– Если думаешь, что, затрахав меня до нестояния, ты сможешь заставить меня делать то, чего я не хочу, то раскинь мозгами еще раз. – В этот момент по бедрам потекло. – И какого черта ты не надел эту хренову резинку?
– Ты здорова. Я тоже. И ты на таблетках. Не вижу особой проблемы. Если честно, после этого раза я вообще больше не хочу пользоваться с тобой защитой.
– Откуда ты знаешь про болячки и мои таблетки? – тут же напряглась я.
– Если меня кто-то интересует, то я узнаю о нем или о ней все. В прямом смысле ВСЕ.
– Ты что, как эти психи из триллеров?
– Нет, я просто привык обладать всей информацией, которую можно получить свободно, купить за деньги или добыть любым другим способом.
– Другим – это просто украсть?
– Любым из возможных, – безразлично пожал плечами мужчина, и я почувствовала укол страха.
– Так, ладно, Рамзин, это уже реально не смешно и жутко утомляет. Поиграли и хватит. Верни мою одежду и кольцо, я сваливаю из твоего дурдома, а ты можешь и дальше продолжать тут играть в свои игры с доминированием, или там «монополию», или, не знаю, в любую другую хрень, – уперлась в грудь мужчины и толкнула со своей дороги. С тем же успехом могла упереться в стену.
– Никто здесь не играет, Яночка. Я сделал тебе совершенно конкретное предложение, – Рамзин опустил глаза на мои руки на своей груди и с ухмылкой накрыл их своими ладонями, прижимая плотнее. – Не стесняйся, я люблю пожестче.
Я проигнорировала его попытку поддразнить меня и даже избегала встречаться глазами. Ибо как-то неправильно это на меня действует.
– А я совершенно конкретно отказалась от твоего предложения. Все, конец истории, в этом месте сценария мы расходимся, чтобы не встречаться больше никогда.
– Этот вариант неприемлем. Отрицательный ответ не принимается. – Мужчина все же отстранился, недовольно нахмурившись, и при этом я четко ощутила, что выпадаю прямо сейчас из поля его зрения, и он будто погружается в свои мысли, так, словно и правда с этого момента не собирался более со мной считаться. – Что же, значит, решать все буду я сам. Сейчас я уже опаздываю на встречу с твоим отцом и Гориным. Кольцо я тебе не верну, потому что отдам его этому твоему горе-жениху. А одежда тебе не нужна, потому что ты остаешься здесь ждать меня. По дому можешь ходить и в моем халате.
– Господин Рамзин, если всерьез думаете, что отсутствие каких-то тряпок остановит меня от того, чтобы свалить отсюда на хрен, то вы ни черта не почерпнули из всей той инфы, что нарыли на меня. Я уйду отсюда хоть в твоем халате, хоть вообще голой. И, я думаю, подвезти меня до дому в столь экзотичном виде найдется масса желающих. – Я демонстративно сложила руки на груди, давая понять, насколько серьезно настроена.
Если Рамзин собирал обо мне сведения, в том числе и в интернете, то мои многочисленные пьяные выходки, как, впрочем, и сплетни, многократно их преувеличивающие, вряд ли могли ускользнуть от его внимания. Как и то, что все, даже кто притворялся моими друзьями, считали меня абсолютно безбашенной и бесящейся с жиру и безделья доченькой богатого отца. Мне всегда было тупо поровну на мнение окружающих и на то, как это выглядит со стороны. Даже очень нравилось, что именно такой – на всю голову отмороженной – меня все и воспринимают, не лезут в душу и не предлагают дружбу, соблюдая дистанцию, будто я слегка заразная. По крайней мере, я точно знала, что если кто и приближается, значит, ему чего-то очень сильно от меня нужно. Но сейчас на полвздоха мне вдруг стало жаль, что этот мужчина, посмотрев на все это, воспримет меня так же, как и все остальные. Но это кратковременное помутнение рассудка быстро прошло. Он такой же, как все.
Рамзин прищурился, прибивая меня к месту взглядом. Я сделала то же самое. Скопировала его позу и уставилась в ответ, не обращая внимания, что стояла голая перед ним. Это не то обстоятельство, что могло смутить меня.
– Ладно, – неожиданно покладисто кивнул он и даже криво улыбнулся, будто ему и правда в голову пришла хорошая идея. Хотя у меня он со словом «хорошая» чего-то в одном предложении никак не склеивался. Неспроста это. – Поедешь со мной. Понаблюдаешь за процессом. Тебе это пойдет на пользу. Оценишь на будущее, стоит ли рыпаться.
Что, собственно, он этим хотел сказать? Но пояснений не последовало. Мужчина вышел из комнаты и вернулся через несколько минут с моей одеждой. При этом он говорил с кем-то по телефону.
– …да. Появилось некое обстоятельство. Я опоздаю максимум на полчаса – минут сорок. Да. Благодарен за понимание.
Кто еще умеет говорить слово «благодарен» так, словно делает охренительное одолжение собеседнику?
Рамзин отключился и бросил мои вещи на постель.
– Одевайся и приходи на кухню. Перекусишь и поедем.
– Я курить хочу.
– Не раньше, чем позавтракаешь. Да и вообще ты бросаешь. Терпеть не могу этот запах.
– Ну так не терпи. Я же не навязываюсь, – безразлично пожала плечами.
– Яна, если я говорю, что ты бросишь курить, то так оно и будет. Как, впрочем, и бухать, и глотать всякую хрень. Не сможешь сама – обратимся к специалистам.
– Рамзин, я дрессировке не поддаюсь! Не веришь – у меня спроси, – презрительно фыркнула, направляясь снова в ванную.
– Яночка, результаты зависят от того, кто дрессирует. А я это умею. И ты это проверишь на себе. И привыкай меня звать по имени. А то как-то неудобно между любовниками такие формальности.
– О, да брось ты! То, что мы пару раз перепихнулись, еще не повод для такой интимности, – огрызнулась я.
Рамзин же только безразлично качнул головой, как бы говоря, что никуда я не денусь, и ушел из комнаты. Приведя себя в относительный порядок, я босиком с туфлями в руках тихонько прошлепала мимо кухни, где чем-то гремел Рамзин, прямо к входной двери. Но только для того, чтобы понять, что она заперта. Подергав и повозившись с ручкой, я шепотом выругалась.
– Далеко собралась? – раздался за спиной голос Рамзина.
– Отсель не видать, – ответила, опираясь спиной о непреодолимую преграду. – Дверь открой, маньячила.
– Иди ешь. Мы опаздываем, между прочим, – терпеливо сказал мужчина.
– Да не хочу я есть в такую рань! Меня тошнит еще! – раздраженно выкрикнула я.
– Почему я даже не удивлен? – на лице ни один мускул не дрогнул.
– Любишь сам с собой поговорить?
– Нет, предпочитаю благодарную аудиторию.
– Ну, сейчас ты точно с этим промахнулся.
– Яна, я ненавижу повторять. – Вот теперь хищник явно начал раздражаться. Выбесить кого угодно на пустом месте – это я умею и даже люблю. – Просто зайди, сядь за этот чертов стол и съешь хоть что-то.
Я, конечно, упертая, но устраивать препирательства перед закрытой дверью, тем более с такой не менее упрямой скотиной, как Рамзин, считаю бесперспективным, потому как «упертая» не синоним «тупой». Прошла на кухню и с миной приговоренной к смерти села за стол. Рамзин, хмыкнув, поставил передо мной тарелку с выглядящей для меня неаппетитно фигней из яиц. Похоже, что омлет. Пахнет неплохо, но разве могу я это признать добровольно? Я капризно скривилась.
– Я завтракаю только кофе и бутербродами.
– Учту на будущее. А сейчас ешь, что есть.
– Не буду я эту бурду! – ковыряясь в тарелке, проканючила я.
– Яна! – рявкнул Рамзин так, что посуда задребезжала, но тут же смягчился: – Пожалуйста, не будь ребенком.
– А что ты против детей имеешь, Рамзин? У тебя свои-то есть? Ты вроде уже не юноша.
Неожиданно лицо мужчины помрачнело настолько, что даже мне с моим вечным похеризмом захотелось как следует прикусить себе язык. Рамзин прибил меня к месту таким убийственным взглядом, от которого я чуть не стекла под стол.
– Ешь! Или выметайся из-за стола! – рыкнул он.
Я обиженно уткнулась в тарелку и стала запихивать в себя омлет. На самом деле он был очень вкусным. Последний раз такой готовила мне мама. Рамзин все это время стоял спиной ко мне и с совершенно отсутствующим видом смотрел в окно. Вся его поза сигналила о том, что он сейчас думает или вспоминает о чем-то далеко не самом приятном, и, я бы даже сказала, болезненном.
– Не так уж и плохо, – буркнула я, покончив с едой, и Рамзин заметно вздрогнул, возвращаясь в реальность. – Спасибо, что не дал умереть с голоду.
Мужчина как-то рассеянно улыбнулся, и маска безжалостного и вечно готового ко всему хищника слетела. Всего на пару секунд передо мной стоял совсем другой Рамзин. Все такой же сильный, но еще и немного уязвимый. Просто мужчина с нормальными эмоциями. Тот, кому бывает больно и одиноко. И в этот момент я ощутила себя буквально очарованной этой его стороной. За внешним жестким фасадом мелькнуло на краткий миг что-то завораживающе настоящее, и это ударило меня прямо в центр груди, забираясь в самую глубь. Но хорошего понемножку, и властный зверь вернулся так же быстро, как и отступил.
– Обувайся и поехали, – скомандовал он.
Я подчинилась, бухтя себе под нос, что становлюсь уже какой-то дрессированной зверушкой, на что мой любовник высокомерно хмыкнул. Ну да, радуйся, пока твоя очередь.
На крыльце я все же наконец закурила, с наслаждением заглатывая дым, и с удовольствием наблюдала, как раздраженно на меня поглядывал Рамзин с заднего сидения машины, говоря по телефону. Сегодня нашими сопровождающие опять были два здоровенных амбала, правда, хоть убейте меня, я бы не сказала, те же это, что и вчера, или нет. Видела только, что они косятся на меня немного недоуменно и нервно, чувствуя волны раздражения, исходящие от хозяина. Когда я села в салон, мы немедленно выехали, вливаясь в плотный утренний поток транспорта. Рамзин продолжал висеть на телефоне и на этот раз с кем-то бегло говорил на английском. При этом смотрел он на меня не отрываясь из-под своих чуть опущенных, длинных, густых ресниц. Бабам бы удавиться за такие. И его взгляд снова был наполнен той же степенью голода, будто мы и не трахались почти всю ночь напролет и не добавили с утра пораньше. Он медленно и неприкрыто греховно то проходился по моим припухшим губам, то спускался к груди или бедрам и так же не спеша следовал обратно. И несмотря на то, что у меня ломили и болели все мышцы внутри и снаружи, эта неприкрытая ненасытность, откровенно читаемая в его глазах, пробиралась мне под кожу, как будто это были его наглые, повсюду проникающие пальцы. Усталость и пресыщенность, вроде наполнявшие до краев тело, преображались в новую дрожь зарождающегося желания. Так, словно хотеть этого мужчину должно было стать моим перманентным состоянием. Разумом я с этим была не согласна, но, похоже, моему телу глубоко начхать на это согласие. Его больше устраивало руководство расположившегося рядом мужчины, а не мои запрещающие реагировать на откровенные провокации директивы. Не желая просто сидеть и тупо плавиться чертовой карамельной лужей под наглыми зенками Рамзина, я уставилась на него в ответ. В эту игру можно играть вдвоем. Я приклеилась бесстыдным взглядом к его рту, что сейчас доносил до кого-то, наверное, весьма важную информацию, и заметила, как дрогнули ноздри мужчины. Потом нахально прошлась по его телу, неприлично долго задержавшись на ширинке, где тут же стали происходить некие изменения, и вернулась к глазам, посмотрев из-под ресниц и приоткрыв губы.
Рамзин нажал на отбой.
– Не играй со мной в эти игры, Яночка, – хрипло и угрожающе произнес он.
– А иначе что?
– Мы торопимся, но я наплюю на это и попрошу парней припарковаться у обочины и постоять спиной к машине снаружи, пока мы с тобой не закончим. Но мне так казалось, что для тебя и так немного чересчур, и я по доброте душевной хотел дать тебе до вечера передышку. Но если тебе она не нужна…
– Слушай, Рамзин, а ты помереть раньше времени не боишься от чрезмерной половой активности? Сколько тебе лет-то? Тридцать пять, сорок?
На самом деле он не выглядел даже на тридцать. Может, конечно, здоровый образ жизни и все такое. Вообще-то, мой отец тоже сильно был озадачен своим здоровьем, но возраст-то никуда не денешь. Хотя, надо помнить, что у моего отца была я. Ходячая катастрофа, и заноза в заднице, которая ежедневно пила с него кровь литрами, по его же заверению. Вдруг в этом все дело?
– Если опасаешься, что я слишком стар, чтобы удовлетворять твои сексуальные аппетиты, то расслабься. На тебя у меня здоровья хватит более чем.
– Ну да, опять же, фармацевтическая промышленность вам, мужчинам, в помощь. Чудо-таблетки всякие.
– Яночка, на тебя у меня стоит круглые сутки и без химических чудес. И, думаю, это довольно надолго.
– Это мне льстить должно?
– Ты даже не представляешь насколько.
Блин, вот как может так быть, что хочется увидеть, как голова этого засранца лопнет, как арбуз, от самодовольства, и в то же время внутри все сворачивалось болезненно-сладостным комом, когда на секунду представила, что он прямо сейчас воплотит свою угрозу с незапланированной остановкой в жизнь. Так, дорогая, похоже, правы те, кто тебе уже много лет советуют буйную головушку подлечить. Доигралась ты, Яночка.
– Мальчики, и часто вам так приходится гулять возле машинки, пока босс предается разврату? – переключила я свое внимание на сидящих впереди громил. Но никто на меня не среагировал, и только сука Рамзин нахально ухмыльнулся.
– Они у тебя только по определенной команде говорят? Типа: «О'кей, Гугл, скажи, как мне избавиться от одного ходящего при дневном свете похотливого упыря?»
Рамзин нахмурился и открыл рот, но опять зазвонил его телефон.
– Ненавижу повторяться, но, видимо, пункт о том, когда тебе можно оскорблять меня, а когда этого делать не стоит, придется напомнить тебе гораздо настойчивее, – сказал Рамзин таким тоном, что пословица «повторение – мать учения» заиграла новыми красками.
Я отвернулась к окну, потому как дальнейшие гляделки и взаимные уколы правда могли плохо кончиться. Моя задача сейчас – добраться куда-нибудь и свалить от этого слегка пугающего мужика в закат.
К тому времени, как Рамзин закончил очередные переговоры, я поняла, что мы находимся уже буквально в паре кварталов от отцовского офиса. И это мне не сказать что понравилось.
– Ты что, не шутил по поводу встречи с моим отцом? – насторожилась я.
– А я в тот момент выглядел веселым?
– Слушай, кончай свои еврейские приколы и ответь мне нормально. Зачем тебе встречаться с моим отцом?
– Я бы, конечно, объяснил тебе все, но ты ведь сама настояла на поездке. Так что прояви терпение – и все увидишь сама.
– Иди ты! Я не хотела никуда с тобой ехать. Я просто хотела вернуться домой, ясно?
– Ну, к вопросу о доме данный визит тоже имеет непосредственное отношение.
– Если думаешь, что я стану светиться с тобой на людях, а тем более перед отцом и Гориными, то ты ошибаешься.
– Полагаешь, у тебя есть выбор в этой ситуации, Яночка? Наивная ты чукотская девушка! – пророкотал Рамзин, подаваясь вперед. – А фамилию своего женишка несостоявшегося можешь вообще забыть на веки вечные.
– Рамзин, скажи честно, у тебя какой диагноз? А то мне раньше с настоящими психами спать не случалось, вот и хочу запомнить на будущее. Авось пригодится.
Рамзин выбросил вперед руку так стремительно, что я даже вскрикнуть не успела. Жесткие пальцы впились в затылок, и мое лицо через секунду оказалось в миллиметре от физиономии моего любовника, которая сейчас больше походила на маску взбешенного хищника.
– Поверь, в будущем тебе такая информация не пригодится, – прорычал он и обрушил на мои и без того многострадальные губы один из своих карающих поцелуев.
А я, вместо того, чтобы хотя бы укусить, ответила так же жестко, вцепившись ему в волосы и прижав так, как если бы предотвращала его попытку побега. Рамзин мгновенно разогрелся до миллиона градусов и задрожал, поджигая и меня. Сдавленно застонав, он втащил меня себе на колени, усадив поверх самого натурального куска горячего камня в своих штанах. Я же, совершенно ошалев за считанные секунды и потеряв связь с реальностью, стала тереться об него, не разрывая разносящей все в клочья стихии нашего поцелуя. Бедра мужчины яростно толкались мне навстречу, а руки шарили по телу, забираясь под топ и торопливо расстегивая на мне джинсы. Неожиданно с передних сидений раздалось хоть и тактичное, но достаточно громкое покашливание. Рамзин оторвался от меня и уставился абсолютно пьяными глазами, словно силясь понять, что случилось, и тяжело, хрипло дыша.
– Твою же ж мать! – глухо пробормотал он и буквально спихнул меня с коленей.На одну секунду выражение его лица стало реально ошарашенным, а потом он снова закрылся.Я, окинув себя не менее ошалевшим взглядом, была с ним полностью согласна. Что это за хрень вообще с нам творится, стоит только дотронуться друг до друга? Надо это как-то прекращать.– Дальнейшие указания будут? – невозмутимо пробасил один из амбалов.Надо же, они все же без команды разговаривать умеют.– Паркуйтесь и идите с нами, – севшим голосом отдал приказ Рамзин и зыркнул на меня так, будто я воплощение мирового зла.– Я с тобой туда не пойду, – вспомнила я с чего,
Вот я всегда спрашивала себя, почему это в тупых боевиках показывают, что похитить человека из людного места посреди беда дня – это как два пальца об асфальт. Так вот, исходя из своего свежайшего опыта, заявляю – это гораздо проще. Меня, дочь президента компании, между прочим, умницу и красавицу (по его последнему заявлению) абсолютно без всякого напряга внесли в лифт мимо по-прежнему пребывающей в ступоре папиной секретарши, а потом спокойненько протащили мимо охраны в холле здания. Ни одна сволочь даже не подумала позвонить в полицию или там ФСБ, ну, или кто там громкими похищениями занимается. Потому что, уж поверьте, я была достаточно громкой, хоть рот и оставался зажатым. Хотя бы для приличия кто-то мог поинтересоваться, что, собственно, происходит. Все провожали нас равнодушными взглядами, продолжая свои никчемные делишки. И это при том, что я уж точно не выглядела радостной, извиваясь и брыкаясь, мыча и сопя в зажимающую мой праведный гнев лапищу. Когда меня, надо
Я отвернулась к окну и пыталась судорожно придумать план побега. Всю дорогу до особняка Рамзин беспрерывно говорил по телефону и меня как будто и вовсе перестал замечать. Побуксовав минут сорок по пробкам, мы въехали снова в уже успевший осточертеть мне двор. Без особых церемоний Игорек вытащил меня из машины и втолкнул в дом. Я пока не возмущалась и не сопротивлялась, решив изображать смирившуюся.– Мне нужно срочно уехать, – с порога заявил мне он. – Надеюсь, ты найдешь, чем себя занять.Рамзин, нахмурившись, пошел в глубь дома. Я от нечего делать потащилась следом. Он что, думает, что я удовольствуюсь ролью домашней зверюшки, которую хотят – с собой таскают, а нет – так запирают в четырех стенах?– Послушай, Игорек… – очень ласково начала я, но в этот момент мужчин
И в следующий момент очутилась лежащей на спине, изумленно пялясь в потолок. Похоже, я просто упала. Приземляться на мягкий ковер было не слишком больно, но все же чувствительно. Поднявшись с почти старческим кряхтением, я недоуменно прислушалась к своему самочувствию. Как это вышло, что я упала и даже не знаю как? Неужто Рамзин довел меня до каких-то провалов сознания. С него станется с его-то ненасытностью.Вернулась к подоконнику и в этот раз, когда попыталась сунуться в окно, ощутила некую тугую волну уже сразу в проеме. Так, словно там была натянута невидимая мембрана. Она была вроде мягкой и податливой поначалу, но стоило нажать сильнее, и она жестко пружинила, отталкивая меня обратно.Озадачившись, я толкнула ее еще раз и еще, но с каждым разом она будто становилась жестче. Распсиховавшись, я схватила со стола какую-то декоративную фигню и швырнула в эту
Рамзин выглядел так, как если бы просто чудом вырвался из лап какой-то когтистой и зубастой твари. Его лоб и правую щеку пересекали очень глубокие параллельные царапины, пара из которых начиналась прямо у нижнего века. Под левым глазом огромный фингал и здоровенные синяки на скуле и подбородке. Так офигенски сидевший на нем комбинезон напоминал сейчас скорее уж бомжатские лохмотья, изодранные, в кровавых разводах и местами пропаленные. В прорехах одежды отчетливо были видны еще более глубокие длинные царапины и раны, как от зубов. Шагнув ближе, я скривилась от жуткой вони. Собственный, так сильно действующий на меня аромат Рамзина был полностью забит запахом горелой плоти и еще чем-то невыразимо отвратительным, от чего сводило живот.Но, несмотря на весьма плачевный внешний вид, мужчина не производил впечатление ни измученного, ни усталого и даже не думал кривиться от боли, хотя наверняка все эти отметины
Рамзин прерывисто дышал мне в затылок, и я, протянув руку, огладила его бедро, желая ощутить, как напряжение уходит из наших тел. И тут поняла, что мужчина нисколько не расслабился. Едва я дотронулась до него, он дернулся и вдруг укусил за плечо, а потом резко отстранился, выходя из меня, хотя оставался по-прежнему твердым.– Этого ни хрена недостаточно, – прорычал он и открыл дверцу душевой кабинки так резко, что она с грохотом врезалась в стену.Обхватив меня за талию так, что его рука показалась железным обручем, выволок наружу и, оглядевшись, рванул с держателя банный халат и полотенца и швырнул их беспорядочной кучей на пол. Изящный золоченный держатель при этом оказался вырван из стены и со звоном запрыгал по плитке ванной. А в следующий момент я уже стояла на четвереньках, а Рамзин опять прорывался в меня, твердый, как камень, и горячий, будто и не кончил пару минут назад.– Рамзин, ты озверел, что ли? Дай дух перевести! – Я дернул
В глазах Рамзина я на долю мгновения увидела что-то похожее на нежность и уязвимость. На какую-то миллисекунду мне показалось, что он сейчас откроет мне другого себя. Того, кто, как и я, прячется за некой маской. Что ответом на мой вопрос будет пусть не объяснение его происхождения и способностей, но некое откровение о глубинной сути, о том, что наполняет душу, скрытое ото всех. И меня это вдруг напугало. Разве я хочу знать такое? Ведь я знаю, что, если он откроется, я тоже не смогу устоять. Не сейчас, когда тело измождено и дрожит, одновременно и вычерпанное до дна, и наполненное через край, а разум словно обнажен, беззащитен перед любыми эмоциями. Я сейчас так же уязвима и бессильна, а я ненавижу и боюсь быть такой. Не могу даже вынести мысли о сближении, не в виде грубого физического акта, а того, что пробирается вглубь, просачивается в душу. Ведь единожды попав туда, это чувство близости тут же пускает корни, врастает, отравляет и подсаживает на с
Пришлось мне протопать примерно километр, когда позади появилось наконец жутко дребезжащее и ревущее чудо отечественного автопрома с одной фарой, явно антикварного возраста. За рулем был дедуля-пенсионер, который добирался ни свет ни заря на городской рынок, чтобы немного подзаработать на домашних яйцах и молоке. Он добросил меня до города, всю дорогу рассказывал мне о своей молодости, и каким он тогда парнем был, перед которым девки сами в штабеля укладывались. Я щедро вознаградила его рамзинскими деньгами, хоть он и старался всячески отказаться. От рынка я доехала до отцовского дома на первом полупустом трамвае. Наверное, лет с тринадцати на них не ездила, так что, типа, почти аттракцион для меня.Но настоящее «веселье» началось тогда, когда охранник дядя Ваня, который знал меня уже черт-те сколько лет, наотрез отказался пускать в дом. Оказывается, такие указания он получил и от отца, и особенно на этом настаивала Эллочка. Пожилой мужчина прятал от меня глаза, к
– Итак, учитывая все вышеозвученные обвинения, я считаю, что брат Игорь должен понести более чем строгое наказание, нежели чисто формальное порицание и необходимость принести устные извинения. На самом деле, его проступок – это вообще нечто неслыханное, и я считаю, что прощения ему нет.Худой мужчина с желчным лицом замер в театральной позе перед длинным столом на постаменте в большом орденском зале собраний. Он явно ожидал реакции от членов Совета, игнорируя перешептывания остальных присутствующих членов Ордена. Но они сидели со скучающими лицами, а Глава вообще был занят внимательным рассматриванием собственных коленей под столом.– Брат Деклан, вы поднимаете этот вопрос уже в какой, третий? Четвертый раз? И каждый раз Совет выносит решение о помиловании. Вам еще не надоело? – равнодушным тоном, так и не поднимая глаз, ответил Глава. &
В считанные секунды весь пляж вокруг нас оказался усеян телами бесчувственных людей. При виде них всеобъемлющая печаль омыла меня, словно я могла слышать отзвук боли тех, кому их потеря нанесет удар в самое сердце. Но это ощущение было сдвинуто в сторону резко нахлынувшей волной мощного дискомфорта, ударившего меня в спину. Взгляд соскользнул к Амалии, и я поняла, что она неотрывно смотрит куда-то за меня с выражением огромного облегчения на измученном лице. Обернувшись, в полном офигении увидела, как в нашу сторону уверенно движется нечто вроде массовой гламурной тусовки. Десятки шикарно одетых, эффектных, молодых женщин решительно вышагивали по песку, утопая в нем каблуками, как если бы здесь проходили съемки Fashion TV на «натуре», а не сражение насмерть. Возглавляли это сюрреалистичное пляжное дефиле Роман и тот самый брат, из которого мы с малышом недавно выжгли паразита. И, похоже, «наконец-то» Амалии относилось именно к
Я шагала по пляжу так быстро, что даже в боку кололо, позволяла ярости уже свободно изливаться в окружающее пространство. Даже не пыталась сейчас о чем-то думать, а топала босиком по песку и размахивала руками, подвывая и бормоча. Не хочу, не хочу! Почему так, почему я, почему нельзя просто открыть некую заветную дверь и выйти вон из этого затянувшегося психоделического кошмара в обычную, самую заурядную человеческую жизнь? Что за лабиринт какой-то гадского, мля, Минотавра, из которого нет ни одного по-настоящему хорошего и окончательного выхода? И самое главное, кто в этом виноват? Ведь должен быть хоть кто-то крайний, потому как мне жизненно необходимо прямо сейчас сконцентрировать на ком-то конкретном все кипящие внутри эмоции. Найти чертову мишень для своей злости, обиды и отчаяния. И спалить на хрен, разорвать, развеять по ветру, пусть даже только в своем воображении. И наплевать сейчас, что разумом я осознаю четко, как никто, что за силища залож
РамзинЯ отказался выбирать для встречи любое место, которое располагалось бы более чем в часе пути от виллы, которую мы снимали с Яной. Потребность находиться неподалеку была просто непреодолимой, к тому же, обладая силовым козырем, я мог позволить себе подобный диктат. А отец даже не стал возражать. Въехав на территорию старого поместья, позволил автомобилю медленно катиться по усыпанному гравием огромному двору, скользя безразличным взглядом по сверкающим белизной стенам бывшего плантаторского дома. Эта недвижимость, как и прилегающие акры земли, уже лет сорок принадлежала Ордену, с того времени, как прежние владельцы, потомки обнищавшего благородного семейства, решили, что содержать этот гигантский памятник колониальной архитектуры слишком дорого для них во всех отношениях. Хранить и гордо нести память о прежнем величии рода, нажитом потом и кровью невольников, стало не только дурным тоном, но чрезвычайно обременительно п
Я с нарастающим раздражением смотрела сквозь распахнутые двери холла на приближающуюся по подъездной дорожке Амалию. На улице нещадная жара, солнце буквально глаза выедает, да и топать ей пришлось больше пятисот метров от ворот виллы, но посмотрите-ка – как всегда, просто идеальна! Темные волосы, сверкая, струятся по обнаженным гладким плечам, оливковая кожа сияет, ослепительно-белое длинное платье слегка трепещет под морским бризом при движении, любовно облизывая ее потрясающее тело. Долбаная мисс Совершенство!– Зачем она здесь? Разве она не считается представителем… э-э-эм-м… вражеского лагеря? – проворчала я, покосившись на Рамзина. Да, мы собирались вступить в переговоры с Орденом, точнее, с тем, что от него осталось – Главой, Романом и командой из Дарующих, но пока этого же не случилось. Или сейчас будет правильнее говорить, что Орден – это Рамзин с его руч
Я стояла обнаженной перед огромным зеркалом и играла в ставшую уже привычной игру. Называлась она – найди в себе десять отличий по сравнению с вчера. Не то чтобы пока хоть раз нашлись все десять, но некоторые все же были. Скоро их станет на-а-амного больше, но пока я отодвигала эти мысли, им не место в почти раю.Последние шесть дней стали чем-то новым и особенным для меня. Ведь ничего такого не было в моей жизни. Нет, я, конечно, встречалась с парнями и ходила на, типа, романтические свидания, где они пытались мне пустить пыль в глаза, шикуя на деньги своих состоятельных папаш и точно зная, чья я дочь. Но ни с кем из тех павлинов я не проводила круглые сутки. Это было слишком скучно для меня. Никому из них просто не удалось бы удержать мое внимание так долго, а по-настоящему, так, чтобы хотеть быть рядом без причины, я не увлекалась никем. С Рамзиным же совсем другое дело. Да, мы уже жили в его Женевском доме и проводили тогда вместе 24 часа в сутки. Но тогда мы находи
Вскипевшая, было, злость мгновенно осела от одного только легкого утешающего касания малыша где-то совсем рядом с сердцем. От нее осталось лишь горькое послевкусие, как рваные куски желтоватой пены на берегу, когда волна откатит. И при этом у меня странным образом сместился угол зрения, а точнее, восприятия мужчины рядом со мной. Рамзин, нахмурившись и сжав челюсти, вел машину в общем потоке и явно избегал моего прямого взгляда. А я смотрела на него и поражалась изменениям, которые раньше то ли не видела, то ли не хотела замечать. От того ли, что основные из них были совсем не внешними? Дело было не в отросших волосах или в том, что его черты приобрели большую резкость. Лицо выглядело более загорелым и, я бы даже сказала, обветренным и огрубевшим. Визуально он стал заметно старше и еще более угрожающим, чем раньше. Более диким, что ли, на каком-то исключительно первобытном уровне. Но вот его прежняя властная, почти удушающая энергетика изменилась. Или
РамзинЯ вел машину по улицам Рио в плотном потоке в час пик, осторожно косясь на притихшую Яну. Она сидела, сжавшись, поставив босые ноги на сидение и опершись виском на стекло. Если на приеме у врача она казалась оживленной и вспыхивала счастливой и почти застенчивой улыбкой, когда слушала эти проливающиеся бальзамом на мою душу слова о сердцебиении, размерах плода и результатах экспресс-анализов, то потом ее настроение резко поменялось. И хотя с того момента, как мы покинули клинику, Яна не произнесла ни слова, ее рассредоточенный взгляд, направленный внутрь себя, заставлял меня напрячься гораздо больше, чем все наши прежние скандалы и бурные пикировки. Эта новая Яна, задумчиво хмурящаяся своим явно невеселым мыслям, была совсем иной, и я не знал, как себя с ней вести. Поэтому пока молчал, ожидая от нее если уж не дальнейшего разговора, то хоть какой-то привычной реакции: крика, возмущения или даже попытки совершить какой-нибудь демарш с побегом. Моя Яна не стеснялась, мяг
Свернулась в позу эмбриона на постели. Всего на несколько секунд, чтобы перевести дух. Ощутила, как сознание ускользает от меня. Я старалась зацепиться за отголоски контроля над телом и разумом, но это все равно, что хвататься за воду. Онемение полное и неодолимое сковывало меня, будто заключая в стремительно замерзающую корку. Прекрасно, Яна, ты – нечто в ледяной глазури! В этот момент словно обожгло воспоминание о пощечине Романа тогда, в первый раз.«Почини себя! – услышала в голове его властный, холодный голос. – Ну же, Яна! Не смей раскисать!»– Да что ж ты лезешь-то все время! – прохрипела себе под нос. – Нет у меня сил!Голос Романа начал перечислять все его «любовно» подобранные для меня эпитеты. Злость на его вечную правоту и всезнайство вспыхнула