Глава 2

Под отцовским взглядом я как-то сжалась. Сухарь так и застыл возле рта, а я пыталась понять, что же такого могло случиться, если старейшина заявил о собрании под самую ночь. Потом всё же решилась откусить, но в глотку кусок протолкнулся с трудом.

Отец натянул рубаху и кое-как одёрнул. Потом потянулся к ведру, в котором плавает ковшик, и размашисто зачерпнул воды. Он глотал шумно, как запыхавшийся конь после долгой дороги, затем бросил черпак обратно и вытер губы рукавом.

- Собирайтесь, - проговорил отец строго.

Мать всплеснула руками и забегала по комнате, приговаривая:

- Прямо сейчас? Да где ж это видано, на ночь глядя… У меня ж одёжа не готова…

Отец даже не оборачивался к ней и почему-то строго глядел на меня, словно это я виновата в созыве совета. Мать резко остановилась возле стола и упёрла кулаки в бока.

- А ты что сидишь? – спросила она строго. – Вставай, собирайся. На плечи вот накинь, а то зябко. Вечер на дворе.

Мать откуда-то достала красный плащ с капюшоном и протянула мне.

- Надевай-надевай, - проговорила она. – Нечего с голыми плечами ходить. На совете, поди, будут мужчины. А ты обещана Грэму. Нечего другим на тебя глазеть.

Я нехотя приняла плащ и проговорила тихонько:

- Но ведь днём я без накидок. И ничего.

- То днём, - многозначительно произнесла мать. – Днём срамные мысли если и лезут, то солнечным светом отгоняются. А ночь на то и ночь, чтоб под её покровом всякое творить.

Запретные темы, полог тайн на всё, что казалось интересным, уплотнился до такой степени, что я не выдержала и спросила:

- Может, мне кто-нибудь объяснит, какие такие срамные мысли появляются под покровом ночи? Мне ведь предстоит вскоре стать женой.

Отец и мать переглянулись. На несколько секунд повисло молчание, в котором слышно, как в очаге потрескивают поленья. Щёки матери медленно начали краснеть, она как-то замялась, а отец прокашлялся и сказал:

- Всё это тебе объяснит Грэм… Когда придёт время.

Затем толкнул дверь и махнул, приказывая следовать за собой. Мать покорно поспешила за ним, а я ещё пару секунд размышляла - стоит ли накидывать плащ или проявить характер и пойти без него. Но когда прохладный вечерний воздух с улицы коснулся плеч, надела и двинулась за родителями.

В деревне, наконец, зажгли дорожные факелы. Улочки освещены тёплым светом, воздух наполнен запахом горящего масла и ночных фиалок. Те обширными полянами растут вокруг поселения, наполняя мир по ночам чудесными запахами.

Я шла, чуть отстав, чтобы не слушать недовольного отцовского сопения и причитаний матери о том, как же страшно не знать, для чего такое позднее собрание.

Под ногами похрустывает ракушка, которую на повозках Грэма привезли издалека специально, чтобы отсыпать дорожки. Такие дорожки ведут ко всем домам, но больше всего ракушечника вокруг главного колодца, что в зарослях чубушника. Из него деревня снабжается водой.

Мне всегда хотелось взять себе горсть такого ракушечника и всыпать в горшок с фиалками, но мать не разрешала, говоря, что когда стану женой Грэма, тогда и буду брать ракушек сколько душе угодно.

За размышлениями не заметила, как прошли всю деревню, и дом старейшины вынырнул из темноты, как необъятная гора. Его строили всем селом и возвели в целых три этажа.

Из разговоров мужчин знала, что на первом всегда проводятся собрания, на втором живут многочисленные отпрыски, а на третьем он с женой.

Мне тоже хотелось иметь большой дом, но несмотря на заверения о достатке торговца, пророченного мне в мужья, жильё у него было скромным. Зато конюшни и склады для товаров - в два раза больше дома.

Отец сделал знак, и мы остановились перед домом. Он три раза постучал, затем толкнул дверь, и мы один за другим вошли. Я никогда не была на собраниях и теперь старалась из-под полуопущенных век разглядеть всё, что могла.

Людей в помещении оказалось много. Одни на лавках, другие на табуретах, иные просто стоят, опираясь плечами о стены. В воздухе ненавязчивый гомон, но едва оказались внутри, он стих, и взгляды обратились на нас.

Отец провёл нас вперёд и указал на лавку. Когда сели, он опустился рядом и упёр ладони в колени, замерев, как гора.

Через мгновение в соседней комнате скрипнули половицы, в помещение вошёл худосочный старик в длинном балахоне. Борода серебрится от седины и свисает до самого пояса, ладонью опирается на клюку, от чего кажется устрашающим.

- Все в сборе… - протянул он, даже не глядя на собравшихся. – Это хорошо. Хорошо.

Он проковылял в середину комнаты и опустился на стул с высокой спинкой. Откинувшись на неё, сказал скрипучим голосом:

- Я собрал вас по серьёзному делу. Настолько серьёзному, что не пожалею ничего, чтобы его разрешить. Скажите, есть ли среди вас тот, кто сомневается в моей мудрости?

Народ загалдел, послышались выкрики.

- Нет!

- Что ты, старейшина! Как можно?

- Ты мудрейший из нас!

Старик кивнул, вскидывая ладонь, и все разом замолкли.

- Хорошо, - снова произнёс он. – А было ли когда-нибудь такое, чтоб я ошибся в решении?

Толпа вновь взревела, доказывая и провозглашая, что старейшина самый мудрый и справедливый, а все его решения - сама истина. Старейшина вновь удовлетворённо кивнул и продолжил:

- Тогда вы выслушаете меня. И когда оглашу свою волю, вы её примите.

- Говори, старейшина! – донеслось из одного конца комнаты.

- Да, говори, мудрейший! – донеслось из другого.

Я с затаённым дыханием наблюдала, впитывая каждое слово, гадая, какую роль уготовили нашей семье. Старик на некоторое время замолчал, то ли собираясь с духом, то ли задремал ненароком. Но, когда в комнате кто-то громко покашлял, он поднял голову и начал:

- Все вы знаете, как возникла наша деревня. А если не знаете, напомню. Много лет назад, когда у меня только начала расти борода, река пересохла. Древня бы вымерла, если бы одна ведьма, тогда ещё молодая девица, не указала на место, где надо рыть колодец. И я с тремя селянами вырыл. Этот колодец мы пользуем до сих пор.

Люди загомонили, быстро пересказывая друг другу суть истории, детали и слухи. Я пыталась уловить слова, но из-за количества говорящих, звуки превратились в гул.

Старейшина продолжил:

- Колодец тот ведьма зачаровала, чтобы вода в нём не кончалась. Но потом ведьма ушла…

- Ой, прямо ушла! – раздалось откуда-то из глубины комнаты. – Не юли, старейшина. А скажи, что обещал жениться на ней, а женился на другой. А когда она потребовала ответ, изгнал её из деревни.

Народ снова загалдел, споря, была ли ведьма, любил ли её старейшина, правда ли, что колодец нескончаемый. Я вся превратилась в слух, потому что прежде этой истории не слышала и считала, что наш колодец берёт начало в обычной подземной реке.

Старейшина потемнел лицом, словно туча набежала на погожий день, и некоторое время молчал. Казалось, он погрузился в воспоминания давно минувших дней, где у него и впрямь ещё нет бороды. Через некоторое время вздохнул и проговорил:

- Пусть так. Речь сейчас не об этом. А об том, что ведьма ушла, сказав, что однажды мы все о ней вспомним. И вот день настал, селяне. Вода в колодце кончается.

По комнате прокатился вздох, а затем повисла гробовая тишина. Я с трудом соображала, почему все так перепугались, но, когда увидела бледное лицо отца, который всегда прежде сохранял самообладание, поняла, дело и впрямь серьёзное.

Старейшина выдержал паузу, дождавшись, пока все осознают глубину случившегося, потом вновь заговорил.

- Но у нас есть кое-что. Точнее, кое-кто, - сказал он. - Многие из вас думают, что жена жнеца Ромура безродная. Но думать так неверно. Об отце её мне, действительно, не известно, но мать…

Он сделал специальную паузу, все затихли и перевели взгляды на мою мать, которая застыла, как каменное изваяние с алебастровым лицом. Из-под чепца выбилась белокурая прядь и прилипла ко лбу, который покрылся крупными бисеринками пота. Об истории родителей мне тоже было неизвестно, и я смотрела на всё такими же круглыми глазами, как остальные.

- Её мать, - продолжил старейшина, - та самая ведьма Кирка, которая зачаровала колодец. История Ромура такова: он однажды встретил прекрасную Мэри возле самой окраины Терамарского леса. Они полюбили друг друга. Но Кирка не позволила дочери уйти с возлюбленным. Да только та ослушалась и сбежала. А когда выяснилось, что Мэри понесла, Кирка так разозлилась, что отправила её к Ромуру, сказав, мол, раз она ослушалась, пусть теперь Ромур и разбирается. А сама в одиночку пересекла Терамарский лес.

Все заохали и запричитали. Я ошалело ворочала глазами, пытаясь понять, как хрупкая женщина, пусть и ведьма, решилась отправиться в самый страшный опасный лес во всём королевстве. Потом стало медленно доходить, что это не самое главное в этой истории. Мать сидела бледная и не шевелилась, словно ожидает приговора, отец, такой же бледный, незаметно сжал её пальцы за лавкой, а я затаилась, как мышь.

Старик медленно перевёл взгляд на них и произнёс:

- Так ли всё? Или я сказал неправду? Коли так, исправьте меня и скажите, как было.

Послышался шумный глоток отца. Он прочистил горло и пару секунд готовился, затем произнёс неожиданно охрипшим голосом:

- Всё так, старейшина. Ты нигде не обманул и не приукрасил.

- Хорошо, - протянул старик. – Значит, ты прилюдно признаешь, что жена твоя Мэри дочь ведьмы Кирки, которая смогла зачаровать колодец?

Отец кивнул и сказал хмуро:

- Признаю.

- Тогда, - неожиданно громко провозгласил старейшина, вскинув ладони. - Пусть она вернёт нашему колодцу былую мощь! Пусть вода перестанет уходить! Пусть применит свою магию! Если Мэри действительно стала истинной женой своего мужа, истинной селянкой, и чтит наши традиции и законы, она тот же час согласится и выполнит нашу общую просьбу! Говори, Мэри, я дозволяю тебе.

Я видела, как побледнели губы матери, как затрясся подбородок. Она прижала одну ладонь к груди, а другой ещё сильнее сжала ладонь отца. Затем шумно сглотнула и проговорила еле слышно:

- Я… я не… Я не могу.

Народ загалдел, но старец взмахом длани всех утихомирил и спросил терпеливо:

- Почему, дитя моё? Значит ли это, что ты отказываешься исполнить свой долг преданной жены и селянки?

Мать так быстро замотала головой, что из-под чепца выбилось ещё несколько белокурых прядей.

- Н-нет, старейшина, не отказываюсь, - произнесла она. - Я бы сделала всё, что в моих силах. Но у меня таких сил нет. Мне не передалось ничего от матери.

Старейшина что-то промычал и кивнул, будто подтвердил собственные мысли.

- Значит, надо связаться с ведьмой, - произнёс он задумчиво. – Воззовем к её совести. Несите таз, будем лить тёмную воду.

Все вновь охнули, а я сжала пальцы до белых костяшек. О тёмной воде слышала лишь раз от старшего брата, который ездил в город. Он поведал, что тёмную воду льют только в самых крайних случаях, когда нужно связаться с ведьмой. Ведьмы не любят, когда их беспокоят, поэтому обряд считается опасным. Ходили слухи, что во время обряда пропадают люди и творятся странные вещи.

Тогда я и подумать не могла, что своими глазами увижу такое, и меня переполнило любопытство вперемешку со страхом.

Тем временем несколько смельчаков всё же притащили корыто. Поставив его перед старейшиной, они опасливо попятились к толпе, а глава опустил конец клюки в воду и вытащил из-за пазухи мешочек. Затем очень осторожно, будто внутри спит рой пчёл, развязал и взял щепотку чёрного порошка.

Что-то прошептав, старейшина высыпал порошок в воду и стал водить клюкой по часовой стрелке, бормоча при этом слова на непонятном языке.

Селяне жались к стенам, пятились, время от времени слышала, как кто-то возносит молебны богам. Всё время, пока находилась в комнате, меня не покидало ощущение, что за мной наблюдают.

Улучив момент, я осторожно оглянулась, и в груди ухнуло. Из противоположного конца помещения на меня смотрел Грэм. Казалось, его не волнует ни пересыхающий колодец, ни обряд тёмной воды, ни старейшина.

Он смотрел на меня так, как отец смотрел на мать, когда я однажды рано вернулась домой и застала их слишком близко друг к другу.

Его правая рука елозила в кармане, а губы что-то шептали. Мне не хотелось знать что, но спина невольно взмокла, а сердце застучало чаще. Я вспомнила его руки на себе, запах хмеля изо рта и подумала, что если это счастье, то немудрено, что моя, как выяснилось, бабка сбежала от него в Терамарский лес.

Тем временем старейшина продолжал мешать воду. Та потемнела, как ночное небо, показалось даже замерцала. Сперва всё выглядело невинно, как детская шалость, но едва додумала, свет факелов колыхнулся. На улице что-то затрещало, а окна с грохотом распахнулись, и в помещение ворвались ледяные порывы.

Люди закричали, некоторые вскочили с мест и бросились к двери, но та оказалась заперта. Её дергали, пытались выломать, но дверь словно вросла в стену. Я сжалась в комок, моля богов, чтобы всё поскорее кончилось, чтобы это собрание, Грэм, истории про бабку ведьму оказались сном. Но стены задрожали, с потолка посыпалась труха, и я поняла, что пробуждение нескоро.

Старейшина воздел длани и прокричал:

- О, Кирка! Мы взываем к тебе! Смилуйся! Яви свой лик!

Ветер и дрожь стен стихли, но воздух остался таким же холодным, и когда выдохнула, изо рта выкатился клуб пара.

Я сидела достаточно близко к тазу, в котором старейшина крутил палкой, поэтому заметила, как в тёмной воде проступил силуэт. С каждой секундой он становился всё яснее, и вскоре увидела облик престарелой женщины с глазами цвета льда и серебристыми волосами на плечах.

- Ты ли это? – донёсся насмешливый старческий голос, и, показалось, он исходит отовсюду. – Эол? Теперь старейшина? Хе-хе. Ну, как старствуешь? Всё ли ладно в вашей деревне?

Старейшина сдвинул брови и проговорил:

- Не глумись, Кирка. Ты знаешь, почему мы к тебе воззвали.

- Ох, Эол, знаю, - отозвалась ведьма, усмехаясь. – Как же не знать. Я уж пол века жду, когда наведёшь тёмной воды, а я всласть посмеюсь над всей вашей деревенькой, которая чёрной неблагодарностью отплатила мне за добро.

В её голосе звучало столько злорадства, что я с трудом верила, как моя мать, я и эта старуха могут быть родственниками. Люди сбились в кучу, как перепуганные цыплята под дождём, отец обнял мать, а про меня казалось все забыли. Все кроме Грэма, который прожигает мне взглядом спину.

Глава деревни набрал воздуха и сказал:

- Дела давно минувшие. Ты не должна держать обиды так долго.

- Не указывай мне, что я должна, а чего нет, старик! – громыхнул голос ведьмы.

- Прости, Кирка, - тут же проговорил старейшина, - я не хотел тебя гневить. Но прошу вернуть нам воду и снова зачаровать колодец. Иначе вся деревня зачахнет без воды.

Ведьма хохотнула.

- А мне какое дело? – спросила она. – Эта деревня палец о палец не ударила, чтобы защитить меня от тебя, мерзкого, гнусного лжеца и предателя. А потом укрыла мою дочь, посмевшую ослушаться материнского наказа. Пускай хоть в пустыню превратится ваша деревня. Я буду смотреть на это через свой хрустальный шар и ухмыляться.

- Ты стала чёрствой, - устало произнёс старейшина.

- Вашими стараниями, - бросила в ответ Кирка. – Но, спасибо, что сообщил мне об этом прелестном событии. Теперь я смогу насладиться созерцанием.

- И тебе не жаль дочь? – спросил старейшина.

- Как-нибудь справится, - отмахнулась ведьма. – Смогла же она обойтись без меня, когда понесла от Ромура. Значит, я ей не нужна.

Мне всё казалось нереальным. Настоящая ведьма в тазике с водой, откровение о происхождении матери, Грэм, который даже в такой момент облизывает губы, глядя на меня, и теперь уже левой рукой ковыряется в кармане. Но прежде, чем успела сообразить, что делаю, изо рта вырвалось:

- Что такое пустыня?

Все взгляды обратились на меня. Мать с отцом вытаращились, потому что нарушила одно из самых главных правил – говорить только с разрешения или через поверенного мужчину. Глаза старейшины тоже округлились, он открыл рот, чтобы что-то сказать, но комнату огласил голос ведьмы.

- Кто это сказал? – спросила она.

Все молча смотрели на меня. Шумно сглотнув, я сжала кулаки и проговорила:

- Я. Шарлотта.

Старейшина, наконец, пришёл в себя и сказал быстро:

- Это просто девчонка. Оставь её.

- Молчи, Эол, - рявкнула ведьма Кирка. – Ты и так уже много сказал. Так что тебя интересует, дитя моё?

Не веря, что делаю это, я сжала пальцами юбку и повторила тихо:

- Вы сказали, что вам всё равно, если деревня превратится в пустыню. Что такое пустыня?

- Какая прелесть, - усмехнулась ведьма. – Ей говорят, что деревне конец, а она интересуется пустынями. Знай, дитя моё, пустыня - это то, во что превратится ваше селение, когда мой колодец перестанет давать воду. Это значит ни единого деревца, куста или травинки. Только потрескавшаяся почва и беспощадное солнце. Поняла, дитя моё?

Когда представила, что место, в котором родилась, станет таким безжизненным, как обещает старуха, по спине прокатилась волна мурашек размером с жука, а в груди всё сдавило.

- Но это ужасно! – вырвалось у меня.

На меня зашикали, послышался шёпот и слова негодования, мол, я глупая девка, которая только злит старуху. Но та вдруг рассмеялась так, что на затылке зашевелились волосы.

- Это, действительно, прелестно, - проговорила она сквозь смех. – Такая наивность и смелость. Ты ведь знаешь, с кем говоришь и кому перечишь?

- Не уверена, - честно призналась я. – Но превращать деревни в пустыни нехорошо. Даже если вас когда-то обидели.

Ведьма Кирка зашлась в таком хохоте, что стены снова задрожали, балки заходили ходуном, рискуя обрушить на нас всё трехэтажное здание, а воздух зазвенел от холода. Она хохотала долго и от души, пока с потолка не стали сыпаться крупные щепки.

- Перестаньте! – громко попросила я. – Вы сыплете на нас деревяшки.

Старейшина охнул и схватился за голову, всем видом показывая, чтоб я молчали и не провоцировала ведьму. Но та неожиданно прекратила смеяться и проговорила охрипшим от хохота голосом:

- Прелестно… прелестно. Подойди, дитя моё.

Ноги моментально потяжелели. Хотела остаться на месте, но кто-то подтолкнул в спину, пришлось встать. Еле передвигаясь и чувствуя, как сердце ударяется о грудную клетку, я приблизилась к корыту и заглянула в воду.

На меня взглянула пожилая женщина с морщинистым лицом и пронзительными холодными глазами. Она смотрела внимательно, словно изучала, и пыталась прочесть мысли. Спустя несколько мгновений произнесла:

- Сколько тебе лет?

- Восемнадцать, - ответила я.

- И в этой жуткой деревне тебя ещё не упекли замуж за первого встречного? – поинтересовалась она буднично.

Я покосилась на Грэма, который сунул уже обе руки в карманы, и сказала тихо:

- Меня обещали.

Ведьма фыркнула.

- Понятно. Конечно, обещали. Скажи, дитя моё, кто твои родители?

Вновь подняв голову, я окинула взглядом отца и мать, которые так и застыли, обняв друг друга.

- Моя мать, ваша дочь Мэри. А отец – Ромур. Кроме меня у них ещё шестеро детей. Я самая младшая.

Глаза ведьмы сверкнули, словно два драгоценных камня. На секунду показалось, морщины разгладились, а по волосам прокатился радужный всполох.

- Седьмое дитя, - выдохнула она. – Не думала, что моя дочь окажется такой плодовитой.

Я ждала ещё каких-то объяснений, но она продолжала смотреть на меня, вглядываясь в самую душу. Лишь когда хотела отойти от корыта, ведьма проговорила:

- Этот, которому тебя обещали, тебе не пара. Да-да, вот тот, что сейчас у стены сунул пальцы в карманы и не сводит с тебя глаз. Не пара. И никогда не будет. Где Эол?

Я оглянулась, а старейшина приблизился к тазу и навис над водой.

- Я здесь, Кирка. Здесь.

Ведьма окинула его презрительным взглядом и произнесла:

- Слушай меня внимательно, старик. Я помогу вашей деревне. Но не ради тебя и твоих жителей. А ради своей внучки. Она седьмое дитя через колено и единственная, кто интересует меня во всём вашем селении. Если она одна сможет прийти ко мне через Терамарский лес, я дам ей заклятье, которым можно будет зачаровать колодец. Сделать это сможет только она. У вас тямы не хватит. Даже у тебя.

По мне прокатилась волна ужаса, я едва сдержалась, чтобы не закричать. Мать упала без чувств, а отец уложил её на лавку. Старейшина вцепился пальцами в край корыта и произнёс:

- Ты обрекаешь нас. Она лишь дева. Как ей пройти через Терамарский лес?

Ведьма пожала плечами и сказала:

- Я ведь прошла.

- Но ты ведьма! – не выдержав, крикнул старейшина. – А она лишь дева, обещанная стать верной женой. Она должна быть дома и готовиться к замужеству! Пусть отряд наших лучших воинов отправится к тебе за заклятьем, а ты подробно расскажи им, как и что делать. А она уж сделает.

Лицо ведьмы Кирки стало непроницаемым, она произнесла холодно:

- Ни один отряд не пройдёт через Терамарский лес, если того не захочет сам лес. А лес не любит отрядов. Запомните, я жду только Шарлотту.

Едва она закончила фразу, водяная поверхность задрожала и покрылась рябью, воздух потеплел, а факелы вновь наполнили помещение мягким светом.

Кто-то спешно выскочил на улицу, но большинство осталось. Я всё ещё смотрела на воду, к которой постепенно возвращается прозрачность, но когда из глубины помещения донёсся голос, я вздрогнула и подняла взгляд.

На меня смотрел торговец голодными, жадными глазами.

- Я не хочу, чтоб моя наречённая ломилась в этот жуткий лес, - проговорил он.

- Никто не хочет, - отозвался старейшина. – Но все слышали ведьму. Верьте мне, она непреклонна и не пожалеет, если от деревни останется лишь пустыня.

Мой отец, наконец, пришёл в себя и привёл в сознание мать, которая с ошалелыми глазами вертит головой, словно не соображает, что происходит.

- Я не пущу дочь в такое место, - сказал он и кивнул Грэму. – Мы не для того растили её, чтобы дать сгинуть в Терамарском лесу.

Грэм добавил:

- И я не для того ждал полгода, чтобы отпустить её зверям на расправу. Это моя дева, она мне обещана, и я хочу делать с ней то, что положено делать любому нормальному мужу.

Кто-то одобрительно закивал, поддерживая его, а я представила, что, когда нас свяжут священными узами, придётся терпеть его каждый день и вести себя как покорная овца. Все мечты о счастливой жизни уйдут в небытие, а любовь останется несбыточным сном. И я поняла: если ей не суждено сбыться, то лучше уж она не сбудется по моей воле, а не по воле кого-то другого.

Прежде, чем успела додумать, изо рта вылетели слова:

- Я пойду через Терамарский лес.