Иван
Если ты – миллиардер, на тебя все смотрят, как на модель с четвёртым размером буферов и длинными ногами, и ни у кого не возникает сомнений, что от тебя надо. Я привык не нравиться. Но услышанное в той ободранной кухне зацепило, застряло в горле, будто я костью от осетра поперхнулся. И только когда Рита рассмеялась в машине, подхватив мою шутку, всё развеялось. Звонкость её смеха, задор в синих глазах, и я снова ощутил себя семнадцатилетнем пацаном.
– Ты не против, если я всё-таки переоденусь без стриптиза на улице и брошу вещи в гостинице? – спросил я.
– Конечно, в гостинице наверняка и поесть можно? – ответила она.
– В Рэдиссоне аж пять ресторанов, два бара и один ночной клуб.
–
РитаЯ удивлялась себе: как можно вечером обожать человека, которого утром ненавидела? У меня что-то не так с головой? Или всё дело в живущем, бурлящем во мне электричестве, которое включалось, когда Иван рядом?Ваня, любопытный, хулиганский и какой-то свой, вызывал во мне восхищение. Мне нравились его пальцы, идеальной формы уши, хотя я готова поклясться, что ни на чью больше форму ушей я не засматривалась. Мне нравилось смотреть на его лицо, на выражение его глаз с уже узнаваемыми, но тщательно спрятанными чёртиками, на губы, выдающие очередной сарказм с совершенно серьёзным лицом. Из него получился бы великолепный «Доктор Хауз» строительной индустрии!Кстати, он замечал всё: архитектуру, промахи проектировщиков, материалы, цены и людей вокруг. Конечно, не обо всём говорил, но я постоянно отмечала его взгляд, цепкий, внимател
ИванЯ знал, что она не такая, как все, но разноцветные носки меня добили. Выбили из мозга привычный порядок вещей и включили что-то своё. Не знал, что чувство противоречия может быть таким сексуальным. И то, что подавлять мятеж так крышесносно хорошо!Страстная, дерзкая, смешливая, она свела меня с ума. Рррита...Мы занимались любовью, как безумные, как после десятилетия в разных камерах-одиночках, как будто после этого не должно остаться ничего – только два сгоревших трупа. От эйфории к ритму, от расслабления к взрыву.Горячая, горячая, горячая! – чувствовал я её внутри и не мог остановиться. Кажется, она проникла ко мне под кожу, растворилась в моей крови, а я пророс в неё – до боли, до дрожи и растворения, до экстаза. Рррита... От стона до шёпота.
РитаЯ проснулась, глаза открывать было лень. Голова гудела, тело было наполнено истомой, мышцы ныли, как после сверхтренировки с садистом-тренером, и губы тоже...«Это точно мне приснилось», – вяло подумала я о сумасшедшем вечере с Красницким и тут же почувствовала нежный поцелуй на своей щеке, виске, шее. Я разлепила ресницы и увидела над собой лицо Ивана. Он улыбался, полностью одетый, в светлой рубашке, галстуке, костюме, чисто выбритый, бодрый, с чуть влажными волосами.О блин, мы же ещё часа три назад...Ванька ласково погладил меня по щеке пальцем.– Ты мне снишься? – пробормотала я.– Скорее, ты мне. Но ты спи ещё, у тебя красиво получается, – шепнул он. – Я п
РитаНа панику я дала себе три минуты. Нет, семь, если честно. Потом встала, сунула обе пятерни в волосы, взлохматила их так, чтобы вибрации аж до мозгов дошли. Потрясла головой, заставляя себя думать.А что если разместить в Инсте пост с фото, где мы с Ванькой влюблённые и очень добрые?!Чёрт, он не говорил, что в меня влюблён. И речь не обо мне, а о самшите! При чём тут влюблённость?!Я забегала кругами по фешенебельной гостиной.Аааа, чёртова огнёвка! И почему всегда приходится выбирать? Почему не бывает просто и легко? Вот почему бы всем тем, кто кричит в комментариях «Ату его!» не приехать сюда и не убить хотя бы десяток паразитских бабочек, выместив на них затаённую агрессию на несправедливость мира?!И с какого пер
ИванВсё утро я был глупо и иррационально счастлив. Не понятно, почему такое солнце весеннее сегодня, почему умиляют коты в кустах и почему хочется с разбегу в море – плевать, что оно всего десять градусов! Но мир стал вдруг радостней, и ничего не бесило. Я назвал это про себя «эффектом Ррриты».Наверное, всё оттого, что секс с ней был потрясающим, – так и написал об этом в сообщении.А ещё не написал, но подумал, что и разговаривать мне с ней понравилась. Красивая женщина с чувством юмора, любовью к сексу и умом – это круче, чем all inclusive в клубе для избранных. В голове крутились ночные сцены и задорная мелодия.– Зачем ты занялась блогерством? –
ИванБандерлоги из сочинского департамента смотрели на меня, как загнанные в угол тараканы, а я орал:– Какого хрена вы устроили, я спрашиваю вас?! Что, специалисты-ладшафтники, дизайнеры природы хреновы?! У всех глаза были в заднице? Из штанов чёртову бабочку не разглядеть?! Ну, я слушаю!Крепкая тётка в красном с крашеными под платину волосами робко поднялась со стула.– Иван Аркадьевич, простите, я скажу. Когда мы заметили пару гусениц, мы сразу же приняли меры, обработали химикатами.– И что потом? Сдохли сволочи?! – навис я над ней.– Ну да...– А кто тогда Самшитовую рощу сожрал?! – гаркнул я,
ИванЯ вдруг почувствовал собственную слабость и щемящее предчувствие пустоты. Словно мальчишка, которому сказали, что любимый мульт осталось смотреть всего минуту, а потом телевизор выключат, и экран будет просто чёрным. Я кашлянул и поднёс трубку у уху.– Алло.– Привет, великий и ужасный! Всех передушил? Или отрываю от процесса? – весело спросила Рита.От её тона внутри что-то всколыхнулось. Моё собственное предгрозовое «Я» преломилось, как однотонный луч в призме при эффекте дисперсии, окрасилось радугой эмоций. Я обрадовался! И это странно.– Пока перерыв, а то и бандерлогами можно подавиться, – ответил я, выясняя, что способен шутить.–
РитаЯ неслась по лестнице вниз, сбивая пролёты. О лифте не могло быть и речи – вдруг Иван выйдет и скажет что-то ещё! Я же просто не переживу! Было бы проще, честнее, если бы он меня ударил, если бы наорал, обвинил во всех этих статьях проклятых, но не заявил о мести с такой холодной, садисткой насмешкой!Секс из мести хуже чем секс на спор! Я ненавижу его!Я выскочила из гостиницы и побежала. Куда? Не важно! Лишь бы не стоять, лишь бы не думать и перекрыть боль одышкой от бега.Я остановилась, увязнув каблуками в гальке перед морем, чёртовым морем цвета его глаз! Послеобеденное солнце скрылось за тучами и стало темно, будто в сумерки.«Надо было ударить! Надо было всё же ударить! Смазать эту наглую ухмылку, чтобы запомнил!» – как обычно, в поздний след метался мозг.