С любовью – моим родным и близким.
Особо хочу поблагодарить:
мужа – за терпение, помощь и поддержку,
Екатерину – за ценные советы и ювелирную работу,
Арутюнову Нину и Анисимову Ольгу – за переводы и некоторые идеи,
Серхио Мората – за музыку и тексты.
В произведении использованы тексты песен группы «Sergio Morata»
«Уходи! Уходи, пока не поздно!» – осторожность не просто кричала, она уже билась в истерике, но я ее не слушала. «Его здесь нет! Нет!» – лгала она, пытаясь меня образумить. А я, стиснув зубы, торопливо шарила расцарапанными руками по шершавой кирпичной стене в поисках выбоин, пробовала на прочность выступающие камни. «Ты оттуда не вернешься!» Я лишь отмахнулась от предупреждений и, обнаружив подходящую выемку, решительно вложила в нее пальцы. «Это безумие, безумие…» – причитала осторожность, не одобряя моих действий. Как послушное дитя, я всегда ходила с ней за руку, лишь однажды ослушалась и выскочила замуж слишком быстро. Но тогда мной двигала «большая неземная любовь»…
Как, впрочем, и сейчас.
Я могла бы тридцать раз, трусливо поджав хвост, дать деру от этой мертвой фабрики с испещренным трещинами‑морщинами фасадом, днем отрешенно взирающей пустыми глазницами на снующие по дороге машины, а ночью, подобно неупокоенной душе, погружающейся в призрачное существование. Но чувство, которое двигало мной, оказалось сильнее инстинкта самосохранения и давней фобии. Это оно заставляло забыть об осторожности, это оно впрыскивало в кровь адреналин и, подобно анальгетику, снимающему боль, притупляло ужас. Это оно придавало ловкости и силы моим нетренированным рукам и ногам. И даже обостряло зрение, иначе как объяснить то, что в почти идеальной темноте я могла разглядеть не только смутные очертания фабричного здания, но даже узор каменной кладки? «Ночью все кошки серы», – гласит пословица, а я готова была поклясться, что в этой чернильной темени вижу цвета и оттенки: парапет казался мне вишневым, а стена – красно‑коричневой.
Уцепившись пальцами другой руки за следующую выбоину в стене, я поставила ногу на парапет и, чуть подтянувшись, выпрямилась. Теперь я находилась в полуметре от земли, и пустая глазница окна оказалась напротив моей груди. Счастье, что окна фабрики расположены низко. Я навалилась грудью на кирпичный подоконник и после некоторых усилий смогла оседлать его. Уверенно перекинула вторую ногу, но на этом решимость дала трещину. Одно дело – находиться по ту сторону фабричного здания, на улице, и другое – уже свесить ноги в его нутро. Что меня ждет там?
Давняя фобия, культивируемая ночными кошмарами, вернулась. На грудь будто навалилась тяжесть, спина и подмышки неприятно взмокли. Дышать стало так трудно, словно воздух разом сгустился до состояния киселя. Еще мгновение – и я бы послушалась приподнявшей голову осторожности и повернула назад, но тут как будто увидела скрючившуюся на полу фигуру, и сердце пронзила боль: а вдруг уже поздно?!
Долой страхи!
Я перекрестилась широким жестом и, зажмурившись, прыгнула. Приземлилась легко и мягко, словно не на бетон, а на разрыхленную землю. Все. Назад хода нет. «Не вернешься!» – пискнула поверженная осторожность. Я сделала первый шаг, и с губ сорвался пронзительный крик: под ногой оказалось что‑то мягкое, дернувшееся под резиновой подошвой. В следующее мгновение тяжелая, как могильная плита, тишина взорвалась воплями, и нечто меховое скользнуло по голой щиколотке.
– Крысы! – заорала я, в ужасе отскакивая.
И уже чуть позже по оглушительному «мяу‑уууу!» поняла, что потревожила всего лишь бездомных кошек.
– Чтоб вам… – тихо выругалась я, однако про себя обрадовавшись тому, что «соседки» мои – кошки.
Я вытащила из кармана джинсовых бриджей фонарик и включила его. Луч света выхватил испуганно разбегающихся кошек, затем скользнул по полу – бетонному, но с крупными земляными проплешинами, разъевшими его подобно кариесу, осветил стены и высокий сводчатый потолок. В этом довольно просторном зале не было ни одного предмета, который бы намекал на предназначение помещения. Бывший цех, склад? Унылое место, нагнетающее нерадостные мысли запустение. Я торопливо пересекла зал, освещая путь и стараясь глядеть лишь перед собой, ибо чернота, остающаяся за спиной, пугала. Кто может, помимо кошек, обитать в такой темноте?
Мои страхи.
Паника вновь накатила тошнотой. Я остановилась и зажмурилась, стараясь вызвать в памяти счастливые воспоминания. Теплая ночь, бегущая нам навстречу, мчащимся на мотоцикле со скоростью звездолета. Крепкие объятия. Соленые, пахнущие морем, поцелуи. Мягкий, как мука, и почти не остывший к ночи песок, ласковое нашептывание прибоя… Мне стало легче, страх не исчез, но отступил, давая возможность идти вперед.
Я шагнула в дверной проем и оказалась на площадке, с которой круто вверх устремлялась винтовая металлическая лестница. Первые шаги дались почти легко, но потом я споткнулась, и вибрирующий гул от потревоженной ступени разнесся по всему помещению.
– Осторожно! – машинально воскликнула я и иронично усмехнулась: ведь еще каких‑то четверть часа назад послала осторожность со всеми ее предупреждениями куда подальше.
Лестница была бесконечной. Преодолевая ступень за ступенью по спирали, я не могла избавиться от ощущения, что оказалась в панцире улитки. Выберусь ли когда‑нибудь отсюда? Не знаю.
А за мной по пятам шел мой страх.
Не оглядываться!
Сколько ног топтало эту лестницу в лучшие времена? В этой абсолютной тишине мне вдруг послышался призрачный шелест шагов. Этот звук, напугавший до оцепенения, чуть не заставил меня повернуть назад. Нет‑нет, это просто воображение, помноженное на страх! Ну право, кто тут может шуметь, на этой мертвой фабрике, ставшей пристанищем для бездомных кошек?! Может быть, днем сюда еще лазают любопытные мальчишки. Но ночью, ночью в старых помещениях никого нет! Только я, кошки и человек, ради которого я сюда пришла.
Лестничный серпантин наконец‑то закончился узкой металлической площадкой. Я с облегчением перевела дух и осветила фонариком полуразрушенную деревянную дверь. Открыть ее не представлялось возможным, она, похоже, вросла в пол. Но посреди нее зияла дыра, в которую я и пролезла.
За дверью оказался узкий, напоминающий траншею, коридор, по одну сторону которого располагались маленькие квадратные кабинеты. Возможно, тут находились бухгалтерия, отдел кадров, комнаты руководства… Теперь это была мертвая зона. Даже крысы, похоже, избегали ее. Зловещая тишина, полное одиночество. Я изо всех сил сжала фонарик, испугавшись того, что он выскользнет из взмокнувшей от страха ладони. Луч света безбожно прыгал, выхватывая стены, по которым прямо поверх серого бетона, а местами – и по обнажившейся кирпичной кладке черными змеями тянулись к большим круглым розеткам провода. Я спешно отвела фонарик, и в поле света попала сохранившаяся мебель. Двери некоторых шкафов были распахнуты, и взору представало полуистлевшее содержимое – кипы бумаг, коробки, стопки конторных книг. Засмотревшись на один из таких шкафов, я налетела на стол, выдвинутый прямо на середину комнаты, и случайно смахнула что‑то со столешницы. Упавший предмет отозвался стеклянным звоном. Я осветила фонариком пол и увидела фигурку кошки размером с пол‑ладони, отлитую из матового белого стекла. От удара голова с изумрудными глазами откололась. Я подняла части осколков и положила на стол.
– Извини, – сказала я разбитой кошке. – Я не нарочно.
Эта комната оказалась последней. Пробежав остаток коридора, я вышла на другую лестничную площадку. И куда теперь – вверх или вниз?
Однажды я играла в игру, действие которой происходило на заброшенном заводе. Ее очень рекомендовал мне муж, но надолго меня не хватило: первый же монстр за первым же поворотом свалил меня. Да и антураж не понравился тем, что напоминал ночные кошмары. Интересно, здесь водятся монстры? Жаббервоги, кракодавры или кто там еще?
Нет. Они водятся в моей фантазии.
А призраки?..
Словно в подтверждение откуда‑то сверху донесся скрип и вслед за ним металлическое бряцанье, будто некто пытался разбудить уснувшие десятилетия назад заржавевшие механизмы станков. Спина покрылась холодным потом, и я с трудом удержалась, чтобы не перекреститься.
«На фиг страхи!» – Я попыталась подбодрить себя, но уже мчалась по лестнице вниз. Еще одного серпантина, уводящего все дальше от земли, я бы не выдержала.
Лестница привела меня в огромный зал. Я остановилась и обвела его лучом света. Это, похоже, был цех: высокий арочный потолок, маленькие, подобно бойницам, окна, бетонный пол, кирпичное сооружение в углу, напоминающее печь, и какой‑то станок, в темноте похожий на многорукого монстра.
Не успела я сделать первый шаг, как услышала из дальнего угла тихий стон. Сердце отозвалось лихорадочной дробью.
– Эй?.. Это ты? – позвала я.
Неужели, неужели?
К стону прибавился шорох, и я, обрадовавшись тому, что нашла, что успела, бросилась вперед. Под резиновыми подошвами мокасин захрустела стеклянная крошка, и мне подумалось, что, попадись под ноги осколки покрупнее, они рассекут мягкую резину в одночасье, а вместе с мокасинами кирдык настанет и ногам. Откуда тут стекло? Разбитые подростками бутылки?
– Это фабрика стекла, разве не знала? – раздался вдруг за моей спиной свистящий шепот.
Я испуганно оглянулась, и когда луч света выхватил из темноты это, закричала от ужаса…
«Не лезь не в свое дело. Сунешься – мало не покажется»,– предупреждала записка, выуженная мной из почтового ящика. Первая мысль, которая возникла после того, как я увидела листок,– это не мне. Привычки лезть туда, куда не просят, у меня не было, я, напротив, отличалась деликатностью. Излишней, по мнению подруги Арины. Но на конверте стояло мое имя: «Скороходовой Анне».Я в недоумении повертела записку и, словно надеясь найти что‑либо, объясняющее странную угрозу, заглянула в конверт, даже перевернула его и потрясла. Пусто. Пожав плечами, спрятала «письмо» в карман и стала подниматься на четвертый этаж, с трудом волоча тяжелые сумки с продуктами и морщась от смеси запахов кошачьей мочи, кислых щей и дешевого табака. Этой невыветриваемой вонью, к которой примешивался дух старости, пропитались и стены моей квартиры, не помогало даже то, что окна целый день оставались открыты нараспашку.«Толь
Вчерашняя песня вплелась не только в мои мысли, она доверчиво втерлась в сны и извратила их до абсурда. Такого предательства от песни, понравившейся мне с первых нот, я не ожидала. Будто обнаружила, что аромат очаровавшего меня своей красотой цветка ядовит.Вначале я долго балансировала между сном и реальностью, то погружаясь в рваную, расползающуюся, словно полуистлевшая ветошь, дрему, то резко выныривая из нее. Меня лихорадило, но не от простуды, а от непонятного нервного возбуждения. А когда я уснула, вновь попала в знакомый кошмар: я шла по территории уснувшей навсегда фабрики, но даже не замечала, что забрела в такое безлюдное место, подчиняясь зову голоса, который заворожил меня накануне. И я следовала за ним, не ведая, что заманивает он в ловушку. Опомнилась уже в дверях какого‑то цеха от отчаянного женского крика. Еще шаг – и я бы вышла на освещенный скудным светом лампочки пятачок и оказалась бы словно на подмостках. Счастье, что меня остановил этот крик, потом
Мой старый кошмар, в котором я бегала по заброшенной фабрике, вновь посетил меня. И такая частота пугала и настораживала меня. Я сравнивала себя с человеком, находящимся на маленьком островке и наблюдающим за надвигающейся волной цунами. Как не избежать гибели тому бедняге, так и мне не скрыться от грядущих неприятностей. В таком мрачном настроении от переполняющих меня предчувствий я и позвонила Арине, надеясь получить успокоение. Но подруга отреагировала не так, как мне бы хотелось:–Не снов надо бояться, а людей.–Думаешь, мне стоит кого‑то бояться?– усмехнулась я, отправляясь на кухню, чтобы налить себе воды.От ужасной духоты не было спасения. Чуть‑чуть прохладней становилось лишь к ночи. И хоть жару я любила и переносила довольно легко, но после месяца аномального пекла в мегаполисе тоже сдалась. Спасалась тем, что стаканами пила ледяную воду.–Я просто так выразилась, не имея в виду ничего и никого ко
Визит Савелия не выходил у меня из головы еще с неделю. Думая о его словах, я старалась убедить себя в том, что парень просто немного не в себе и не стоит принимать близко к сердцу им сказанное. «Он просто «прочитал» мой сон, только и всего».Однажды я спросила у Арины, точно ли Савелий видит прошлое, а не будущее?–Не знаю. Возможно,– сказала Арина задумчиво.Подруга была у меня в гостях, и, судя по тому, что она ела приготовленный мною борщ без аппетита, эта тема ее волновала. Арина – и ест без аппетита! Нонсенс.–Что ты сделала с ножом?– поинтересовалась она, наблюдая за тем, как я нарезаю и кладу в тарелку кусочки хлеба.–Выкинула,– пожала я плечами.– А что мне с ним оставалось делать? Он точно не мой. Кому принадлежал и для каких целей его использовали – не знаю, так зачем он мне?Подруга не ответила, утк
Самолет прибыл в аэропорт Барселоны без опозданий. Я прошла к кабинкам паспортного контроля и встала в очередь за молодой женщиной, которая была обвешана сумками ручной клади, как Дед Мороз – подарками. За спиной у нее висел спортивный рюкзак, через плечо был перевешен еще один – детский, в левой руке она держала пластиковый пакет, из которого виднелось плюшевое ухо игрушечного медведя, дамскую сумочку и еще пакет из дьюти‑фри. От усердия по раскрасневшемуся от духоты и волнения лицу молодой женщины струился пот, но она даже не могла его стереть, так как свободной рукой сжимала ручонку годовалого карапуза. Малыш капризничал и пытался вырваться. Мамочка то и дело просила его потерпеть, но мальчик тянул ее вперед. И в ту секунду, когда женщина на мгновение отпустила ручку сына, чтобы достать из сумочки паспорт, малыш плюхнулся на четвереньки и быстро пополз за кабинку в зал.–Сережа!– в отчаянии закричала мама. Один из пограничников поймал ма
Спала я в эту ночь крепко и спокойно. В Москве я привыкла просыпаться в восемь, поэтому ничего удивительного в том, что, учитывая разницу во времени, проснулась рано. Спать совершенно не хотелось, и я еще час валялась в постели с книгой. Потом встала, приняла душ, привела себя в порядок, позавтракала и до девяти занималась разбором чемодана. С собой я взяла немного одежды: три майки, две футболки, сарафан, шорты, две юбки – по‑летнему яркую «солнце‑клеш» и короткую джинсовую. Из обуви у меня были удобные мокасины на резиновой подошве и босоножки на танкетке, пляжные тапочки я решила купить здесь. Помимо одежды и косметички, я привезла с собой пару словарей на английском и немецком (хоть и написала клиентам, что собираюсь в отпуск, но мало ли, вдруг мне пришлют срочный заказ, от которого будет трудно отказаться?), несколько детективов в мягкой обложке (хотя собиралась купить здесь книги на испанском), ноутбук.Даже в девять утра парило так, как
Бар, в котором проходил фестиваль, находился на противоположном от меня конце поселка, немного обособленно, но на это имелись свои причины: днем это было обычное кафе, в которое приходили за тем, чтобы выпить кофе и съесть бутерброды, но ночью по выходным столы, занимающие большую часть помещения, убирали, чтобы освободить место для танцев, и бар превращался в молодежную дискотеку. Сегодня столы оставили, но сдвинули их плотно, чтобы вместилось побольше народу. На небольшой сцене, неподалеку от барной стойки, уже стояли барабанная установка и микрофон. Я заняла единственный оставшийся свободным столик, сделала заказ – коктейль – и приготовилась ждать. В зале собралась в основном молодежь лет восемнадцати – двадцати пяти, приходили целыми компаниями, состоящими из девушек и юношей. Я недолго оставалась в одиночестве, уже минут через пять к моему столику подошла девушка лет девятнадцати и спросила, может ли она с двумя друзьями занять оставшиеся три места? Я не возра
Несмотря на эмоциональные потрясения, проспала я ночь крепко и без сновидений.Страхи, которые в сумерках выросли до размеров великана, утром съежились и стали не больше воробья. Это ночь, рисуя тенями, создает монстров, которые дневным светом стираются, будто ластиком. Сейчас, думая о случившемся на фабрике, я не испытывала ужаса, напротив, мне даже было немного смешно. Я подтрунивала над собственной пугливостью. Ведь та фигура, что мне привиделась, скорее всего являлась игрой моего воображения. У страха глаза велики. Ну право, кто мог бы находиться в заброшенном здании? Никого там не было! Никого.Мне стало жаль утерянного мобильного, но все же, пусть я и посмеивалась все утро над своим испугом, возвращаться на фабрику ради того, чтобы поискать там телефон, я не решалась. По‑крайней мере, в одиночестве. Разве что попрошу о помощи старика Хуана. Мобильный мне был необходим: в нем остались многие контакты.Вчера я не стала рассказывать соседям о своих приключени