется, реально работает. – Судя по голосу, Сеймас уже слегка «поплыл». – Давай поскорее покончим с этим.

– Я стараюсь делать все, как мне объясняли. И я не заметила, чтобы вы куда-то сегодня опаздывали, так что не собираюсь делать больно, излишне поторопившись, – возразила Эмма.

– Да ладно, а то, ты думаешь, я не видел, как ты на меня глазами сверкала всю неделю. Наверняка фантазировала о том, как прикончишь меня, расчленишь труп, а куски разбросаешь с геликоптера.

Да, похоже, в санчасти ей дали что-то реально вставляющее.

– Лейтенант, у меня, благодаря вашему внимательному и тщательному подходу на фантазии, сил не оставалось, так что я хотела прикончить вас как-нибудь банально, а главное – с минимумом усилий, – неожиданно для себя фыркнула Эмма. – А в том месте, когда нужно было что-то делать с вашим здоровенным трупом, я обычно уже засыпала.

– Называй меня Сейм, – пробормотал мужчина. – А то как-то тупо выходит. И я должен был так себя вести.

– Почему?

– Не скажу! Тебе знать не положено! – Он приподнялся, чтобы еще и помотать головой, видимо, для полноты утверждения.

– Лежите... Лежи спокойно, Сейм. Теперь я понимаю, почему ты обезболивающие не принимаешь.

– Да меня от них конкретно прет. И язык развязывается.

Сеймас издал звук, какого она от него еще никогда не слышала.

Руки Эммы зависли над спиной мужчины. Она что, не в своем уме, или действительно только что СС издал нечто похожее на хриплое хихиканье? Она промолчала, решив, что уточнять, так ли это, с ее стороны будет весьма опрометчиво. Выждав нужное время, стала снимать ткань вместе с приставшими к ней струпьями. Лейтенант же, похоже, не испытывал от этого ни малейшего дискомфорта, и девушка мысленно поблагодарила тех, кто составлял рецептуру такого сильного препарата.

– Ты не должна на меня злиться, Джимми, – продолжил вещать Сеймас, расслабляясь и закрывая глаза.

– Я сейчас и не злюсь. Просто знаю, что, как только ты опять придешь в себя, снова начнешь рычать на меня и издеваться. Хотя думаю, что от тебя, Сейм, совсем не убыло бы, если бы ты был хоть немного повежливей. Я ведь не стану хуже понимать твои приказы, если ты не будешь язвить и подчеркивать, какое я ничтожество по сравнению с вами – такими суперменами.

– Хм-мм. Я вовсе не ставил своей целью издеваться над тобой. И ничтожеством я тебя не считаю, маленькая Джимми. Ты… необыкновенная.

Эмма принялась тщательно накладывать ту самую «вторую кожу», что использовал Сейм для ее руки во время задания.

– Очень жаль, что завтра ты все забудешь. Я была бы не против видеть тебя… ну, не знаю, более добрым, что ли.

– Я не добрый! – Язык у мужчины уже слегка заплетался, как у пьяного.

– Ерунда. Тебе просто кажется, что если ты станешь вести себя чуточку дружелюбней, то потеряешь свой имидж жесткого парня. Но, поверь, если ты будешь хоть иногда улыбаться, небо не упадет на землю. И никто, у кого есть глаза и хоть капля мозгов, не усомнится ни за что в твоей крутизне.

Эмме показалось, что Сеймас отключился, и она осмотрела в последний раз результат первой в своей жизни перевязки. Плотный слой искусственной кожи буквально на глазах прирастал ко всем повреждениям, закрывая их и создавая защиту. Эмма по себе знала, что даже когда действие наркотика закончится, боль не вернется в полном объеме. А значит, мужчина вполне сможет поесть самостоятельно, когда очнется. Эмма поднялась, укрыла его простыней и собралась уйти. Когда она уже была у двери, неожиданно лейтенант ее окликнул.

– Джимми?

– Да? – вздрогнув, обернулась она.

– А крутой парень – это хорошо или плохо, по-твоему? – сонно пробормотал он.

– Ну, думаю, что когда он твой друг – это просто замечательно. А если враг… ну, это явно паршиво.

Она не была уверена, что Сеймас слышал ее ответ, и, подождав еще с минуту, просто подошла к двери.

– Джимми? – снова окликнул ее Сейм.

– Мм-м?

– Твои руки на мне… Это было… – он замолчал, и Эмма еще какое-то время стояла в ожидании продолжения.

Но его так и не последовало, и поэтому она пошла к себе. Растянувшись на своей койке, она никак не могла избавиться от видения обнаженного мужчины. Она видела их к этому моменту уже десятки, но по какой-то странной причине, если от других ей всегда хотелось отвернуться, то к лейтенанту глаза притягивались, словно металл к мощному магниту. Это ведь ненормально? Может, у него тоже есть какие-то способности сродни тем, что у Кироса, и ей не стоит смотреть на него слишком долго и пристально? Но будь так, Пич ведь предупредила бы ее? Могла ли она спросить напрямую у подруги? Эмма усмехнулась. Ну да, просто гениальная идея. Что она скажет?

«Извини, Пич, а ты не знаешь, почему, когда я пялюсь на собственного голого командира, меня бросает в жар и руки с ногами трясутся? И не могла бы ты растолковать мне, что же это такое?»

Да уж, Пич наверняка сочтет это чрезвычайно забавным, верно? Эмма со вздохом перевернулась на постели. Нужно попробовать вздремнуть перед вечерней тренировкой. Но у мозга, похоже, были другие планы.

«Твои руки на мне… Это было...»

Было что? Противно? Больно? Раздражающе? Просто неприятно? Или... Или все же он имел в виду совершенно противоположное?

Боже, Эмма! Что противоположное? О чем ты думаешь вообще?