Время иногда калечит.

Словно по щелчку в моей жизни прошел целый месяц. Целый месяц я скитаюсь в одиночестве по комнате и по улицам, поджидая окончания каникул. Целый месяц я продолжаю не верить в смерть родного брата-близнеца. Целый месяц я встречаюсь с гневным взглядом приемного отца, который ни на минуту не забывал о том, что я как-то причастен к смерти его любимчика.

Уровень напряжения обстановки в доме и сознании не понизился и на градус. Как сейчас помню, что Бэнджамин чуть ли не накинулся на меня после того, как Стивена положили в землю.

Сейчас же я просто сижу у окна своей комнаты, наблюдая неспешное дуновение ветра, шорох ярко-зеленых листьев, цвет которых помогает успокоиться. Когда теряешь родного человека, ты не можешь перестать думать о нем, просто не можешь. Многие говорят, что хотят достичь этого состояния, просто как-то отречься от воспоминаний, но никто не подвластен хрупкому сознанию потерявшего близкого.

— Кейн! Кейн! — словно мой же голос доносился со стороны улицы. — Пошли гулять, сопляк! — такой знакомый... такой родной голос.

— Стив?! — бешено начал открывать настежь окно, чтобы осмотреться, нет ли в саду моего близнеца.

Я схожу с ума...

— Ч-ч... черт, — моментально осознав, что мне почудилось, я потрепал свои каштановые волосы.

— Да Кейн, черт подери! — вновь донесся из окна родной голос. Услышав его, мне стало больно. Может, он ушел из жизни все-таки действительно из-за меня?

— Придурок! Зачем ты только побежал за мной, идиот?! — кричал я в пустоту улиц. — Ты конченый засранец! Я... не понимал, как сильно любил тебя, — последние слова прошептал искренне, в надежде, что умерший хоть как-то сможет услышать меня. — Это я козел, а не ты! — вновь прокричал я и выбежал из комнаты.

Бегом направился на кухню, чтобы хоть немного остыть и выпить сока или чая. Просто привести себя в нормальное сознание.

— Милый! — приятно воскликнула Грэйс, когда я вошел в комнату кулинарных шедевров. — Что-то хотел?

— Да, можно мне чая? Зеленого. И по-крепче. Очень крепкий.

— Я... я поняла, присаживайся, — легко надавила на мои плечи, но вскоре приложила силу, чтобы я уселся. — Что-нибудь съешь? — я заметил, как мать дарит мне странный взгляд. Так смотрят только на неадекватных или уродливых. Думаю, на данный момент я совмещаю обе стороны.

— Ты слышала мои крики? — прохрипел я, надеясь, что ложка, стучащая о стенки посудины, заставит не услышать меня.

— Ты должен немного подумать. Хоть прошел и месяц, но я понимаю, что тебе очень тяжело, сынок.

Придвинув мне чашку действительно крепкого чая, что можно было разобрать по цвету жидкости, женщина аккуратно присела на соседний стул, упершись руками о стекло стола.

Выжидающе смотрела на меня, а я направил свой взгляд в воду. Я понимаю, что как мать, Грэйс хочет диалога ребенка и родителя. Она жаждет того, как я поделюсь с ней сокровенным, чем-то, что заставит меня прийти в нормальный рассудок.

Но я не мог...

Захватив в конечность горячий напиток, я без единого слова покинул кухню, где царствовал притягательный аромат будущего ужина. Задумавшись об ужине, вспомнил, что изрядно похудел за весь этот месяц. Весил я примерно 65 килограмм при росте в 179 сантиметров. Ну а сейчас чувствую себя на 54 или 57. Да даже не чувствую... — отражение в зеркале дает все понять.

Удачно поднимаюсь по лестнице, ведущей на второй этаж. Надо же, даже не спотыкаюсь нога об ногу при таком головокружении. А вот и последняя ступенька.

— Грэйс! — из-за угла вылетает приемный отец, который врезается прямо в меня, держащего в руках чашу с горячим чаем.

Всплеск воды, удар некоторых капель о пол, страшное шипение Бэнджамина. Все вызывает страх и ужас, который подпитывает еще и боль в моем запястье, на которое тоже расплескался кипяток.

Мужчина не выдавал и слова, лишь трудно дышал, ведь напиток то поистине горячий.

Бежать или извиниться? Извиниться, а потом убежать? Слишком мало времени на раздумья. Он поднял свой взгляд с белой, наверняка, новой рубашки, прямо на меня. Взгляд полон ярости и холода. Ему не нужен острый нож или мощный пистолет, его взгляда достаточно, чтобы полностью обезвредить или убить жертву.

— Из... — хотел было произнести слова искренней скорби, как чашка выхватывается из моей руки, и оставшийся кипяток живо оказывается на мне.

От шеи и до пупка все начало жечь. Смертельно жечь. В считанные секунды уже все онемело, и я начал слышать, что происходит вокруг. Грэйс визжала, а Бэнджамин злостно ухмылялся, явно чувствуя победу каждой клеточкой своего тела. Я же чувствовал только дикую боль, которая начала отдавать пульсацией в моей голове.

— Какого хрена ты сделал? — сквозь зубы задал я. Желание ударить богача было таким сильным, что я уже представлял, как мщу ему за пролитый на меня кипяток.

— Ты как с отцом разговариваешь?! — мужчина замахнулся и ладонь с каким-то треском прошлась по моей щеке. Я не мог и понять произошедшего. Опять же донесся крик матери, удивившейся действиям мужа. Грэйс лишь подливала масла в огонь.

— Да заткнись ты! — повысил голос на женщину, почувствовав приток крови к голове, но еще больше к той щеке, которую просто разрывало от боли. Эта резь уже как-то приглушила боль от новоиспеченных ожогов.

— Ах ты мерзавец! — я перенес взгляд на Бэнджамина, который до хруста сжал ладонь в кулак. — Чертов козел! — вся сила, сосредоточенная в кулаке, отразилась все на той же щеке, и я молниеносно оказался на полу. Ноги перестали держать, а глаза временно видеть. — Сопляк! Да ты даже ответить мне не сможешь.

— Ворковать любишь? — еле произнес я, приложив холодную ладонь к кипящей от алгии щеке.

— Что ты там пищишь? — со смехом задал Бэнджамин. — Да ты просто от страха скоро в штаны наложишь.

— Милый!!! — вскрикнула Грэйс в адрес своему мужу.

— Да он слабак. Поверь, ты его мизинцем уложишь, — приемный отец залился радостным смехом.

— Ворковать любишь?! — уже крикнул я, и мой взгляд, полный настоящего отчаяния, дикой злости и пронзительной боли направился прямо на него. — Ты... — не успел я договорить, как сильная нога ударила в живот. Вмиг ко мне вернулась ощущение жжения, но теперь еще и какой-то ноющей боли в поджелудочной.

Скорее сплюнул кровь, пытаясь приподняться. Забыл, что у него черный пояс по тайскому боксу...

Ноги дрожали, казалось, вот сейчас и свалюсь кубарем по лестнице. Но в этом мне помог очередной пинок дикого Роуна, который был гораздо сильнее, гораздо больнее. Изображение перед глазами бросилось в пляски, и я уже не мог ничего рассмотреть. Все удары по частям тела смешались, и мне казалось, что меня избили целиком или сбросили со скалы, а не "погладили" по грудной клетке и щеке.

Я просто не понимал, неужели я теперь существую, чтобы страдать?