Первый мой рабочий день в качестве рамзинской ЛП трудно было назвать насыщенным событиями или хоть сколько-то занимательным. Выяснилось, что покидать кабинет мне запрещено, даже уборной следовало пользоваться не общей, а его личной, той, что прилегала к кабинету. До обеда все, что я делала, – это близко знакомилась с работой его абсолютно новой супер навороченной кофемашины, которую, оказывается, тоже установили только сегодня.
Потому как выходить из кабинета для того, чтобы сварить кофе в приемной, мне тоже не разрешалось. В ответ я отвела душу, измогаясь над кофейным агрегатом всю первую половину дня, методично пробуя все варианты изготовления напитка, указанные в инструкции, до тех пор, пока от запаха кофе в кабинете уже не стало трудно дышать. Я просекла, что Рамзина это жутко раздражало, он сжимал зубы, но стоически молчал. А что, я ведь делом занимаюсь, правда? Какие претензии?
Анита, желчно поджав губы, зашагала впереди меня по коридорам, демонстрируя модельную походку, доведенную до совершенства и даже немного чересчур. Стоило нам выйти из приемной, и тут же откуда ни возьмись появился Александр и последовал за нами такой ненавязчивой громадной тенью.Назвать увлекательной экскурсией путешествие по разным кабинетам, где Анита представляла мне работающих людей, презрительно кривя при этом свои идеальные губки, было сложно. В ответ некоторые на меня смотрели недоуменно, а иногда и откровенно враждебно и насмешливо, заставляя лишний раз вспомнить, как выглядит мой статус в глазах всех этих людей. Я сжимала зубы, но делала морду кирпичом, игнорируя высокомерные и многозначительные ухмылки Аниты за моей спиной. Когда же мое и так не слишком великое терпение иссякло, я развернулась к ней и, мило улыбаясь, спросила.– Скажите, Анита,
– Так, Рамзин, а давай без фанатизма, – пробормотала я, сглатывая ком, неизвестно откуда взявшийся в горле.Само собой, это никак не замедлило мужчину, надвигавшегося на меня с той же ужасающей красотой и неумолимостью, с какой в твою сторону может катиться снежная лавина. Согласитесь, зрелище, должно быть, завораживающее, хоть и четко отдаешь себе отчет, что все – пипец котенку. Ломануться по кабинету с криками «Помогите! Насилуют!» было по меньшей мере глупо, да и, скорее всего, бесполезно. Нет, ну кто, в самом деле, явился бы отстаивать мою давно почившую девичью честь? Если та же охрана, то еще неизвестно, кому они помогать возьмутся.Да и от мысли о том, что Рамзин готов сотворить с моим телом нечто порочное, все нутро начало трястись и гореть, так, словно в глубь живота поместили нечто горячее и источающее бесконечный поток влаги.Рамзин обошел стол, встал у меня за спиной, и я едва не свернула себе шею, неотрывно следя за ним
Следующие несколько часов я пребывала в том же состоянии опустошенной отстраненности. Рамзин же обращался со мной так, будто я тяжелобольная, а он чертов медбрат, ухаживающий за мной. Сам переодевал, пытался кормить, когда видел, что я не ела, а просто ковыряла в тарелке, сам мыл в душе, вытирал и укладывал спать. И молчал. Все время. Когда он выносил меня из машины по приезду домой, Александр ненавязчиво предложил ему помочь таскать меня, на что Рамзин огрызнулся, как собака, у которой пытаются отнять любимую сахарную кость.Рамзин прикасался ко мне бережно, как к предмету из тончайшего хрусталя, и смотрел все время настороженно, точно ждал, что я в любой момент постараюсь размозжить себе голову о первый попавшийся предмет мебели.Волнуется зверюга о своей добыче? Ну да, это ему надо мной измогаться можно, а я даже синяк себе об угол поставить ни-ни! В прежнем
Несмотря на то, что засыпали мы на разных концах кровати, проснулась я, задыхаясь от жары, словно была завернута в одеяло с подогревом. Шевельнувшись, поняла, что буквально укутана большим мужским телом. Как Рамзин умудрился не только незаметно заграбастать меня в медвежьи объятия, но и переплести с моими ногами свои волосатые мускулистые конечности так, что я даже не проснулась, не представляю. Я уже, само собой, не говорю, как могла не сразу почувствовать утреннюю «мужскую радость», что ощутимо упиралась мне в район ягодиц. Открыв глаза, я некоторое время полежала в размышлениях, как мне выбраться из этого горячего капкана, думая, что Рамзин еще спит. Но тут я услышала, как мужчина осторожно втянул воздух, очевидно, нюхая мои волосы, и глубоко и протяжно вздохнул. Его член дернулся, намекая хозяину на свое бедственное положение, но Рамзин только сглотнул и не стал им тереться об меня, как раньше. Я прислушалась к своему телу и разуму. До этого даже самого факта такой б
Начали мы с частного музея часов. Когда выбрались из машины перед не особо примечательным четырехэтажным зданием без всяких украшений, я ничего захватывающего не ожидала. По пути сюда попадались гораздо более интересные, явно старинные строения с затейливыми башенками, остроконечными разноцветными крышами и причудливыми окнами и барельефами. Но внутри оказалось совершенно потрясающее царство времени – пойманного и отмерянного людьми с помощью самых разнообразных творений рук своих. Обилие форм, в которые было облечено человеческое желание сделать время вполне материальной величиной, поражало. Были тут и грубые массивные часы, похожие на булыжники, и утонченные штучки, напоминающие больше золотое или серебряное кружево. Напольные, настенные, карманные, наручные. Простые, инкрустированные и скорее уж похожие на ювелирные украшения, нежели на приборы для измерения времени. Эмалированные, с портретами владельцев или их любимых, музыкальные, турецкие
Когда Рамзин все так же целеустремленно и без всяких пояснений поволок меня к трапу, во мне вспыхнуло возмущение и подзабытое за эти спокойные деньки желание сопротивляться.Я уперлась изо всех сил, стараясь освободить плененную конечность.– Какого черта, Рамзин?! Ты не можешь опять начать хватать меня и волочь куда-то без единого слова объяснений! – пропыхтела я, скрипя зубами от натуги, силясь притормозить этот прикидывающийся человеком танк.Рамзин резко остановился, и я влетела лицом в его плечо. Это было больно.– Твою мать! – не сдержавшись, выкрикнула я. Губа треснула от этого столкновения, и во рту появился вкус крови. – Что же ты такой твердый-то везде?Рамзин взял меня пальцами за подб
Сделав это феноменальное заявление, Рамзин встал и, прихватив обе сумки, преспокойно выбрался из вертолета и зашагал в сторону бассейна, где, видимо, и находился вход в то странное строение. Причем он и не думал оглядываться на меня и следить за тем, иду ли я за ним. И правильно, хрена ли ему заморачиваться, куда я денусь с этого куска камня посреди океана?Летать как-то не научена, а бросаться вниз головой с высоты где-то метров пятидесяти я пока не готова. Рамзин меня, конечно, достал изрядно, но все же еще не до такой степени. Само собой, моя внутренняя ослица никак не могла мне позволить тупо поплестись за Рамзиным. Это, видимо, потому, что у упертой ослицы с тупой овцой разный менталитет. Поэтому я побродила, рассматривая все вокруг. Но, к сожалению, смотреть было особо не на что. Камни и камни кругом, а я и близко не геолог, чтобы они могли меня заинтересовать. К тому же дул довольно сильный ветер, к
Рамзин аккуратно мыл меня, глядя сосредоточенно, будто забыл и изучал пальцами изгибы моего тела заново. Потом поднял глаза и, столкнувшись с моими, усмехнулся. В этот раз от этой его ставшей для меня такой привычной гримасы сквозило не обычной насмешливостью или самодовольством. Она была с налетом какой-то обреченности, что ли.– Что, Яна пришла в себя и готова снова в бой? – тихо спросил он, проводя мыльными пальцами по моим ключицам.Я моргнула, стряхивая с ресниц прозрачные капли, и промолчала. Готова ли я в бой? Хотела ли этого прямо сейчас? Просто стояла и смотрела не столько на Рамзина, а больше в себя. Не могла понять, почему при всем том, насколько он был невыносим и бесил меня, ему удавалось пробиваться настолько далеко через мою защиту? А еще и постоянно оставлять что-то там, в этой глубине, после себя. Какие-то метки, отпечатки себя, которые не исчезали и никуда не девались позже. Я не могла от них избавиться, как ни старалась, не могла игнориро