Только когда бар открылся и стал наполняться посетителями, я поняла, что имела в виду Римма, говоря о правилах поведения и особом контингенте.
Подавляющее большинство гостей бара было брутальными, затянутыми в кожу байкерами. Многие уже были далеко не мальчишки, слегонца пузатые и реально бородатые, густо украшенные устрашающими тату, но все достаточно вежливые, как ни странно. Пока трезвые. В процессе вечера, когда они уже изрядно заливались, начинались не совсем пристойные шутки, и даже были желающие пощупать мою задницу. Но в силу того, что они уже были поддатые, а я трезвая, скорость реакции и внимание позволяли мне ускользнуть от столь тесного знакомства их лап с частями моего тела. Так было до того времени, пока в бар не ввалилась компания байкеров явно более молодого разлива. Я как раз отнесла заказ и шла по проходу между столиками к стойке. В этот момент мою бедную ягодицу будто отсушило от немилос
– Надо же, какой послушной ты вдруг стала, – глаза Рамзина сузились так, словно то, что я уступила, только еще больше взбесило его. – Неужто маленький ублюдок так хорош, что ради него ты все что угодно сделаешь?– Скажи своему громиле, пусть Семена отпустит, – попросила я как можно ровнее, не выдавая страха за Семку. – Он просто мой сосед и в наших с тобой разборках не при чем.– Не знал, что у владельца с его вещью могут быть какие-то разборки, – нарочито холодно ухмыльнулся Рамзин, но я отчетливо видела адское пламя за этой ледяной ширмой.Его взгляд не оставлял сомнений, что он пытается задеть меня целенаправленно, провоцируя на эмоции. Как будто одного его появления не было достаточно для того, чтобы мое тело одномоментно перешло из состояния почти покоя в режим ож
Прошло уже почти полчаса, а Рамзин все еще не появился. Я нервно ерзала, мучаясь беспокойством за Семку и виня себя за то, что парень пострадает по моей милости. Нужно было не слушать его и валить куда-нибудь в съемный угол, а не подставлять его так глупо такой зверюге, как Рамзин. Но нет же, я, как всегда, эгоистичная идиотка, думала только о себе! О том, как мне уютно, тепло и комфортно рядом с этим болтливым и озабоченно-наивным мальчишкой. И вот теперь Рамзин бог знает что там с ним делает, а я только и могу что смирно сидеть и пялиться в затылок амбалу Саше, потому что опасаюсь, что начни я сейчас тут права качать, и это только все усугубит. Ненавижу тебя, Рамзин! Сто тысяч раз ненавижу!Александр посматривал на меня недобро в зеркало заднего вида, явно следя за каждой гримасой и движением. Нервное ожидание и это пристальное наблюдение быстро исчерпали не слишком большие запасы моего терпения.– Ну, что ты уставился на меня? – не выдержав, вызверилась
В машине он уселся как можно дальше от меня и теперь смотрел в свое окно, избегая поворачиваться в мою сторону. Но тяжелые волны исходящего от него гнева были слишком очевидны в тесном пространстве салона. Теперь за рулем был второй охранник, постарше, имени которого я так до сих пор и не узнала. Александр вернулся минут через десять, и мы опять поехали в сторону столицы. В салоне висела тягостная тишина, разбавляемая только разнообразными мелодиями с двух рамзинских телефонов. Рамзин не ответил ни на один из них и продолжал напряженно смотреть в окно, будто надеялся увидеть там нечто жизненно важное. Спустя минут тридцать звонить стал телефон Александра, и тот, покосившись через плечо на уткнувшегося в окно моего зверюгу, негромко, но достаточно жестко отвечал, что «господин Рамзин в данный момент чрезвычайно занят важными переговорами и ответить не может». Ага, сам с собой общается. Работать барышней-телефонисткой охраннику пришлось до с
– Доброе утро, дорогая, – интимный шепот и губы, скользящие по моей спине. Тяжесть утренней эрекции, трущейся об меня и пачкающей кожу густой влагой. Мое тело отозвалось на эти древние, как мир, движения раньше мозга, желая утоления своего примитивного голода. Я, даже еще не осознавая, что делаю, выгибалась и терлась в ответ, издавая протяжные стоны. Горячий, вздрагивающий член проскользнул между моих бедер, ласкал мои влажные складки, еще больше дразня и обволакиваясь вытекающим из меня желанием. Большая, сильная рука спустилась к моему животу, ниже, и я начала дрожать, невыносимо желая ощутить длинные горячие пальцы там, где все уже пульсировало в ожидании. Они были так близко, неимоверно близко, но все еще не там, и я гневно зарычала и задергала бедрами. Горячий рот нежил мою шею, добавляя еще больше к и так уже почти невозможной остроте моего вожделения. Схватила руку, ласкающую меня, и потянула ее ниже, туда, где она мне так была нужн
Первый мой рабочий день в качестве рамзинской ЛП трудно было назвать насыщенным событиями или хоть сколько-то занимательным. Выяснилось, что покидать кабинет мне запрещено, даже уборной следовало пользоваться не общей, а его личной, той, что прилегала к кабинету. До обеда все, что я делала, – это близко знакомилась с работой его абсолютно новой супер навороченной кофемашины, которую, оказывается, тоже установили только сегодня.Потому как выходить из кабинета для того, чтобы сварить кофе в приемной, мне тоже не разрешалось. В ответ я отвела душу, измогаясь над кофейным агрегатом всю первую половину дня, методично пробуя все варианты изготовления напитка, указанные в инструкции, до тех пор, пока от запаха кофе в кабинете уже не стало трудно дышать. Я просекла, что Рамзина это жутко раздражало, он сжимал зубы, но стоически молчал. А что, я ведь делом занимаюсь, правда? Какие претензии?
Анита, желчно поджав губы, зашагала впереди меня по коридорам, демонстрируя модельную походку, доведенную до совершенства и даже немного чересчур. Стоило нам выйти из приемной, и тут же откуда ни возьмись появился Александр и последовал за нами такой ненавязчивой громадной тенью.Назвать увлекательной экскурсией путешествие по разным кабинетам, где Анита представляла мне работающих людей, презрительно кривя при этом свои идеальные губки, было сложно. В ответ некоторые на меня смотрели недоуменно, а иногда и откровенно враждебно и насмешливо, заставляя лишний раз вспомнить, как выглядит мой статус в глазах всех этих людей. Я сжимала зубы, но делала морду кирпичом, игнорируя высокомерные и многозначительные ухмылки Аниты за моей спиной. Когда же мое и так не слишком великое терпение иссякло, я развернулась к ней и, мило улыбаясь, спросила.– Скажите, Анита,
– Так, Рамзин, а давай без фанатизма, – пробормотала я, сглатывая ком, неизвестно откуда взявшийся в горле.Само собой, это никак не замедлило мужчину, надвигавшегося на меня с той же ужасающей красотой и неумолимостью, с какой в твою сторону может катиться снежная лавина. Согласитесь, зрелище, должно быть, завораживающее, хоть и четко отдаешь себе отчет, что все – пипец котенку. Ломануться по кабинету с криками «Помогите! Насилуют!» было по меньшей мере глупо, да и, скорее всего, бесполезно. Нет, ну кто, в самом деле, явился бы отстаивать мою давно почившую девичью честь? Если та же охрана, то еще неизвестно, кому они помогать возьмутся.Да и от мысли о том, что Рамзин готов сотворить с моим телом нечто порочное, все нутро начало трястись и гореть, так, словно в глубь живота поместили нечто горячее и источающее бесконечный поток влаги.Рамзин обошел стол, встал у меня за спиной, и я едва не свернула себе шею, неотрывно следя за ним
Следующие несколько часов я пребывала в том же состоянии опустошенной отстраненности. Рамзин же обращался со мной так, будто я тяжелобольная, а он чертов медбрат, ухаживающий за мной. Сам переодевал, пытался кормить, когда видел, что я не ела, а просто ковыряла в тарелке, сам мыл в душе, вытирал и укладывал спать. И молчал. Все время. Когда он выносил меня из машины по приезду домой, Александр ненавязчиво предложил ему помочь таскать меня, на что Рамзин огрызнулся, как собака, у которой пытаются отнять любимую сахарную кость.Рамзин прикасался ко мне бережно, как к предмету из тончайшего хрусталя, и смотрел все время настороженно, точно ждал, что я в любой момент постараюсь размозжить себе голову о первый попавшийся предмет мебели.Волнуется зверюга о своей добыче? Ну да, это ему надо мной измогаться можно, а я даже синяк себе об угол поставить ни-ни! В прежнем
– Итак, учитывая все вышеозвученные обвинения, я считаю, что брат Игорь должен понести более чем строгое наказание, нежели чисто формальное порицание и необходимость принести устные извинения. На самом деле, его проступок – это вообще нечто неслыханное, и я считаю, что прощения ему нет.Худой мужчина с желчным лицом замер в театральной позе перед длинным столом на постаменте в большом орденском зале собраний. Он явно ожидал реакции от членов Совета, игнорируя перешептывания остальных присутствующих членов Ордена. Но они сидели со скучающими лицами, а Глава вообще был занят внимательным рассматриванием собственных коленей под столом.– Брат Деклан, вы поднимаете этот вопрос уже в какой, третий? Четвертый раз? И каждый раз Совет выносит решение о помиловании. Вам еще не надоело? – равнодушным тоном, так и не поднимая глаз, ответил Глава. &
В считанные секунды весь пляж вокруг нас оказался усеян телами бесчувственных людей. При виде них всеобъемлющая печаль омыла меня, словно я могла слышать отзвук боли тех, кому их потеря нанесет удар в самое сердце. Но это ощущение было сдвинуто в сторону резко нахлынувшей волной мощного дискомфорта, ударившего меня в спину. Взгляд соскользнул к Амалии, и я поняла, что она неотрывно смотрит куда-то за меня с выражением огромного облегчения на измученном лице. Обернувшись, в полном офигении увидела, как в нашу сторону уверенно движется нечто вроде массовой гламурной тусовки. Десятки шикарно одетых, эффектных, молодых женщин решительно вышагивали по песку, утопая в нем каблуками, как если бы здесь проходили съемки Fashion TV на «натуре», а не сражение насмерть. Возглавляли это сюрреалистичное пляжное дефиле Роман и тот самый брат, из которого мы с малышом недавно выжгли паразита. И, похоже, «наконец-то» Амалии относилось именно к
Я шагала по пляжу так быстро, что даже в боку кололо, позволяла ярости уже свободно изливаться в окружающее пространство. Даже не пыталась сейчас о чем-то думать, а топала босиком по песку и размахивала руками, подвывая и бормоча. Не хочу, не хочу! Почему так, почему я, почему нельзя просто открыть некую заветную дверь и выйти вон из этого затянувшегося психоделического кошмара в обычную, самую заурядную человеческую жизнь? Что за лабиринт какой-то гадского, мля, Минотавра, из которого нет ни одного по-настоящему хорошего и окончательного выхода? И самое главное, кто в этом виноват? Ведь должен быть хоть кто-то крайний, потому как мне жизненно необходимо прямо сейчас сконцентрировать на ком-то конкретном все кипящие внутри эмоции. Найти чертову мишень для своей злости, обиды и отчаяния. И спалить на хрен, разорвать, развеять по ветру, пусть даже только в своем воображении. И наплевать сейчас, что разумом я осознаю четко, как никто, что за силища залож
РамзинЯ отказался выбирать для встречи любое место, которое располагалось бы более чем в часе пути от виллы, которую мы снимали с Яной. Потребность находиться неподалеку была просто непреодолимой, к тому же, обладая силовым козырем, я мог позволить себе подобный диктат. А отец даже не стал возражать. Въехав на территорию старого поместья, позволил автомобилю медленно катиться по усыпанному гравием огромному двору, скользя безразличным взглядом по сверкающим белизной стенам бывшего плантаторского дома. Эта недвижимость, как и прилегающие акры земли, уже лет сорок принадлежала Ордену, с того времени, как прежние владельцы, потомки обнищавшего благородного семейства, решили, что содержать этот гигантский памятник колониальной архитектуры слишком дорого для них во всех отношениях. Хранить и гордо нести память о прежнем величии рода, нажитом потом и кровью невольников, стало не только дурным тоном, но чрезвычайно обременительно п
Я с нарастающим раздражением смотрела сквозь распахнутые двери холла на приближающуюся по подъездной дорожке Амалию. На улице нещадная жара, солнце буквально глаза выедает, да и топать ей пришлось больше пятисот метров от ворот виллы, но посмотрите-ка – как всегда, просто идеальна! Темные волосы, сверкая, струятся по обнаженным гладким плечам, оливковая кожа сияет, ослепительно-белое длинное платье слегка трепещет под морским бризом при движении, любовно облизывая ее потрясающее тело. Долбаная мисс Совершенство!– Зачем она здесь? Разве она не считается представителем… э-э-эм-м… вражеского лагеря? – проворчала я, покосившись на Рамзина. Да, мы собирались вступить в переговоры с Орденом, точнее, с тем, что от него осталось – Главой, Романом и командой из Дарующих, но пока этого же не случилось. Или сейчас будет правильнее говорить, что Орден – это Рамзин с его руч
Я стояла обнаженной перед огромным зеркалом и играла в ставшую уже привычной игру. Называлась она – найди в себе десять отличий по сравнению с вчера. Не то чтобы пока хоть раз нашлись все десять, но некоторые все же были. Скоро их станет на-а-амного больше, но пока я отодвигала эти мысли, им не место в почти раю.Последние шесть дней стали чем-то новым и особенным для меня. Ведь ничего такого не было в моей жизни. Нет, я, конечно, встречалась с парнями и ходила на, типа, романтические свидания, где они пытались мне пустить пыль в глаза, шикуя на деньги своих состоятельных папаш и точно зная, чья я дочь. Но ни с кем из тех павлинов я не проводила круглые сутки. Это было слишком скучно для меня. Никому из них просто не удалось бы удержать мое внимание так долго, а по-настоящему, так, чтобы хотеть быть рядом без причины, я не увлекалась никем. С Рамзиным же совсем другое дело. Да, мы уже жили в его Женевском доме и проводили тогда вместе 24 часа в сутки. Но тогда мы находи
Вскипевшая, было, злость мгновенно осела от одного только легкого утешающего касания малыша где-то совсем рядом с сердцем. От нее осталось лишь горькое послевкусие, как рваные куски желтоватой пены на берегу, когда волна откатит. И при этом у меня странным образом сместился угол зрения, а точнее, восприятия мужчины рядом со мной. Рамзин, нахмурившись и сжав челюсти, вел машину в общем потоке и явно избегал моего прямого взгляда. А я смотрела на него и поражалась изменениям, которые раньше то ли не видела, то ли не хотела замечать. От того ли, что основные из них были совсем не внешними? Дело было не в отросших волосах или в том, что его черты приобрели большую резкость. Лицо выглядело более загорелым и, я бы даже сказала, обветренным и огрубевшим. Визуально он стал заметно старше и еще более угрожающим, чем раньше. Более диким, что ли, на каком-то исключительно первобытном уровне. Но вот его прежняя властная, почти удушающая энергетика изменилась. Или
РамзинЯ вел машину по улицам Рио в плотном потоке в час пик, осторожно косясь на притихшую Яну. Она сидела, сжавшись, поставив босые ноги на сидение и опершись виском на стекло. Если на приеме у врача она казалась оживленной и вспыхивала счастливой и почти застенчивой улыбкой, когда слушала эти проливающиеся бальзамом на мою душу слова о сердцебиении, размерах плода и результатах экспресс-анализов, то потом ее настроение резко поменялось. И хотя с того момента, как мы покинули клинику, Яна не произнесла ни слова, ее рассредоточенный взгляд, направленный внутрь себя, заставлял меня напрячься гораздо больше, чем все наши прежние скандалы и бурные пикировки. Эта новая Яна, задумчиво хмурящаяся своим явно невеселым мыслям, была совсем иной, и я не знал, как себя с ней вести. Поэтому пока молчал, ожидая от нее если уж не дальнейшего разговора, то хоть какой-то привычной реакции: крика, возмущения или даже попытки совершить какой-нибудь демарш с побегом. Моя Яна не стеснялась, мяг
Свернулась в позу эмбриона на постели. Всего на несколько секунд, чтобы перевести дух. Ощутила, как сознание ускользает от меня. Я старалась зацепиться за отголоски контроля над телом и разумом, но это все равно, что хвататься за воду. Онемение полное и неодолимое сковывало меня, будто заключая в стремительно замерзающую корку. Прекрасно, Яна, ты – нечто в ледяной глазури! В этот момент словно обожгло воспоминание о пощечине Романа тогда, в первый раз.«Почини себя! – услышала в голове его властный, холодный голос. – Ну же, Яна! Не смей раскисать!»– Да что ж ты лезешь-то все время! – прохрипела себе под нос. – Нет у меня сил!Голос Романа начал перечислять все его «любовно» подобранные для меня эпитеты. Злость на его вечную правоту и всезнайство вспыхнула