Рита
На панику я дала себе три минуты. Нет, семь, если честно. Потом встала, сунула обе пятерни в волосы, взлохматила их так, чтобы вибрации аж до мозгов дошли. Потрясла головой, заставляя себя думать.
А что если разместить в Инсте пост с фото, где мы с Ванькой влюблённые и очень добрые?!
Чёрт, он не говорил, что в меня влюблён. И речь не обо мне, а о самшите! При чём тут влюблённость?!
Я забегала кругами по фешенебельной гостиной.
Аааа, чёртова огнёвка! И почему всегда приходится выбирать? Почему не бывает просто и легко? Вот почему бы всем тем, кто кричит в комментариях «Ату его!» не приехать сюда и не убить хотя бы десяток паразитских бабочек, выместив на них затаённую агрессию на несправедливость мира?!
И с какого пер
ИванВсё утро я был глупо и иррационально счастлив. Не понятно, почему такое солнце весеннее сегодня, почему умиляют коты в кустах и почему хочется с разбегу в море – плевать, что оно всего десять градусов! Но мир стал вдруг радостней, и ничего не бесило. Я назвал это про себя «эффектом Ррриты».Наверное, всё оттого, что секс с ней был потрясающим, – так и написал об этом в сообщении.А ещё не написал, но подумал, что и разговаривать мне с ней понравилась. Красивая женщина с чувством юмора, любовью к сексу и умом – это круче, чем all inclusive в клубе для избранных. В голове крутились ночные сцены и задорная мелодия.– Зачем ты занялась блогерством? –
ИванБандерлоги из сочинского департамента смотрели на меня, как загнанные в угол тараканы, а я орал:– Какого хрена вы устроили, я спрашиваю вас?! Что, специалисты-ладшафтники, дизайнеры природы хреновы?! У всех глаза были в заднице? Из штанов чёртову бабочку не разглядеть?! Ну, я слушаю!Крепкая тётка в красном с крашеными под платину волосами робко поднялась со стула.– Иван Аркадьевич, простите, я скажу. Когда мы заметили пару гусениц, мы сразу же приняли меры, обработали химикатами.– И что потом? Сдохли сволочи?! – навис я над ней.– Ну да...– А кто тогда Самшитовую рощу сожрал?! – гаркнул я,
ИванЯ вдруг почувствовал собственную слабость и щемящее предчувствие пустоты. Словно мальчишка, которому сказали, что любимый мульт осталось смотреть всего минуту, а потом телевизор выключат, и экран будет просто чёрным. Я кашлянул и поднёс трубку у уху.– Алло.– Привет, великий и ужасный! Всех передушил? Или отрываю от процесса? – весело спросила Рита.От её тона внутри что-то всколыхнулось. Моё собственное предгрозовое «Я» преломилось, как однотонный луч в призме при эффекте дисперсии, окрасилось радугой эмоций. Я обрадовался! И это странно.– Пока перерыв, а то и бандерлогами можно подавиться, – ответил я, выясняя, что способен шутить.–
РитаЯ неслась по лестнице вниз, сбивая пролёты. О лифте не могло быть и речи – вдруг Иван выйдет и скажет что-то ещё! Я же просто не переживу! Было бы проще, честнее, если бы он меня ударил, если бы наорал, обвинил во всех этих статьях проклятых, но не заявил о мести с такой холодной, садисткой насмешкой!Секс из мести хуже чем секс на спор! Я ненавижу его!Я выскочила из гостиницы и побежала. Куда? Не важно! Лишь бы не стоять, лишь бы не думать и перекрыть боль одышкой от бега.Я остановилась, увязнув каблуками в гальке перед морем, чёртовым морем цвета его глаз! Послеобеденное солнце скрылось за тучами и стало темно, будто в сумерки.«Надо было ударить! Надо было всё же ударить! Смазать эту наглую ухмылку, чтобы запомнил!» – как обычно, в поздний след метался мозг.
ИванСтранное чувство – знать, что у тебя на счету миллиард и чувствовать, будто ничего нет. Я сидел, хватая ртом воздух, а в голову лезла не Рита, а та... другая. Первая. Её звали Юля. Мне было семнадцать, и я летел в универ на всех парах, потому что там обитала она – богиня! Девушка с прозрачными на просвет ушками, алебастровой кожей с розовым, как цветок, румянцем, с длинной каштановой косой и тонким, удивительно правильным, почти как у Риты, носом.Нет, Юля не была революционеркой, наоборот, она была рафинированной петербургской студенткой из семьи не слишком известного художника. Интеллигенция в чёрт знает каком колене. Умная, тонкая и не такая, как я. Я, ещё первокурсник, таскался за ней по промозглым улицам Петербурга, слушая её запойно.Казалось, она знала всё о барельефах, настенных панно, кариатидах, старинных дворика
РитаЯ увидела табличку WC в холле Рэдиссона и свернула туда: мне нужно было привести себя в порядок. Даже шаг на гильотину стоит делать, выглядя на все сто.Я стёрла следы туши под глазами и превратила рот из «улыбки Джокера» в чёткое алое пятно. Расчесала влажные волосы. Хорошо, что они у меня не вьются, нет эффекта взрыва. Готика и в мокром виде готика.Красное короткое платье, чёрные замшевые сапоги, промокшие насквозь. И глаза красные, опухшие, зато с аккуратными стрелками. Я выпрямилась. Всё, теперь хоть расстрел.
ИванЯ умею ждать, но сегодня это оказалось нестерпимо трудно. Наконец, такси остановилось, и я увидел её! Рррита! Моя... Я бросился к ней.Она выглядела измученной, но всё равно красивой. Что-то новое, таинственное появилось в её чертах, словно она знала то, что мне не дано. Но ведь я не отстану, я уже решил.Рита споткнулась, я поддержал её, и только тогда она меня заметила. Ошеломление, взгляд мне за спину и хриплое:– Да ты издеваешься!– Нет, – ответил я. – Даже не собирался. Я всё объясню.Она отшатнулась от меня и отряхнула руки.– Не утруждайся, я приехала встречаться не с тобой.Я понял
РитаМеня раздирало надвое, и казалось, что я попала в ловушку: Иван шёл позади, впереди толпились репортёры, справа – откуда ни возьмись, Сержик в почти приличном костюме и его коллега Антон в оранжевой куртке. Слева подскочил упитанный, жополицый чиновник, представившийся советником министерства природоохраны. Пиджак обтягивал круглую фигуру, лопаясь на пузе. Ах вот ты какой, Арсений Михалович Копытков! Розовощёкость, плешь, фальшивые поросячьи глазки – всё при нём. Обложили, черти.– Маргарита Валерьевна, нам стоит обсудить план выступления, – заявил, не здороваясь, чиновник.Я не успела брякнуть грубость в ответ, как из-за фургона с логотипом девятого канала вышел Влад Стеблух.– Привет, звезда! Я же говорил, что вместе поработаем! Я знал! – проо