Когда родители это услышали, оба охнули в один голос, а Грэм вышел вперёд и ударил кулаком в ладонь, глаза сверкнули, как у разъярённого быка.
- Такого разрешения тебе никто не давал, дева! – прогудел он.
Но я, почему-то осмелев после разговора с ведьмой, сжала кулачки и ответила:
- А кто тогда пойдёт? Ты сам слышал, что она никого не примет, кроме меня. Или ты из-за своих желаний позволишь сгинуть всей нашей деревне?
- Но это безумство! – снова прогудел Грэм, не сводя с меня бешеного взгляда. – Как вы можете отпускать её? Эта дева уготована мне! Я не желаю, чтобы её у меня забирали! Она обещана! Обещана!
Старейшина прервал его речь взмахом ладони. У самого лицо бледное, вокруг глаз образовались круги, словно не спал ночь, а потом ещё ходил до поля и обратно.
- Уймись, Грэм, - сказал он. – Ты не хуже всех нас понимаешь, как важен колодец, и то, что сейчас произошло, даёт всем шанс. Мы не можем его потерять из-за твоего сладострастия.
Лицо торговца потемнело, ноздри раздулись, словно из них вот-вот повалит дым, он выругался так грязно, что у меня невольно потеплели щёки. С рычанием Грэм ударил кулаком в стену, доски хрустнули, распихивая людей, он направился к выходу.
Когда торговец покинул дом старейшины, я испытала некоторое облегчение. Я ещё не до конца понимала на что согласилась, но, почему-то казалось, хуже участи, чем стать женой торговца, нет.
Мать, наконец, перестала причитать, только тихонько постанывает и бормочет слова молебнов. Отец посуровел, но по лицу поняла: он, даже если не хочет отпускать меня, рисковать остальной семьёй не станет. Он не возьмёт на себя ответственность за гибель всей деревни вместе с детьми и внуками.
- Я пройду через Терамарский лес и принесу заклинание, - повторила я уже громче, чтоб слышали все.
Потом направилась к выходу. Когда проходила мимо отца, тот чуть повернулся ко мне, и я услышала тихое:
- Прости нас. Ты верно решила.
Передо мной расступались, как перед высокородной леди, и впервые в жизни казалось, что несмотря на опасность, делаю всё правильно.
Подобрав юбки, чтоб не волочились в пыли, я двинулась вверх по тропинке в сторону дома. Он находится на другой стороне деревни, и к нему ведут два пути. Широкая дорога идёт по дуге в обход, а та, что узкая – рядом с рощей, но прямо.
По узкой дороге тоже горят факелы, поэтому решила срезать и бодро зашагала вперёд. Меня переполняли противоречивые чувства. От страха перед лесом тряслись колени и пересыхало во рту, но, в то же время, испытывала облегчение, что торговец ко мне не притронется. Запах его рта, в котором брага бывает чаще, чем еда, казался отвратительным, но из-за правил деревни и покорности родителям приходилось терпеть. Но теперь у меня появился шанс. И, несмотря на опасный выбор, я испытывала подъём.
Неожиданно за плечо ухватили цепкие пальцы, а рот плотно зажали. Я испуганно дёрнулась и попыталась закричать, но получилось лишь мычание. Паника накатила тугой волной, я задрыгала ногами, но меня подкидывали и тащили в рощу в самом начале Терамарского леса, где в сиянии месяца темнеют кусты.
Лишь когда свет факелов превратился в оранжевые точки и затерялся в листве, меня развернули и с силой швырнули в траву. Я хотела закричать, но от ужаса горло перехватило, получился сдавленный хрип.
- Я же говорил, что ты обещана мне, - донеслось глухое, и из темноты выступила фигура Грэма.
- Не смей меня трогать, - прошептала я. - Не смей… Это не по закону…
- А по закону отбирать у названного наречённую? – спросил он зло. – Они первые нарушили слово. Значит, и я могу.
Я попыталась подняться, но торговец накинулся на меня всей массой и прижал к земле.
- Давай, - зашептал он на ухо, - покажи, какая ты сладкая. Я же не просто так нарушаю одно из главных правил деревни.
- Не трогай меня, - прошептала я, трясясь всем телом и пытаясь его отстранить, но он лишь сильнее придавил.
Его ладонь легла мне на грудь и сдавила так, что я застонала от боли.
- Стони, - довольно прохрипел Грэм. – Сейчас ты будешь извиваться подо мной. Тебе понравится.
Он стал быстро задирать юбки, в ужасе я пыталась сопротивляться и кричать, но получались лишь сипы. А торговец коленом раздвинул мне ноги. Его палец оказался там, где меня никто прежде не касался, по телу прокатилась волна незнакомого жара, я забилась, не представляя, что он собирается делать, а Грэм продвинул его вглубь и сказал хрипло:
- Вот она… Невинность. Ах…Как ты невинна... Это сводит с ума. Раздвинь ноги, Шарлотта. Давай же.
- Нет… пожалуйста, не надо, - молила я, а по щекам катились слёзы. – Не трогай меня. Ты не должен.
- Перед таким ни один мужик не устоит, - хрипел он мне в ухо и продолжал сдавливать грудь. – О, как ты хороша, Шарлотта…
Он опустил вторую руку вниз и отнял пальцы от сокровенного. На секунду подумала, что к нему вернулся разум, но через мгновение ощутила твёрдое и горячее возле самого средоточия.
- Расслабься, и будет не так больно, - проговорил он, облизываясь.
Грэм чуть подался назад, я зажмурилась, приготовившись к страшному. Я не знала, что он пытается сделать, но это казалось сущим кошмаром.
Лицо Грэма исказилось сладострастной улыбкой. В этот момент за кустами справа послышалось рычание. Глухое, утробное, не похожее ни на одно из тех, что слышала прежде.
Я застыла. Грэм тоже замер и оглянулся. Он смотрел в кусты, но в темноте ни он, ни я не могли ничего разглядеть.
- Что за дрянь, - произнёс он зло и поднялся, чтобы проверить.
В кустах снова зарычали, а я пользуясь заминкой, вскочила и кинулась через рощу к деревне. Послышались вскрик и ругань, Грэм ринулся за мной, но мне казалось, он не столько гонится, сколько убегает.
Я всё ускорялась. Когда впереди замаячил дом, в груди ухнуло, а ноги понесли быстрее. С разбегу ударившись в дверь, я влетал в дом и захлопнула створку, прижавшись спиной. Сердце стучало, как у перепуганной мыши, дыхание сбилось, я доковыляла до табуретки и, опустившись, просидела так, казалось, вечность.
Очнулась лишь когда дверь вновь отворилась, и на пороге возникли родители. Оба поникшие и бледные.
Отец сказал с порога:
- Старейшина решил, что тебе стоит отправиться в путь завтра.
Я подняла на него уставший взгляд и кивнула. После того, что произошло, я готова был отправиться в Терамарский лес хоть сейчас, босиком и в чём есть, только бы подальше от человека, которому плевать на других.
Мать снова запричитала, принялась бегать по кухне, собирая какие-то туеса и котомки, заглядывать в сундуки, доставать вещи. Но мне ничего не хотелось. Мне не объяснили, в чём состоит таинство между мужем и женой, не объяснили, что пытался сделать Грэм, но теперь у меня сложилось чёткое ощущение, что всё это ужасно и страшно. И что лучше идти через Терамарский лес, чем подвергать себя такому кошмару.
- Шарлотта, милая, возьми с собой чепец, и рубашку, и вот это ещё…
Мать собрала огромных размеров баул, который под силу поднять только отцу, и оставила его посреди комнаты. Я окинула это великолепие усталым взглядом и поднялась.
- Мне нужно выспаться, - произнесла я. – Завтра непростой день.
Родители останавливать не стали, и когда добралась до кровати, уснула, едва коснувшись подушки и даже не раздеваясь.
Открыла глаза поздним утром, когда солнце уже поднялось и светит золотым лучом в глаз. Поначалу нежилась в его тепле, но события прошедшего дня постепенно всплывали в памяти, и мысли становились тяжёлыми. Когда они дошли до Грэма, я поднялась, готовая бежать от него хоть на край мира.
Наскоро умывшись из тазика, я надела дорожное платье с чёрной юбкой, белым верхом и шнуровкой под грудью. Постаралась завязать потуже, чтобы было удобней в дороге, но верёвочки слишком приподнимали её, а это слишком вызывающе. Пришлось немного ослабить.
На ноги натянула высокие чулки до самого бедра, с плотной подошвой, чтобы избежать мозолей. И обула сапожки из красной кожи. Их отец выменял мне на мешок муки. Волосы у меня всегда были очень густые, сегодня я сплела их в две косы, которые лежат на плечах, как тугие канаты золотистого цвета.
Я бросила взгляд на своё отражение в тазу. На меня из воды посмотрела голубоглазая девица с тонкими чертами лица и полными губами. Их мама называла тощими и пыталась всегда меня откормить. Но, к её досаде, моя фигура всегда оставалась стройной.
Закончив с дорожным нарядом, я спустилась на первый этаж. Родители словно не уходили, уже ждали за столом.
Заметив меня, мать вскочила и кинулась навстречу.
- Ой, дитятка моя! – запричитала она. – Как же ты одна пойдёшь через лес! Откажись, милая, откажись. Я посажу вас с Грэмом в телегу и тайно вывезу. Не ходи…
Отец резко прервал её.
- Держи себя в руках, женщина, - сказал он. - Головой думай, а не сердцем. У тебя ещё шестеро детей и пятнадцать внуков. Ими ты готова жертвовать?
- Ой, дитятки мои! – запричитала мать ещё громче и, качая головой, пошла к мешку, который за ночь стал ещё больше. – Что же это делается, что делается…
Наблюдать терзания родителей было тяжело. Мать всегда была доброй женщиной, хоть и не самой умной. Но очень меня любила. Как и отец. Но сейчас их причитания только путали и отяжеляли.
- Будь спокойна, мама, - проговорила я. – Это единственный способ всех спасти.
А мысленно добавила: «И хотя бы временно избавить меня от Грэма».
- Ах, дитя моё, - тяжело вздохнув сказала мать. – Возьми плащ, в лесу ночью холодно.
Плащ я взяла. Красный, с капюшоном и завязками под ним. Но мешок, собранный ею, брать отказалась, согласившись лишь на маленькую корзинку с пирожками, которые мама напекла ночью.
Спустя череду наставлений, рассказов и всхлипываний, я стояла на краю деревни. Меня провожали все от мала до велика. Старейшина, жнецы, кузнецы, торговцы. Даже матери с новорождёнными пришли посмотреть на деву, согласившуюся идти через Терамарский лес.
Я старалась держаться достойно, опускала взгляд и молчала, потому что если бы начала говорить, разразилась бы рыданиями от страха. Осознание действительности накатило в момент, когда вышла на дорогу, и теперь внутри всё тряслось от ужаса. Но даже если бы я вдруг решила отказаться, пути назад не было. Слишком многое зависит от моего путешествия и слишком много жизней поставлено на карту.
Грэм стоит чуть в стороне и смотрит на меня, как кот на мышь, которая умудрилась вырваться из цепких лап. И только его жгучий взгляд придаёт уверенности и смелости. Глядя как он раздувает ноздри и облизывает губы, я понимала, что в Терамарском лесу у меня есть шанс.
А здесь шанса нет.
- Не сходи с тропы, - проговорил отец, обнимая меня напоследок.
- Я постараюсь, отец, - сказала я тихо.
Мать с рыданиями обрушилась мне на грудь, и отцу пришлось её оттаскивать, чтобы я не зарыдала вместе с ней, видимо, заметил, как дрожит подбородок.
Некоторые женщины принялись вытирать глаза, и я отвернулась к лесу, чтобы не видеть их лиц и самой не поддаться чувствам.
Он начинался сразу за полем, через которое тянется узкая дорога. По ней ходят редко, и местами она заросла спорышом.
Не оборачиваясь более, я двинулась вперёд, держа на вытянутых руках перед собой корзинку с пирожками. Когда дошла до середины поля, всхлипывания и причитания затихли, и мне почему-то стало легче. Шумела трава, чирикали какие-то птахи, а мир казался уютным и доброжелательным.
Но когда оказалась перед стеной деревьев, меня окатила волна тревоги. Лес смотрел на меня полумраком крон, словно оценивает достойна ли я вообще в него войти. Терамарский лес славился тем, что ушедшие в него редко возвращались, а жуткий вой и хохот, которые доносились из него в полнолуние, отбивали охоту соваться туда даже у самых горячих смельчаков.
И вот я стою перед ним.
Некоторое время я боролась с паникой и страхом, которые накатывали с такой силой, что тряслись колени. Мелькнула мысль броситься бежать вдоль леса, но я знала, селяне наблюдают с окраины деревни и будут смотреть, когда скроюсь за стволами. Убежать не получится.
Борясь с эмоциями, я подумала о том, для чего это делаю, о шансе отсрочить свадьбу, о спасении деревни. И, наконец, переступила черту леса.
Едва оказалась под тенью крон, меня охватила прохлада. Возникло ощущение, что лес отделён от остального мира невидимой стеной, которую мало кто решается преодолеть.
- И совсем не страшно, - прошептала я, осторожно двигаясь по тропинке и вертя головой. – Просто лес. Просто деревья. Ничего такого.
Я убеждала себя так горячо, что сама начала верить в безопасность леса. Высоко в ветках чирикают птицы, где-то стучит дятел, в верхушках шелестит ветер. Всё выглядит, как в самом обычном лесу.
Понемногу я начала расслабляться и даже любоваться красотой, которая в Терамарском лесу отличалась от того, что видела в рощах.
Стволы в три обхвата, покрытая мхом кора, разлапистые ели и высокие сосны, чья хвоя бросает густую тень. Местами встречались кустарники с ярко-голубыми ягодами, хотелось их попробовать, но я знала, что яркие ягоды часто бывают ядовитыми.
- Наверное, они уже и не помнят, почему нельзя ходить в Терамарский лес, - стала рассуждать я вслух. – И вообще, наверное, не помнят, как выглядит настоящий лес. А что в полнолуние страшные звуки доносятся… Так, наверное, из любого леса так…
Я шла по тропинке, которая становилась всё уже. Местами она заросла травой, что значит, по ней не ходили уже много лет. Приходилось находить, снова вставать на неё, потому что, несмотря на кажущуюся приветливость, я помнила наказ отца не сходить с тропы. И нарушать его не хотелось.
К тому же иногда возникало ощущение, что за мной наблюдают. От этого по спине проносились мурашки и подкашивались колени. Мелькнула мысль, что это из-за перенесённого ужаса. Тем более я шла почти весь день, и теперь стало смеркаться, а в потёмках всегда мерещится страшное.
Но когда позади хрустнуло, я обернулась.
На тропе стоял Грэм.
Взгляд, как у дикого быка, ноздри раздуты, грудь вздымается часто, словно бежал всё это время. Внутри всё рухнуло. Я проговорила сдавленно:
- Что ты… здесь делаешь?
- Пришёл забрать то, что мне обещали, - проговорил он, выплёвывая слова и морщась. – Если не честным браком, то так, как считаю нужным.
- Ты не можешь… - выдохнула я и попятилась по тропе глубже в лес.
- О, ещё как могу, - проговорил он. – Даже больше, чем могу. Тут меня никто не станет наказывать. Никто не узнает. Ты же сама вызвалась идти в Терамарский лес. Все решат, что ты пропала. А я тем временем сделаю тебя моей. Никто не узнает, Шарлотта, никто не узнает...
Последних слов я не расслышала, потому что неслась по тропе дальше в лес, думая лишь о том, как скрыться от самого страшного человека, которого встречала. Подол платья цеплялся за ветки, плащ распахивался, словно крылья огромной птицы, и тоже мешал бежать. Но я не останавливалась. В памяти пульсировал облик Грэма, который бесцеремонно задирает мне подол, и его пальцы грубо лезут туда, куда нельзя.
Позади раздавался топот. С ужасом я поняла, что он догоняет и догонит, если буду продолжать бежать по тропе. Пару секунд колебалась, страшась свернуть в сторону, где уже начала сгущаться тьма, но голос позади подтолкнул к решению.
- Шарлотта! – закричал Грэм. – Вернись немедленно! Я всё равно нагоню тебя!
Подкинув плащ, я резко свернула влево и рванулась сквозь кусты и траву. Поначалу они цеплялись, мешая передвигаться, но потом помчалась между ними, скрываясь в густой листве и опускающемся полумраке.
Я бежала без оглядки, забыв обо всём на свете, и желая лишь умчаться подальше от этого человека. Топот его шагов через некоторое время исчез, лишь пару раз я слышала его взбешённый и протяжный крик.
- Шарлотта! – орал он. – Я доберусь до тебя, Шарлотта!
Но я не слушала и продолжала бежать. В какой-то момент нога зацепилась за корягу, я не удержалась и полетела вниз. Но вместо того, чтобы рухнуть на землю, покатилась по склону, пропарывая в залежавшейся листве дорожку.
Как ни пыталась затормозить, меня всё несло вниз, и остановилась лишь когда оказалась на ровном месте.
Некоторое время просто лежала, пытаясь прийти в себя после встречи с Грэмом и падения. Этот человек не желал оставлять меня в покое, даже когда во всеуслышание заявила, что пойду в Терамарский лес, лишь бы не становиться его женой. Это пугало, потому что такие люди способны на всякое. И я была рада, что удалось от него сбежать во второй раз.
Когда сердце перестало тарабанить как ненормальное, я, наконец, подняла голову.
И меня вновь окатило волной страха.
Вокруг сплошная темнота, я сижу на небольшом пятачке, который освещается луной. Та светит сквозь ветки, которые в бледном сиянии кажутся кривыми пальцами огромных чудовищ. Корзинка валяется рядом. Пирожки, видимо, рассыпались при падении, и внутри осталось всего три штуки.
В кустах впереди снова хрустнуло. С холодком мелькнула мысль, что это Грэм, который каким-то волшебным образом сумел меня выследить и догнать.
Но когда послышался глухой, утробный рык, сердце ухнуло и упало в пятки, горло перехватило.
Через секунду в листве показались два горящих жёлтым глаза.
Я обомлела и застыла. Во время дороги я была так погружена в мысли о Грэме, о своей судьбе и деревне, что забыла о настоящей опасности, которую таит Терамарский лес.- Боги, помогите мне, - прошептала я, во все глаза таращась на два светящихся жёлтых пятна.Раздался рык, и зверь с тихим шорохом выпрыгнул из кустов. В свете луны я увидела волка, размером с телёнка. Чёрная шерсть блестит, глаза горят, а пасть оскалена, и из неё торчат клыки размером с ладонь.Зверь медленно стал подходить. Я зажмурилась, не желая видеть, как гибель приближается в виде огромного волка. Потом услышала низкий, с хрипотцой голос.- Красивая. И пахнет хорошо.Я открыла глаза и быстро покосилась по сторонам, надеясь увидеть хозяина голоса. Но вокруг лишь тёмный лес и гигантский волк.Сглотнув пересохшим языком, я приподнялась на локтях и поползла назад. Волк лязгнул зубами и резко прыгнул на меня, я взвизгнула, а звериная морда оказалась прямо перед лицом.Он
Казалось, я проспала целую вечность. Когда проснулась, в окно доносились трели птиц, а лунная дорожка сменилась солнечной.Я села на постели. Только теперь смогла оглядеться. Вчера вечером из-за пережитого ужаса и полумрака в комнате я видела лишь кровать, но сейчас взору предстала вся комната, и я затаив дыхание ползала по ней взглядом.Она оказалась достаточно большой, чтобы разместить целую отару овец. Окно справа – широкая бойница без стекла, и воздух свободно проходит внутрь. Чуть дальше, возле стены, шкаф и небольшое трюмо с зеркалом и табуреткой. Слева гигантский камин, где догорают поленья.Кровать, на которой сижу, широкая, словно рассчитана на четверых. Я заснула поверх шкур. Осторожно откинув одну, обнаружила пушистое одеяло, что значит, ночами может быть холодно. Между кроватью и камином широкая медвежья шкура, и я вздрогнула, представив, кем должно быть существо, способное убить такого огромного зверя.Немного посидев на постели, я спус
Я замерла, не зная, как реагировать на такую просьбу, но волк проговорил:- Ты либо сама ложишься, либо тебе помогаю я. Выбирай.Его звериную силу я уже успела оценить, и не хотелось, чтобы он применял её ко мне. Выпрямившись, на трясущихся ногах, я подошла к дереву и опустилась на траву.- Ложись на спину, - приказал волк. – И согни колени.Когда я дрожа, словно осиновый лист, повиновалась, волк некоторое время просто стоял рядом и смотрел как я лежу, раскинувшись на траве. Внутри меня всё клокотало. Если с Грэмом я хотя бы понимала, что тот хочет меня обесчестить, пусть и неизвестным для меня образом, то действия Вергена оставались загадкой. От чего трясло ещё сильнее.- Ты невинна, - проговорил волк неожиданно. – И, судя по твоим словам и реакции, родители не удосужились объяснить тебе, что к чему. Что ж, я исправлю это недоразумение. Но в отличии от них, у меня есть возможность не рассказывать, а показывать.Прежде, чем я усп
Встав из-за стола, я расправила юбки и попыталась подтянуть край выреза на платье. И вновь ничего не вышло. Вздохнув, я подобрала подол и двинулась к выходу из обеденного зала, которому больше подходит название обеденная пещера.Едва покинула его, меня окутал полумрак. Факелов, видимо, в коридорах не зажигали никогда, и перемещаться пришлось на ощупь, осторожно пробуя носком пол перед собой.Не знаю, сколько так бродила по замку волка. Вновь мелькнула мысль о побеге, но я прекрасно понимала, что теперь шансов в Терамарском лесу у меня нет. Верген нагонит. И, очевидно, будет совсем не рад.Но поддаваться его напору я не собиралась. Всю жизнь я мирилась с тем, что придётся выйти замуж за того, кого выберет отец. И настоящая любовь останется далёкой мечтой, поскольку не верила, что смогу полюбить Грэма, как полюбила моего отца мать. Тем более, как выяснилось, мать убежала с ним по большой любви и даже ослушалась бабушку – опасную ведьму.Меня же они ли
К моему горячему стыду, платье, которое волк выдал мне вначале, оказалось самым скромным и приличным. Остальные же выглядели как воплощение срама. Одни короткие настолько, что оголят колени даже самой низкорослой девушке, у других вырез на спине опускается ниже линии пояса, третье непристойно облегает тело. Обнаружив несколько корсетов, ощутила, как вновь запылали щёки. Один из них, судя по крою, не прикрывает грудь, а напротив – оголяет.Я не могла понять, зачем волку такое обилие срамных женских нарядов, но когда обратила взор к ночным рубахам, охнула и отшатнулась.- О, боги! – вырвалось у меня. – Как непристойно… как же это непристойно…Ночные рубахи сплошь оказались короткими и едва прикроют бёдра. На тонких лямках и с треугольными вырезами на месте декольте, доходящие до самого живота.- В такой одежде будешь чувствовать себя скорее раздетой, чем одетой, - проговорила я, опасливо касаясь пальцами ткани.Н
Носа коснулся запах свежей выпечки. Открыв глаза, я увидела мускулистую фигуру в килте возле столика, на котором поднос с блюдами. Чёрные волосы до самых плеч, килт висит слишком низко на бёдрах, словно небрежно завязанное полотенце.Волк ковыряется с чем-то на подносе, а я невольно засмотрелась на его могучую спину и тонкую талию. В деревне хорошие мужские фигуры встречались только у жнецов, но даже у них со временем вырастал живот. У волка же тело выглядело, словно натянутая тетива, поджарое, крепкое, с тугими узлами мышц и чёрной порослью на ногах, груди и там, куда он подпустил меня ночью.Смутившись собственным мыслям, я отвела взгляд.- Ты будешь пирог или фрукты? – проговорил волк не оборачиваясь.Я вздрогнула, поскольку не ожидала, что он заметил, как я проснулась.Не дожидаясь моего ответа, зверь продолжил:- Рекомендую пирог. Завтрак – самый важный приём пищи, он должен быть приятным и сытным.Он развернулся. В о
Я отложила историю Терамарского леса и взяла книгу из рук Вергена. Распахнув, первое, что увидела, это таблицу с выстроенными в ровные ряды и столбики символами.- Это начертания, - сказал волк. – Первоначальные символы, из которых строятся слова и предложения. В жизни ты давно ими пользуешься, просто пока не знаешь, как они выглядят на пергаменте.Я приблизила фолиант к носу, стараясь получше разглядеть символы. Они выглядели незнакомо и странно, но некоторые напоминали знакомые формы. Самая первая похожа на дом с двускатной крышей, какие делают в хлеву. Есть та, что похожа на кольцо, та, что напоминает разгневанную матушку, которая уперла кулаки в бока…- Все эти знаки тебе следует выучить, - просто сказал зверь.С сомнением отклонившись, я проговорила, хотя рисковала прослыть глупой:- Не уверена, что это возможно. Их слишком много. Как запомнить столько непонятных завитушек?- Ну, - протянул волк, - на самом деле, не так мно
Я смотрела на него невинными глазами, хотя после всего произошедшего понимала, о чём говорит зверь. И в глубине души испытывала горячее любопытство, поскольку он открывал мне мир, о существовании которого не представляла. И не узнала бы, не пересохни колодец, не выяснись, что моей бабкой является сильная ведьма. По странному велению судьбы теперь я находилась в самом опасном, но и самом удивительном положении за всю жизнь.Оправив небрежным движением килт, который ещё немного топорщится впереди, он проговорил:- Ну?- Что, ну? – не поняла я, выпадая из размышлений.- Я спрашиваю, - терпеливо произнёс Верген, - оставить тебя здесь, в библиотеке, или у тебя есть другие пожелания?Остаться в библиотеке было заманчиво, но читать я всё ещё не умела, кроме трех букв. И находиться здесь, значит дразнить голодный ум, который пока не в состоянии проглотить необъятные куски знаний.Я покачала головой и сказала:- Нет, пока мне рано остава